Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

тяжело вздыхали, гнетущим контрапунктом подчеркивая нескончаемый бой барабанов и блеянье рожков. Затягиваясь своими трубками, они глубоко вдыхали, а потом выпускали дым из ноздрей. Никто из них не обратил на нас внимания, они продолжали танцевать в бесконечной цепи ритма и страдания.

Мы довольно долго стояли, пропуская их. Ликари прижался к моему боку, явно пораженный и испуганный сразу. Оликея побледнела, схватила сына за плечо и резко притянула к себе, словно ему угрожала опасность. Мальчик-солдат рассеянно погладил ребенка по голове и огляделся по сторонам в поисках нашего провожатого с фонарем. Тот исчез, бросив их и носильщиков с квайей посреди этого упорядоченного хаоса. Мы ждали, утопая в шуме и пыли, достаточно долго, чтобы мальчик-солдат начал злиться. Но едва он обернулся к Оликее, чтобы выразить недовольство, полог шатра откинулся, выпустив давешнюю пухленькую девицу.

— Итак, вы все-таки пришли! — объявила она как будто с легким удивлением. — Добро пожаловать в клан Кинроува и наш лагерь на ярмарке. Я попрошу кого-нибудь проводить ваших носильщиков туда, где можно сложить покупки на время вашего визита. Кинроув велел мне пригласить вас в его шатер немного освежиться.

С этими словами она махнула рукой в сторону открытого входа. Мальчик-солдат коротко кивнул ей и ступил на деревянный настил, служащий шатру полом. Ему пришлось наклониться, чтобы войти внутрь. Оликея и Ликари последовали за ним. Как только тяжелый кожаный полог опустился у нас за спиной, звуки музыки и танца снаружи стихли. Я даже не представлял себе, насколько они меня раздражали, пока от них не избавился.

Кожаные стены окружали просторное помещение. В нем было тепло, даже слишком, и душно из-за множества собравшихся внутри людей. Странным образом оно напомнило мне комнаты полковника Гарена в Геттисе. То же ощущение, будто я перенесся в другое время и место, далекое от лесов, лугов и океанского берега.

Пол устилали тростниковые циновки, повторявшие узор снаружи шатра. Сплетенные из коры полоски с перьями и разноцветными стеклянными бусинами свисали с теряющегося в тенях потолка. Подвешенные фонари освещали комнату, разгоняя мрак по задрапированным тканью углам. Вдоль одной из стен тянулся стол, уставленный едой. По помещению было расставлено несколько мягких стульев, похожих на троны и явно предназначенных для размеров и веса великого. Я с удивлением увидел, что один из них занят Джодоли, а другой — молодой, но весьма крупной женщиной, курившей искусно украшенную резьбой костяную трубку. Когда она заметила мой взгляд, то презрительно приоткрыла губы и выпустила в мою сторону струю дыма.

У противоположной стены слуги выливали большие кувшины горячей воды в огромную медную ванну. Поднимавшийся от нее пар наполнял воздух благоуханием. Другие входили и выходили, внося дымящиеся блюда с только что приготовленной пищей, убирая пустые супницы и подливая в чаши вина.

По все это мельтешение людей, доставляющих горячую воду и свежую еду, уносящих тарелки или наполняющих бокалы, являлось лишь деловитым фоном для главного действа. На возвышении посреди шатра в устланном подушками гамаке отдыхал Кинроув. Он был огромен. Складки плоти громоздились друг на друга, пока скелет, некогда определявший в нем человека, не был похоронен под ними до полной неразличимости. Его тело буквально разлилось вокруг него, живот покоился на коленях, а голова и подбородок утонули в округлости плеч. Его окутывало свободное зеленое одеяние, не скрывая его размеров, но, скорее, подчеркивая их. Широкие золотые полосы обрисовывали очертания его тела и повторяли их. Среди гернийцев такой человек притягивал бы насмешки и любопытные взгляды. Я видел, как человека вдвое меньше его показывали в балагане как «толстяка». Его высмеивали и разглядывали. Здесь же Кинроува почитали, а то и преклонялись перед ним.

Он господствовал в этой комнате. Взгляд, обращенный им на нас, был пронизывающим, а в поднятой руке, поманившей нас подойти ближе, чувствовалась сила, а не вялость. Его жест казался на удивление изящным. Он носил свою плоть, как другой бы носил драгоценности или знаки отличия. Он использовал свои размеры, чтобы властвовать. Весь шатер был рассчитан на то, чтобы наше внимание всецело сосредоточилось на набранном им весе, — и это работало. Он произвел на меня неизгладимое впечатление. Вокруг него сновали кормильцы, подносили еду и напитки, убирали тарелки, утирали руки влажными тряпицами, разминали ступни и ноги. На подставке поблизости покоились несколько трубок искусной работы и тяжелая стеклянная емкость с табаком. На лицах всех, кто за ним ухаживал, отражалось почтение и даже любовь. Я не заметил ни единого признака раздражения или каких-то иных чувств холоднее преданности.

С легким потрясением я узнал выказываемое ими отношение. Когда я был ребенком, мы отправились навестить поместье другого семейства из новой знати. Они жили выше по реке в двух днях пути от нас, и я помню, как сурово отец наставлял меня, что лорд Скерт заслуживает безмерного уважения, поскольку многим пожертвовал ради короля. Я ожидал увидеть могучего мускулистого великана с окладистой бородой и громоподобным голосом. Вместо этого нас представили мужчине, чьи ноги больше не двигались. Его возили из комнаты в комнату на кресле с колесиками, а часть его лица и шеи уродовали застарелые ожоги. Но несмотря на шрамы и немощность, он держался как настоящий солдат. За несколько дней, проведенных в его поместье, я понял, что он гордится своими увечьями, словно заслуженными медалями. Он не стыдился их. Они были частью его послужного списка, и он показывал их именно в таком качестве.

Так и Кинроув. Огромное тело, без сомнения, стесняло его. Несмотря на ароматные масла, которые втирали ему в икры и ступни, его ноги выглядели больными и опухшими.

При виде нас он чуть шевельнул рукой, раскрыв ладонь и приглашая нас войти. Потом слегка наклонил голову влево. Меня вновь поразило изящество его движений, скупых и оттого невероятно красивых.

— Итак, вот и ты! Я слышал о твоем прибытии, мальчик-солдат, выученик Лисаны. — Он помолчал, слегка склонил голову набок и лукаво добавил: — И я также приветствую Невара из гладкокожих.

Прежде чем я смог ответить на это необычное приветствие, он вернул свое внимание прочему собранию и повысил голос, чтобы они его услышали. Ему приходилось останавливаться между фразами. Даже то усилие, которое требовалось для речи, обременяло его дыхание.

— Мы про тебя слышали. Джодоли рассказал нам о том, как Оликея нашла тебя и спасла. А еще он поведал нам… — тут он широко улыбнулся, — о вашем первом состязании. Славная история. — Он хохотнул, и его смех подхватили все собравшиеся в шатре. Он перевел дыхание. — Итак. Я рад, что ты принял мое приглашение. — Вдох. — Я