Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

чтобы известить его, что ты придешь. Мы оставим вам фонарщика, чтобы он проводил вас к нам, когда вам будет удобно.

— Как пожелаешь, — ответила Оликея.

И, словно они уже ушли, она отвернулась от них и стала смотреть только на меня. Затем подняла свою чашу и допила остатки вина. Было похоже, что она собирается с духом.

Послы Кинроува отступили в сторонку, немного пошептались, а затем ушли. Остался один фонарщик, почтительно замерший поодаль, чтобы не слышать, о чем мы разговариваем.

— Мы пойдем в лагерь великого? — спросил Ликари, не выдержав длящегося молчания.

— Тише, глупыш! — понизив голос, ответила Оликея. — Разумеется, пойдем! Это прекрасная возможность. Знаешь, как долго Джодоли ждал, пока Кинроув за ним не послал? Больше трех лет! А Невара он пригласил в первый же его день на ярмарке. Неслыханно.

Мальчик подскочил, дрыгнув ногами в воздухе.

— Так идемте же!

От сердитого взгляда, которым наградила его Оликея, могло бы скиснуть молоко.

— Сядь! — прошипела она. — И не смей больше открывать рот или двигаться без моего разрешения, иначе останешься здесь на всю ночь дожидаться нашего возвращения. Сейчас не время выказывать глупость или нетерпение. Нам нельзя быть опрометчивыми. Кинроува следует бояться. Не забывай: он берет все, что желает. У нас нет оснований любить его или доверять ему. И он начал завоевывать дружбу Невара с завуалированного оскорбления. Невар — великий. Ликари. Но Кинроув посылает к нему почти детей, даже не последних из своих кормильцев, чтобы передать нам свое приглашение. И они говорят о Кинроуве как о величайшем из великих, словно все обязаны это признавать. Таким образом он провозглашает, что превосходит Невара.

Ликари уселся на пятки, хмуро переводя взгляд с меня на мать.

— Но все говорят, что Кинроув — самый большой из ныне живущих великих, может, даже самый большой из когда-либо живших. Все его уважают и признают его могущество.

— Но это может вскоре измениться! — улыбаясь, возразила Оликея — в этот миг она выглядела так, словно задумала месть. — Посмотри на Невара. Он ест без усилий и с удовольствием, ему не приходится себя заставлять. И он быстро растет. Подумай, сколь недавно его кожа висела складками и он едва мог шевелиться. Смотри, какую часть своего веса он уже восстановил. Магия благословила его. Он уже и сейчас больше многих великих из других кланов. Ты же видел, как на него посматривает Джодоли — он прекрасно понимает, что через год Невар его вытеснит. Если наш клан примет его, если его будут кормить лучшей едой, питающей магию, думаю, меньше чем через два года он сравняется с Кинроувом или даже превзойдет его. Поэтому сейчас мы не пойдем к Кинроуву, униженно дрожа и пресмыкаясь перед ним. Мы пойдем показать ему, что у него появился соперник, и потребовать уважения с самого начала. Невар должен держаться как достойный противник, если хочет, чтобы его так воспринимали. Его не должны увидеть жаждущим того, что ему предлагает Кинроув. Он будет держаться так, будто это только естественно и, возможно, меньше, чем он ожидал.

— Но… но еда, и теплая вода, и масла, и мягкие кровати! — тоскливо прошептал малыш.

— Мы пойдем туда и насладимся всем этим, но не покажем виду, что удивлены или слишком сильно обрадованы, — пояснил мальчик-солдат.

Неожиданно довольство Оликеи несколько спало.

— Я не уверена, что нам стоит брать его с собой. Он еще слишком юн. Кроме того, в лагере Кинроува могут быть опасности или то, чего ему не стоит видеть. Возможно, будет лучше, если он останется здесь. Когда слуги придут за посудой…

— Ликари пойдет с нами. И ему окажут всяческое уважение как одному из моих кормильцев.

— Что они подумают о тебе, держащем ребенка на столь важной должности? — возразила Оликея.

— Они подумают, — веско ответил он, — что я великий, который поступает по-новому и видит по-новому и направит народ на новый путь. Сейчас самое время для них начать привыкать к этой мысли.

Его суровый тон разом положил конец обсуждению. Оликея чуть-чуть откинулась назад и принялась рассматривать меня так, словно никогда прежде не видела. Возможно, она наконец поняла, что разговаривает не с Неваром, как бы сама его ни называла.

Слуги подошли к нам. Мы поднялись, но неторопливо, потягиваясь и обсуждая чудесный ужин. Оликея обстоятельно побеседовала с носильщиками. Они привели с собой вьючное животное, как она им и велела. Это был странный зверь: мышастой масти, скорее с пальцами, чем с копытами, тощий в сравнении с лошадью, с поникшей грустной мордой и длинными вислыми ушами. Она называла его «квайя». Наконец удовлетворившись тем, как они сложили наши вещи, Оликея оставила их и подошла к фонарщику.

— Теперь можешь проводить нас, — сообщила она ему.

Он неуверенно на нас посмотрел, словно не мог решить, как ему держаться: надменно или скромно. Подойдя к нему, я увидел, что он еще оставался юнцом, хотя ростом и вымахал уже со взрослого. Мальчик-солдат нахмурился. Оликея оказалась права. В том, что они не прислали с приглашением ни одного взрослого, был намек на оскорбление.

Наши носильщики принесли собственные фонари, так что Оликея велела посыльному Кинроува идти вперед. Думаю, она хотела поговорить спокойно, не опасаясь, что он нас подслушает.

Он двинулся медленным шагом, вероятно, потому что привык к неторопливой походке великого. Мы последовали за ним и, оставив позади песчаный берег, вышли на удивительно хорошую дорогу. Она была ровной и достаточно широкой для повозки, не говоря уже о пешеходах.

— Ты не собираешься меня поблагодарить? — спросила Оликея через некоторое время.

Ликари приотстал, зачарованный квайей и погонщиком, так что они ненадолго остались наедине.

Ее тон явственно намекал, что он должен быть ей благодарен за некое особое достижение.

— И за что бы я стал тебя благодарить? — уточнил мальчик-солдат.

— За то, что Кинроув так быстро тебя приметил.

Мальчик-солдат был несколько удивлен.

— Я и хотел, чтобы он меня приметил. Только по этой причине я и пришел сюда.

— И разумеется, вовсе не потому, что ты мог остаться без одежды, когда начнутся зимние дожди и наступят холода? — язвительно поинтересовалась она, а затем уже спокойнее добавила: — Что бы ты ни принес на обмен, Кинроув остался бы к тебе равнодушен. Нет. Вовсе не то, что мы отдали или приобрели, а то, что мы отказались продавать, принесло нам так быстро это приглашение.

Ему не пришлось долго размышлять над ее словами.

— Костяной младенец. Амулет плодородия.

Оликея самодовольно улыбнулась в темноте.

— У Кинроува шесть кормильцев. Шесть. Но только одна из них остается с ним с тех