Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

— Непременно упомяните в вашей статье о Шидловском, нужды нет, что его никто не знает и что он не оставил после себя литературного имени. Ради Бога, голубчик, упомяните — это был большой для меня человек, и стоит он того, чтоб его имя не пропало…

Шидловский, по рассказам Достоевского, был человек, в котором мирилась бездна противоречий: он имел “громадный” ум и талант, не выразившийся ни одним писаным словом и умерший вместе с ним…» [Д. в восп., т. 2, с. 204]

Образ Шидловского отразился в какой-то мере в образе Ордынова из «Хозяйке». В подготовительных материалах к «Идиоту» главный герой назван именем Шидловского.

Шиле Аделаида Гавриловна

(1842–1919)

Переводчица, писательница. Шиле — автор мемуаров «Из воспоминаний о Ф. М. Достоевском» (Современная жизнь, 1906, № 19, 1 /14/ фев.) и «Памяти Ф. М. Достоевского» (Биржевые ведомости, 1911, № 12144, 27 янв.), в которых рассказала, как познакомилась с Достоевским в 1864 г., ища переводческую работу, как он рекомендовал переведённую ею французскую книгу издателю А. Ф. Базунову, благодаря чему она получила первый в жизни гонорар, как она стала свидетельницей эпилептического припадка писателя у него дома и как, наконец, она уже в начале XX в. познакомилась с А. Г. Достоевской.

Шиллер (Schiller) Иоганн Кристоф Фридрих

(1759–1805)

Немецкий поэт, драматург, теоретик искусства. Пьесы «Разбойники», «Коварство и любовь», «Мария Стюарт», «Вильгельм Телль» и др., стихи, баллады, трактаты «О грации и достоинстве», «Письма об эстетическом воспитании человека» и др. Достоевский и его брат М. М. Достоевский были страстными поклонниками Шиллера с детства. В письме к Михаилу от 1 января 1840 г. Фёдор, сообщая подробности своей дружбы с И. Н. Шидловским, как они вместе читают Шиллера, восклицал: «Ты писал ко мне, брат, что я не читал Шиллера. Ошибаешься, брат! Я вызубрил Шиллера, говорил им, бредил им; и я думаю, что ничего более кстати не сделала судьба в моей жизни, как дала мне узнать великого поэта в такую эпоху моей жизни; никогда бы я не мог узнать его так, как тогда. Читая с ним Шиллера, я поверял над ним и благородного, пламенного Дон Карлоса, и маркиза Позу, и Мортимера. Эта дружба так много принесла мне и горя и наслажденья! Теперь я вечно буду молчать об этом; имя же Шиллера стало мне родным, каким-то волшебным звуком, вызывающим столько мечтаний; они горьки, брат; вот почему я ничего не говорил с тобою о Шиллере, о впечатленьях, им произведенных: мне больно, когда услышу хоть имя Шиллера…»

Впоследствии Михаил много переводил Шиллера, а Фёдор, впервые пробуя свои силы в литературе, написал несколько драм, в том числе и «Марию Стюарт», которая, судя по всему, была навеяна одноимённой драмой Шиллера. Позже, в статье «Книжность и грамотность» (1861) Достоевский писал: «Да, Шиллер, действительно, вошёл в плоть и кровь русского общества, особенно в прошедшем и запрошедшем поколении. Мы воспитывались на нём, он нам родной и во многом отразился на нашем развитии…» В самом конце жизни в письмах к Н. Л. Озмидову (18 авг. 1880 г.) и не установленному Николаю Александровичу (19 дек. 1880 г.), составляя по их просьбе список обязательных авторов для детей, Достоевский включил в него и Шиллера.

Ширмер

Петербургская домовладелица, у которой Достоевский снял квартиру в январе 1867 г. (Вознесенский проспект, 27, кв. 25), незадолго до свадьбы с А. Г. Сниткиной. Сохранилась расписка мужа хозяйки дома подполковника Ширмера за внесённый писателем задаток в размера 45 руб. сер.

Шкляревский Александр Андреевич

(1837–1883)

Писатель, автор книг «Рассказы судебного следователя», «Уголки трущобного мира» др. В «Гражданине» (1873, № 12, 19 марта) был опубликован рассказ Шкляревского «Накануне защиты преступника (Из записок присяжного поверенного)». Этому предшествовал небольшой скандал: автор, не зная, что рукопись его попала к издателю князю В. П. Мещерскому, обвинил в волоките с публикацией редактора Достоевского, прислав ему резкое письмо (не сохранилось), за которое потом извинился в новом письме и уверял, что является «жарким» поклонником Достоевского и даже подражает ему. Однако ж, в дальнейшем отношения их так и не сложились, и В. В. Тимофеева приводит в воспоминаниях рассказ писателя о том, как Шкляревский закатил ему «сцену» прямо у него дома в один из дней начала августа 1873 г. Эпизод этот красноречиво характеризует и самого Шкляревского, и Фёдора Михайловича, и тогдашние литературные нравы: «Встреча эта произвела на Фёдора Михайловича такое болезненно-тяжёлое впечатление, что он, по-видимому, долго не мог от него освободиться.

Дело было так. Шкляревский летом однажды зашёл к Достоевскому и, не застав его дома, оставил рукопись, сказав, что зайдет за ответом недели через две. Фёдор Михайлович, просмотрев рукопись, сдал её, как всегда, в редакцию, где хранились все рукописи — и принятые и непринятые. О принятии рукописи известить автора Фёдор Михайлович не мог, так как Шкляревский, будучи всегда в разъездах и не имея в Петербурге определённого места жительства, адреса своего не оставлял никому.

Прошло две недели. Шкляревский заходит к Фёдору Михайловичу — раз и два — и всё не застаёт его дома. Наконец в одно утро, когда Фёдор Михайлович, проработав всю ночь, не велел будить себя до двенадцати, слышит он за стеной поутру какой-то необычайно громкий разговор, похожий на перебранку, и чей-то незнакомый голос, сердито требующий, чтобы его “сейчас разбудили”, но Авдотья, женщина, прислуживавшая летом у Фёдора Михайловича, будить отказывается.

— И наконец они такой там подняли гам, — рассказывал мне Фёдор Михайлович, — что волей-неволей я вынужден был подняться. Всё равно, думаю, не засну. Зову к себе Авдотью. Спрашиваю: “Что это у вас там такое?” — “Да какой-то, говорит, мужик пришёл — дворник, что ли, — бумаги чтобы сейчас ему назад, требует. Сердитый такой — беда! Ничего слушать не хочет. И ждать не хочет. Непременно чтобы сейчас бумаги ему отдали”. Я догадался, что это кто-нибудь от Шкляревского. Скажи, говорю, чтобы подождал, пока я оденусь. Я сейчас к нему выйду. Но только стал одеваться и взял гребёнку в руки, — слышу, рядом, в гостиной, опять ожесточеннейший спор. Авдотья, видимо, не знает, что отвечать, а посетитель, видимо, дошёл до белого каления, потому что не так же я уж долго одевался и причёсывался, а он, слышу, кричит на весь дом: “Я не мальчишка и не лакей! Я не привык дожидаться в прихожей!..” А у меня, надо вам сказать, — пояснил Фёдор Михайлович, — мебель в гостиной на лето составлена в кучу и покрыта простынями, чтобы не пылилась, потому что летом некому её убирать. Ну вот, услыхав, что мою гостиную принимают за