Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

стервятниками, но он не стал этого делать. Он помог мальчику отнести мясо и рыбу в дом. Они зажарили мясо на вертелах над огнем и испекли рыбу на камнях очага. Они почистили и съели орехи, пока готовящееся мясо наполняло комнату восхитительными ароматами. Оба сытно наелись, причем Ликари пытался уступать побольше мальчику-солдату, а тот настаивал на том, что малыш должен есть вдоволь и «отрастить брюшко, которым можно гордиться». Он подавал ребенку пример, набивая живот так, что я даже удивлялся, как в него может поместиться еще кусок. Они съели мясо и обглодали косточки. Их Ликари отнес подальше от дома и выбросил. Потом они отправились к ручью и помылись, и малыш снова наполнил водой мех.

Уже давно спустилась глубокая, холодная ночь. Сквозь густые кроны деревьев виднелось несколько звезд. Свет, льющийся из окон и двери дома, до ручья не добирался, и они осторожно пробирались назад в темноте.

— Нужно сделать дверь. И закрыть чем-нибудь окна до того, как зимние дожди польют всерьез.

— Завтра? — испуганно спросил Ликари.

— Ну уж нет. Завтра будем ловить и есть рыбу. Других дел у нас не будет, пока мы не пойдем на ярмарку встречаться с Оликеей. Подготовка дома к зиме подождет до нашего возвращения.

Я уловил едва заметную мысль, промелькнувшую на границе его сознания. Если он добьется успеха, если ему удастся произвести впечатление, что тревожиться о таких вещах ему не придется. Другие почтут за честь позаботиться о нем.

Они вместе возвращались домой, пробираясь сквозь темноту к золотистому свету. Ночные голоса насекомых, больших и маленьких лягушек и сверчков сопровождали их, словно музыка своеобразного оркестра. Эти звуки означали, что все идет хорошо; их внезапное молчание известит об опасности, о том, что мелким тварям пришлось затаиться. Мальчик-солдат и Ликари знали это и чувствовали себя спокойно и уютно в ночном лесу, как и любое животное. Меня тревожило, что мальчик-солдат так легко выкинул из головы угрозу для жизни Ликари.

Если о ней думать, опасность меньше не станет.

Он навязывал мне эту мысль, и я неохотно с ним согласился. Ему не понравилось, что Орандула угрожал мальчику. Просто он сумел отложить эту угрозу в сторону до тех пор, пока не сможет что-то изменить. А все мои тревоги никогда и ничего не решали.

Они легли спать, и малыш вскоре уснул, прижавшись к моей спине. Было уже не так холодно, но комары отчаянно гудели, обещая дождь еще до зари. Мальчик-солдат лежал неподвижно и молчал. Через некоторое время я почувствовал, что он погружается в некое состояние, но не сон. Я помнил его по тем дням, когда отец морил меня голодом. Его тело сделалось холоднее, биение сердца замедлилось. Я ощущал происходящее, но не мог сказать, что это. Вскоре, изнемогая от любопытства, я толкнулся в его затуманившееся сознание.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Накапливаю магию, — ответил он медленно и рассудительно.

— Ты снова набираешь вес.

— С твоей точки зрения. А с моей — я размещаю резервы. Разве не этому тебя учили в Академии? Устроить все имеющееся в твоем распоряжении так, чтобы быть готовым к любой случайности?

Я умолк и отстранился. Его это не заботило. Он запустил процесс в движение. Чувствовалось, как каждый кусочек съеденной им сегодня пищи занимает место внутри него. Я-то думал, у него уйдет много времени на то, чтобы снова разжиреть, но он вполне сознательно шел к этой цели. Пустые складки его кожи начали наполняться, он погрузился в неподвижность более глубокую, чем сон, состояние полнейшего отдыха, которое позволяло его телу сосредоточиться на сохранении всего, что он сегодня съел.

Его тело. Мое тело? Нет, сейчас это тело определенно принадлежало ему и действовало по его указке. Я хотел было воспользоваться случаем и ускользнуть в странствие по снам, но не мог придумать, куда мне направиться и зачем. Я боялся, что, если ему станет известно о моих вылазках, он найдет способ удерживать меня надежнее. Поэтому я с сожалением решил, что не стану тратить свои возможности на обычные прогулки. Я выберусь наружу, лишь когда у меня появится определенная цель и сведения, которые необходимо передать. Мне сделалось совсем одиноко, но я понимал, что такой образ действий наиболее разумен.

Где-то среди ночи он погрузился в настоящий сон, и я вместе с ним. Утром он снова встал отдохнувший и довольный собой. Он огладил ладонями живот и бедра, с радостью отметив, что кожа на них натянулась, наполнившись плотью. Вскоре проснулся Ликари и, зевая и спотыкаясь, выбрался из кровати. Мальчик-солдат смерил его оценивающим взглядом.

— Ты растешь, так что на тебе непросто будет нарастить жирок. Но сегодня мы попытаемся. Идем. Покажешь мне свою рыбную речку.

Он прошел за мальчиком туда, где лес прорезала быстрая река с крутыми тенистыми берегами. Сперва мальчик-солдат не заметил там никакой рыбы, но потом его глаза привыкли к сумраку и он разглядел огромные ее косяки. По большей части они лениво шевелили плавниками под самым подмытым берегом.

Ликари шлепнулся на живот. Извиваясь, словно ящерица, он подполз к краю обрыва и замер, позаботившись о том, чтобы не спугнуть рыбу отброшенной тенью или шумом. Затем одним ловким движением он запустил руку в воду, прямо под рыбье брюхо, и выдернул ее на берег рядом с собой. Добыча его напоминала ветерана долгого и трудного похода — шкура клочьями, из спинки выгрызен кусок каким-то хищником. Но она и на суше продолжала отчаянно биться и свалилась бы обратно в воду, если бы мальчик-солдат не взял ее за хвост и не ударил головой о ствол ближайшего дерева. Пока он подобным жестоким способом расправлялся с добычей, на берегу уже трепыхалась еще одна рыба. Ее ждала та же участь, что и ее собрата.

Так прошло утро, если не считать перерыва, когда мальчик-солдат оставил Ликари одного возиться с рыбой. Он отошел в сторону от реки набрать сучьев и хвороста. На магию он скупился и потому призвал искру, достаточно большую, чтобы разжечь сухую древесину только с третьей попытки. Когда костер разгорелся, он подбрасывал в него дров, пока тот не достиг приемлемых размеров. И вскоре над ним уже готовилась рыба.

День напролет мужчина и ребенок ловили, убивали и ели рыбу. Такая еда казалась мне однообразной, но сейчас мальчика-солдата совсем не занимал вкус. Он наслаждался тем, что поглощал, но не в том смысле, в каком я использовал его обостренные чувства. Он слишком сосредоточивался на количестве пищи, чтобы остановиться и оценить аромат и нежность свежей