Мятежная дочь Рима - Уильям Дитрих

— Да. И все мы восхищаемся ее смелостью.

— Она могла сломать себе шею… а уж в каком виде я ее застал, ты не поверишь! Просто грязная уличная девка! Моя мать никогда не ездила верхом. И бабушка тоже.

— Тогда возблагодарите судьбу, что вам не нужно жениться на них! Сейчас другие времена, префект. Новые идеи распространяются быстро, и океан им не помеха. И подождите строго судить свою невесту, хотя бы до того дня, когда увидите диких женщин с севера. Я видел, как они сражаются бок о бок с мужчинами, сыплют проклятиями, пашут, торгуются, командуют солдатами, орудуют копьем и мочатся.

Марк, презрительно скривился.

— Вот поэтому я и хотел взять в жены римлянку из почтенного, уважаемого и знатного рода. Не хватало еще проехать тысячи миль, чтобы заполучить на свое супружеское ложе косматую варварку! Я приехал сюда, чтобы сражаться с ними, запомни это, центурион!

Зал, где был накрыт пиршественный стол, сиял огнями, толстые свечи горели так ярко, что вокруг было светло как днем. Воздух был наполнен ароматами пряностей, вина, ароматических масел, которыми пользовались мужчины, и женских духов. И все же Валерия, одетая в традиционное для невесты белоснежное платье с белой, прозрачной, будто паутинка, вуалью, сияла в этой толпе, как бриллиант чистой воды, затмевая красотой всех остальных женщин. Заключенные в переливающуюся золотую сетку блестящие темные волосы водопадом струились вниз, спадая ниже спины. По обычаю, ее длинные локоны были разделены на шесть частей, каждая из которых была сколота заколкой в виде наконечника копья в честь Беллоны, сестры бога войны Марса, три локона — знак ее девственности — струились вдоль каждой щеки. На крохотных, почти детских ножках красовались желтые сандалии, а тонкую талию обвивал завязанный многочисленными причудливыми узлами золотой шнур, который, по обычаю, должен был развязать ее муж.

К своему удивлению, Валерия обнаружила, что вовсе не так испугана, как боялась. Конечно, будущий муж в ее глазах по-прежнему оставался незнакомцем, однако он был хорош собой и казался весьма достойным человеком. Во всяком случае, когда прошел первый шок после их первой встречи и исчезло смущение, вызванное ее потрепанным видом, он изо всех сил старался быть заботливым и внимательным. Правда, он казался чуть вялым и даже слегка флегматичным — несмотря на все просьбы и опасения Валерии, Марк отодвинул дату их свадьбы на начало мая, мотивируя это тем, что не все нужное к свадьбе еще доставлено, — но, в конце концов, он ведь был весьма ученым человеком, который высмеял все ее страхи, назвав их глупыми детскими суевериями. Валерии не терпелось узнать его получше, хотя при одной мысли о том, как сегодня ночью они будут предаваться любви, по спине у нее пробегал холодок. Будет ли это приятно? Или же больно? Она от души надеялась, что ее жених проявит в постели достаточно дерзости — в разумных пределах, конечно, — но смущение, которое она читала в его глазах, делало его совсем не таким страшным, как прежде. И если до сих пор он еще не сделал ничего такого… никак не проявил той пламенной страсти, которую нагадала ей в Лондиниуме старая друидская ведьма… что ж, думала Валерия, ничего страшного. Это придет.

Люсинда изо всех сил старалась успокоить ее сомнения.

— Знаешь, не в обычае мужчин откровенно говорить о том, что у них на сердце, но чувствуют они точно так же, как и мы, женщины. Пройдет немного времени, и ты научишься читать в его душе. Поймешь, как незаметно управлять им. А потом и полюбишь его.

— Как ты — своего центуриона Фалько?

Люсинда весело рассмеялась.

— Я давно уже успела взнуздать его! И крепко держу в руках поводья.

— Стало быть, любовь приходит потом?

— В натуре мужчин — защищать нас, слабых женщин. А потом ты научишь его, как правильно обращаться с тобой. А уж когда он научится… — на губах матроны мелькнула лукавая усмешка, — тогда вы вдвоем станете сильнее и крепче железа. И ничто в мире не сможет вас разлучить.

Сначала состоялась очень простая свадебная церемония. Секст, добродушный, вечно улыбающийся ветеран Адрианова вала, прекрасно справился со своей задачей — он начал с того, что призвал на жениха и невесту благословение богини весны, чтобы счастье молодой четы било до небес, словно фонтан. Прекрасно помня о том, что многие из собравшихся исповедуют другую веру, Секст дипломатично обратился за помощью заодно и ко всем известным им богам — христианскому, старым римским богам, а потом еще и кельтским, чтобы и они тоже благословили этот союз.

Все время, пока длилась церемония, Марк простоял не шелохнувшись, будто боялся совершить какой-нибудь досадный промах. Валерия также сохраняла подобающую случаю серьезность, однако не упускала случая украдкой кинуть взгляд на мужа. Когда он, произнося традиционную клятву верности, взял ее правую руку в свою, его крепкое пожатие больше смахивало на жест, скрепляющий торговую сделку, чем на любовную ласку, и Валерия слегка расстроилась. Но потом, надевая ей на безымянный палец кольцо — тот самый, где, по заверению врачей, расположен нерв, ведущий прямо к сердцу, — он взял ее левую руку в свою, и в глазах его вспыхнула нежность. Массивное обручальное кольцо было украшено выпуклой печатью с изображением богини Фортуны — возможно, для того, чтобы успокоить ее страхи перед свадьбой. Потом он поднял закрывавшую ее лицо вуаль, и Валерия подарила ему трепетную улыбку. И на этом все закончилось — поскольку, как и следовало, жених не сделал ни единой попытки обнять или поцеловать невесту. Это могло подождать до конца пира, Валерию отвели на ложе возле пиршественного стола, где — единственный раз, на собственной свадьбе — ей будет позволено возлежать во время пира, как это делали мужчины.

— А теперь ешьте, пейте, и пусть радость, наполняющая ваши сердца, перейдет к жениху и невесте! — объявил Секст.

Гости с воодушевлением последовали его совету.

Лютни и трубы услаждали слух гостей, их развлекали играми, разными шарадами, стихами о любви. Потом в зале появилась деревенская девушка, сплясавшая меж столов огненную джигу. Танец был настолько зажигательным, плясунья, вскинув руки, точно ласточка — крылья, кружилась и порхала с такой грацией и темпераментом, что в зале воцарилась тишина, прерываемая лишь гулким рокотом барабанов. Мелодия была простой и даже примитивной, но сама песня дышала такой чарующей пленительностью, что у Валерии вдруг перехватило дыхание. Она чувствовала, как кровь ее, начиная закипать, все быстрее струится по жилам. Это было как эхо первобытного, дикого мира, чудом докатившегося к ним изнутри… того самого мира, от которого их отделял Адрианов вал. Валерия чувствовала свое превосходство над ним, да и как иначе — ведь теперь она стала первой дамой крепости, некоронованной королевой его. И все же… как чудесно, верно, чувствовать себя такой же свободной, как эта дикая кельтская девушка, танцевать, пить вино, ловить на себе восхищенные взгляды мужчин…