Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

яростью взревел в нем голод при виде еды. В сравнении с угощением Кинроува наш вечерний пир казался скудной трапезой. Способ приготовления и пряности не были мне знакомы, как и сервировка блюд, но я не мог придраться к итогу. Запах пробудил в мальчике-солдате память о временах, когда Лисана была еще жива и каждый день питалась столь же великолепно. Щедрым вниманием и заботой о малейших нуждах спеки воздавали должное своим великим. На протяжении нескольких лет Кинроув оставался величайшим из великих, но Джодоли, как и все остальные, предвкушал, что, по мере того как он будет расти и копить могущество, его клан начнет оказывать ему подобные почести. Глядя на роскошь, в которой купался Кинроув, он предвидел свое возможное будущее. Сияющее лицо Ликари выдавало его радость. Оликея жадно оглядывалась по сторонам, накапливая воспоминания об этой чудесной ночи. К этому она и стремится: однажды она заживет, как Галея, и все станут угождать ей и почитать ее как любимую кормилицу великого.

Разговоры стихли, поскольку мешали трапезе. Оликея утверждала свое право подавать еду мальчику-солдату, причем с таким рвением, что мой рот ни на миг не оставался пустым. Фирада прислуживала Джодоли. Она словно состязалась с младшей сестрой в уходе за своим великим. Вскоре я понял, что соревнование действительно велось — не за еду, а в том, сколько каждый из нас может поглотить. Мальчик-солдат насытился, и даже более чем, но Оликея все заставляла его есть, уговаривая проглотить кусочек этого или попробовать чуточку того. Поведение, считавшееся постыдным на свадьбе моего брата менее двух лет назад, теперь приветствовалось как отменные манеры. Мальчик-солдат не только выказывал Кинроуву уважение, наслаждаясь его угощением, но и утверждал собственное положение, продолжая есть, в то время как Джодоли отвернулся от уговоров Фирады.

Единственным соперником мальчику-солдату осталась юная великая, чуть раньше предлагавшая Кинроуву меня убить. Не переставая жевать, мальчик-солдат краем глаза наблюдал за ней и пытался расслышать немногие произнесенные ею слова. Я уловил, что ее зовут Дэйси и что ее клан живет к северу от моего. Мальчик-солдат порылся в воспоминаниях Лисаны. Летом эти два клана почти не общались и только зимой, на побережье, делили охотничьи угодья под кронами хвойных деревьев. Но долина деревьев предков была общей для всех. Их великие находили там последний приют в стволах каэмбр так же, как и наши. Два дерева, павшие первыми, были древнейшими из их старейшин. Мой клан скорбел о них как о потере для народа, но клан Дэйси оплакивал убитых родичей. Не имело значения, что люди, воплощенные в деревьях, умерли многие поколения назад; наоборот, благодаря этому их восприятие мира и мудрость особенно ценились. Гернийцы уничтожили их связь с далеким прошлым. Их переполняла жгучая ненависть. И вот Дэйси следила за тем, как ест мальчик-солдат, а я наблюдал за ней. Ее главными кормильцами были двое мужчин: один примерно мой ровесник, а другой лет сорока. Они о чем-то совещались друг с другом, подавая ей еду, и мальчик-солдат несколько раз ловил на себе неприязненные взгляды младшего.

Совсем не так я представлял себе первую встречу с Кинроувом. Я вновь задумался, зачем он нас пригласил. Его кормилица надеялась заполучить амулет плодородия, это ясно, но, глядя на него и ощущая исходящую от него властность, я сомневался, что это единственная причина. Напряжение между ним и Дэйси казалось осязаемым. Зачем она здесь? Чего рассчитывает добиться? Я подозревал, что Кинроув разыгрывает более сложную политическую игру, чем мы можем вообразить. Это меня беспокоило.

Я начал жалеть, что мальчик-солдат успел насытиться раньше. Мой живот неприятно растянулся, и он ел без прежнего удовольствия, наблюдая за Дэйси и стараясь от нее не отставать. Та замешкалась, и ее кормильцы, склонившись к ней, принялись уговаривать ее продолжить трапезу. Она согласилась еще на кусочек.

Только теперь я понял, что делала Оликея. Она брала солидный кусок еды, подносила его ко рту мальчика-солдата, но часть прикрывала ладонью так, что казалось, будто он ест гораздо больше, чем на самом деле. Дэйси вспыхнула от гнева и бессилия и резко отвернулась от своих кормильцев. Оликея сделала вид, что наполнила его рот еще не один раз, а дважды.

— Думаю, тебе стоит пока остановиться, великий, — громко, чтобы ее услышали, сообщила она. — Обещаю, позже я найду для тебя еще еды.

Мы победили. Мальчик-солдат вздохнул с облегчением. Живот его болел, но, медленно переведя взгляд с мрачного лица Дэйси на удрученного Джодоли, он решил, что итог стоил мучений. Ему удалось утвердиться. Он поднял глаза на Кинроува. Кормилец раскуривал для того трубку. Великий ничем не показал своей осведомленности о происшедшем, но мальчик-солдат не сомневался, что он следил за соревнованием.

— Мы разделили трапезу, — заговорил Кинроув, — и, надеюсь, мое угощение пришлось тебе по нраву. Теперь же давай побеседуем, потому что я хочу знать, что происходит с народом вдали и вблизи. Джодоли рассказал мне о вашем общем клане, Невар. Его слова меня опечалили. Мы понесли огромную потерю, когда пали новые деревья предков. Но все же я горжусь своим успехом. Многие выступали против моего танца, утверждая, что он слишком дорого обходится нашему народу. Но какая цена за сохранность наших старейших деревьев окажется слишком высокой? Если танец прервется и гернийцы с железными лезвиями хлынут вперед, чтобы повалить наши родовые рощи, какая польза нам будет от того, что мы останемся живы? — Его руки подтверждали каждый вопрос столь же выразительными движениями. — Разве листок переживет ветку? Танец продолжается, чтобы защитить лес. Я уверен, без него все наши предки уже были бы уничтожены. Без моего танца гернийцы уже пришли бы сюда, а наша магия погибла бы. Народу пришел бы конец. Но мой великий танец создает страх, который не подпускает их. Мой великий танец насылает на них усталость и отчаяние. Они не смогли победить мой танец, и не смогут никогда. Нас спасает только мой танец.

Он улыбнулся нам сверху вниз, словно приглашая признать его правоту. Джодоли медленно кивнул, а Дэйси лишь с прищуром покосилась на него. Мальчик-солдат замер, ожидая и наблюдая. Я заметил то, на что он явно не обратил внимания: Оликея уставилась на Кинроува в совершеннейшем ужасе. Тот взглянул на мальчика-солдата, губами все еще улыбаясь, но его глаза ждали ответа и готовились оценить его значимость.

— Захватчики по-прежнему там, великий Кинроув, — наконец заговорил мальчик-солдат. — Они по-прежнему собираются рубить деревья и строить дорогу, которая приведет их к нашему зимовью. Ярмарка полна их товаров, и железом торгуют, не задумываясь о благополучии нашей магии.