Последняя черта - Семен Кожанов

— Конечно, настоящий. А что, кроме каши, больше ничего не было?

— Нет. Тетя Зина сказала, что пусть даже сам президент требует чего-нибудь другого, но по утрам надо есть манную кашу, — подросток попытался передать знаменитые истерические нотки голоса тети Зины.

Тетя Зина работала в интернате поварихой. Работала давно — десять лет, начинала еще при старом руководстве. Казалось, что эта женщина рождена, чтобы быть поварихой, она могла приготовить поистине королевскую еду даже из самого простого набора продуктов. Правда, у нее было и несколько недостатков, один из которых это упрямство и полное отсутствие чинопочитания. И если она сказала, что по утрам полезно есть манную кашу, значит, ешь и молчи, а если не хочешь, то жди до обеда.

— Да! В чем-то ваша тетя Зина, конечно, права, — грустно произнес я, беря в руки поднос с кашей.

— А можно «Винторез» в руках подержать? — робко спросил паренек. Стоявшие за ним дети затихли, ожидая моего ответа.

Поставив поднос на кровать, я отстегнул магазин от винтовки и, подняв оружие вверх, нажал на спусковой крючок — боек сухо щелкнул, оружие было без патронов. Лучше лишний раз проверить оружие, чем потом удивляться, почему оно вдруг выстрелило! Отдав «Винторез» пацану, я принялся за кашу. Подростки начали наперебой спорить друг с другом за право подержать в руках винтовку.

Съев кашу, я налил себе кофе в кружку и, взяв ее в руку, подошел к окну. На подоконнике я разложил фотографии и бумаги. На фото были преимущественно мужчины и фасады зданий. Еще была карта города, на которой были нанесены отметки в виде красных крестиков. Пересмотрев фото еще раз, я с удивлением обнаружил на них изображения знакомых мне людей, среди которых был даже я. Вот интересно, что здесь делает моя фотография?! Среди тех, кого я узнал на фотографиях, были: милиционеры, несколько предпринимателей и бизнесменов, двое военных из отряда морских пограничников и еще несколько человек, которые занимали хорошие посты на руководящих должностях города. Еще на фото были руководители общественных организаций и объединений, а именно казачьих отрядов и национальных меньшинств. Всего на фото было шестьдесят три человека. Фотографии зданий, скорее всего, были местом, где можно было застать изображенных на фото мужчин. Посмотрев на карту, я понял, что отметки на ней соответствуют фотографиям зданий. В правом нижнем углу каждой фотографии были поставлены цифры. К примеру, единица стояла на фото Семена Игнатьевича Дорушевича — начальник 2-го отделения милиции, а на моей фотографии стояла цифра 17.

Пока мне в голову пришла только одна версия, для чего нужны фото и цифры на них, — это был список лиц, которые должны были быть ликвидированы. Пролистав еще раз фотографии и сверив номера на них, я понял, что, скорее всего, был прав. С первого по двенадцатый номер принадлежали представителям внутренних дел и военным.

Забрав у детей свою винтовку, я засел за ноутбук и принялся за работу. Первым делом я связался с родственниками жены Васьки Серова, которые владели большим курортно-развлекательным комплексом в Краснодарском крае. Именно к ним и должны были отправиться дети из интерната. По электронной почте я получил от них все нужные документы и бумаги, для того чтобы керченское казначейство оплатило отдых воспитанников интерната. Распечатав все бумаги, я сложил их в отдельную пластиковую папку и, вызвав к себе Данилу Ветрова, отправил его с этими бумагами в казначейство.

Потом я в течение нескольких часов работал со всей той информацией, что мне удалось собрать за несколько дней. Я составил множество таблиц, графиков и диаграмм, которые показывали, что силовой захват власти в Крыму — дело ближайших нескольких недель, а может, и дней. Большая часть всего, что я только что сделал, была мною элементарно выдумана. Ведь откуда, к примеру, я мог знать в процентном соотношении количества руководящих постов в армии и правоохранительных органах, занимаемых лицами татарской национальности? Понятно, что такая тенденция имела место, и крымские татары действительно в последние несколько лет активно занимали руководящие посты, но одно дело — просто знать, что такое явление имело место быть, и совсем другое видеть перед собой красочную диаграмму, где показана зависимость между годами и количеством крымских татар на руководящих должностях. Согласитесь, что диаграмма выглядит намного весомей и убедительней. Тем более что все, что я сейчас делал, было предназначено для убеждения людей, с которыми я сегодня должен был встречаться в семь часов вечера. Члены «карточного клуба», скорее всего, были все старше меня возрастом, примерно как Карабас. А люди, вышедшие из Советского Союза, верят всему, что напечатано на бумаге. Подумав немного, я решил подготовить совсем уж неопровержимые улики и, взяв свой фотоаппарат, отправился вниз, во двор, там, в мастерской, хранился весь наш арсенал, который мы вчера захватили. По дороге я прошел мимо кухни и с наглым видом утащил из-под носа кухарки тети Зины упаковку кетчупа.

Во дворе устроил фотосессию — фотографировал разложенное на земле оружие, причем в разных ракурсах, так, чтобы у того, кто просматривал эти фото, сложилось впечатление, что перед ним арсенал, в десять раз больше того, что мы захватили на самом деле. Потом я отловил шесть человек из наиболее рослых подростков и, одев их в камуфлированную форму, принялся фотографировать лежащими в разных позах на земле. Для пущего эффекта одежда на них была издырявлена, прожжена и перепачкана кетчупом. Весь пятачок, на котором происходила фотосессия, был обильно усыпан стрелянными автоматными гильзами. Крупным планом я брал только наиболее реалистичные моменты — опять же, для того, чтобы у просматривающего эти фото сложилось четкое убеждение, что перед ним снимки с трупами криминального происхождения.

На несколько минут я заглянул в мастерскую, где висел подвешенный к потолку Кружевников. Выглядел Сева неважно — бледный, весь в следах от блевотины и собственных испражнений. Брезгливо сморщившись, я вколол ему очередную дозу снотворного. Пусть спит — мне так спокойней, я хоть буду уверен, что он не убежит. Да и так до нужной кондиции его довести легче. Можно было бы и по старинке — в течение нескольких часов методично избивать и увечить его, но я предпочел более долгий, но зато надежный способ — медицинские препараты, которые ломали волю.

После всего этого я вернулся в свою комнату и принялся работать с получившимися фотографиями. Мне необходимо было создать иллюзию того, что приближающаяся война неотвратима и мирным путем уже ничего не решить.

Несколько раз ко мне в комнату заходил Вовка Серов и спорил со мной по поводу речи, которую я для него вчера написал. Вова все никак не соглашался выступать со сцены — ему, видите ли, неудобно было говорить при таком большом количестве людей. А когда, Владимир узнал, что я вообще не собираюсь присутствовать на общем сборе воспитанников интерната, то он возмущенно фыркнул и убежал за поддержкой — старшим братом Василием.

Пока Вова бегал за братом, я вытащил из сумки деньги, захваченные сегодня ночью в квартире, и разделил их на три неравные части. Одна часть — миллион рублей в двух пачках пятитысячных банкнот предназначалась Васе Серову; эти деньги он должен будет взять с собой для нужд детей. Вторая часть — чуть больше ста тысяч долларов будет нашей «кассой отряда», на эти деньги мы закупим оружие, боеприпасы и все, что будет необходимо для войны. Оставшиеся тридцать тысяч долларов я планировал разделить между мной и братьями Серовыми.

Братьев Серовых пришлось ждать целых двадцать минут. Бледный Василий зашел ко мне в комнату, придерживаемый под руку младшим братом.

— Ну и какого хрена вы, батенька, шляетесь по лестницам, вместо того чтобы лежать в постели? — вместо приветствия сказал я.

— Вова сказал, что ты не будешь присутствовать на общем сборе сегодня вечером! — тяжело произнес Василий, с трудом опускаясь на стул.

— Правильно сказал, у меня сегодня очень важная встреча, которая решит всю нашу дальнейшую судьбу, — ответил я. — Если, Вася, ты только из-за этого решил подняться на второй этаж, то не стоило себя утруждать. Лучше бы я сам к тебе пришел. Все-таки это ты у нас получил две дырки в шкуре, а не я. — После этих слов я с нескрываемым упреком посмотрел на Вову, который заставил раненого брата напрягаться.

— Ух, ты! Это что, «винторез»?! — Владимир повторил те же слова, что и двенадцатилетний подросток, который приносил мне утром завтрак. — Откуда?!

Владимир, не спрашивая разрешения, схватил винтовку и принялся ее рассматривать, вертя в руках.

— Взяли ночью в той квартире на Буденного! Там еще были четыре «ксюхи» и два «пестика», — я не стал уточнять, что это были за пистолеты. Иначе Вовка точно выпросил бы у меня один из них, а я планировал оставить оба «ГШ-18» себе — понравились мне эти легкие и одновременно такие мощные пистолеты. — Там еще были документы и деньги.