Следы в сердце и в памяти - Рефат Аппазов

Прошло несколько месяцев, в течение которых мой друг позабыл о своих чувствах к Люсе и стал встречаться с другой девушкой из нашего же класса, но в моей жизни это свидание определило очень многое. Я всё чаще и пристальнее приглядывался к Люсе, находя в ней всё больше привлекательных черт. Помимо внешних данных мне нравилась в ней исключительная аккуратность, скромность, добросовестное отношение к учёбе и общественным обязанностям, спортивная подтянутость, математический склад ума и какие-то чисто женские качества, суть которых словами трудно определить, так как они недоступны пониманию на уровне привычного сознания. Я чувствовал, что я ей небезразличен. Мы стали встречаться, постепенно между нами возникли более глубокие чувства. Через пять лет мы стали мужем и женой. Этому способствовали и обстоятельства, в которых мы очутились: началась война, и мы, студенты, окончившие два курса Бауманского института, оказались в Москве отрезанными от своих родителей.

Спустя много лет после нашей женитьбы Люся рассказала мне, какие я ей говорил слова, когда уговаривал её дружить с Иськой. Оказывается, когда я исчерпал все аргументы, я ей сказал: "Ты не смотри на то, что он сам несколько шебутной парень, зато у него очень хорошие родители". Я совершенно не помнил этих своих слов, и мне было очень интересно представить себе, каким я глупым выглядел в тот момент в её глазах. Не очень склонная к шуткам Люся, тем не менее, в кругу наших самых близких друзей до сих пор не отказывает себе в удовольствии "поиздеваться" надо мной, вспоминая тот позорный случай в моей биографии.

Не удержусь, чтобы не рассказать ещё об одной любопытной истории. С тыльной стороны школы была невысокая оградка, которая отделяла территорию школы от соседнего двора с несколькими небольшими домами, в одном из которых жил мой друг по татарской школе Кемал. Мы с Кемалом по-прежнему были очень дружны, и я частенько перелезал через оградку, чтобы пообщаться с ним. Наступили последние недели учёбы в девятом классе перед летними каникулами 1938 года, а для Кемала перед выпускными экзаменами. Ведь я от него отстал на один год при переходе в русскую школу. Кемал собирался после окончания школы сдавать вступительные экзамены в Симферопольский Медицинский институт. Как-то раз при очередной нашей встрече Кемал мне показался очень возбуждённым, но на мой вопрос ничего не стал отвечать, показывая взглядом на маму и сестру, как бы говоря, что при них он не может ничего сказать. Когда мы вышли и удалились от дома на приличное расстояние, Кемал с заговорщическим видом поведал мне следующее. Две молодые женщины, приехавшие издалека, чтобы отдохнуть здесь пару-тройку месяцев, предлагают нам провести лето вместе. Они, эти две женщины, нас видели несколько раз, мы оба им понравились, и теперь дело за нами. Обо всём этом по просьбе подружек рассказала хорошо знающая Кемала соседка, сдающая им свою квартиру. От такого заманчивого предложения могла закружиться голова у любого восемнадцатилетнего юноши, что и случилось с нами. У нас дух захватило от предвкушения ожидающих нас неведомых ощущений, и мы решили как можно скорее увидеть этих молодых женщин. Открытой встречи с ними с глазу на глаз мы испугались и решили познакомиться как бы заочно, понаблюдав за ними. Сделать это было нетрудно, зная, в какой квартире они живут. Мы сгорали от нетерпения, поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, заняли хорошо защищённую наблюдательную позицию и стали ждать их появления. Время уже клонилось к вечеру, и мы ожидали, что они выйдут на прогулку и тут мы посмотрим издали на них. Меня, правда, очень огорчало то, что при себе не было очков, и я вынужден был доверять только вкусу своего товарища. Однако, прождав в засаде до самого вечера, мы так и не дождались наших дам - они из квартиры не вышли и в неё не вошли. Расходясь по домам, договорились встретиться завтра утром пораньше здесь же. В школу на следующий день мы, конечно, не пошли, и почти одновременно пришли к нашему наблюдательному пункту. Кемал даже захватил с собой небольшой коврик, который мы расстелили за кустиками, приготовившись к долгому ожиданию, и с нашей довольно выгодно расположенной позиции приступили к наблюдению. Я, разумеется, вооружился очками и теперь обрёл статус независимого наблюдателя. Ждать нам пришлось недолго. Из дома вышли две очень молодые женщины, обе в цветных коротких открытых сарафанчиках, которые давали возможность оценить многие их достоинства. Они о чём-то весело болтали и заразительно смеялись. Мы могли хорошо рассмотреть их лица. Обе женщины нам показались не только очень симпатичными, но даже красивыми. Они прошли мимо нас, ничего не подозревая, и мы полюбовались их чуть шаловливой походкой со спины. Могу сказать, что реальность превзошла все наши ожидания, мы были сражены наповал. Всё это мы окончательно поняли, как только посмотрели друг другу в глаза. Путей к отступлению не было, и мы договорились, что во второй половине дня, ближе к вечеру, когда вернётся с работы хозяйка квартиры, которая взяла на себя роль посредницы, встретимся с ней.

Ещё можно было успеть на второй или третий урок, и мы разошлись по своим школам. Занятия в голову не шли, я весь находился во власти бурлящих чувств. Ведь в этом возрасте все мы хотим выглядеть старше, казаться этакими знатоками жизни, прошедшими через огонь, воду и медные трубы. И если на нас обратили внимание взрослые женщины, пусть даже и такие молоденькие, значит, мы уже можем считать себя настоящими мужчинами. Всё это щекотало самолюбие, возвышая в собственных глазах. Но, с другой стороны, было страшновато из-за неуверенности: мы просто не знали, как надо вести себя с опытными женщинами - это ведь не наши школьные подружки, в отношениях с которыми мы выступали на равных или даже занимали лидирующее положение. Но неизвестность, особенно сулящая вознаграждения, обладая необъяснимой притягательной силой, манила и звала нас.

На переменке между уроками Игорь Дремач поинтересовался, приду ли я сегодня вечером играть в волейбол. Когда я ответил отрицательно, он напомнил, что завтра у нас календарная игра. На неё я тоже не мог пойти из-за репетиции домрового ансамбля филармонии, в которой был уже зачислен на весь летний сезон. Через неделю мне уже предстояло выезжать с концертами, а между концертами - те же репетиции. "А как же наши прелестные дамы?" - вдруг мелькнуло в голове, и от этой мысли я мгновенно протрезвел, будто меня окатили холодной водой. Как же я об этом не подумал раньше? Что же теперь делать? Вся амурная романтика рухнула в один миг. Не мог же я, в самом деле, подвести Георгия Наумовича и пойти на попятную, отказаться от уже заключённого соглашения с филармонией! И поймёт ли меня Кемал? Он, наверное, скажет, что одно другому не помеха, но я так не думал. Как гласит одна наша мудрая пословица, одной рукой два арбуза не обхватишь, что равносильно пословице о погоне за двумя зайцами. Промучавшись оставшееся до конца занятий время над решением неразрешимой задачи, я тут же перемахнул через ограду и пошёл к Кемалу. Дома была только его младшая сестра, года на два моложе нас, очень красивая и бойкая девица, с которой мы проболтали некоторое время до возвращения Кемала. Кемал вернулся очень озабоченный чем-то и, едва скинув с плеч школьную сумку, предложил выйти из дома, чтобы поговорить. Сначала он говорил, а я слушал. Говорил он, чувствуя себя в чём-то виноватым, и его речь сводилась к следующему. Он после нашей вчерашней встречи очень много думал о затеваемом деле и пришёл к выводу, что нам вряд ли удастся провести его в жизнь. С учёбой у него обстояли дела не блестяще - он не был в числе отстающих, но и успехами не блистал. Вот-вот начинаются выпускные экзамены, он дал маме слово (отец умер в прошлом году) сдать их прилично, затем предстоят вступительные экзамены в Медицинский институт. Значит, летом надо усиленно готовиться к ним, обратив особое внимание на русский язык, может быть, даже придётся заниматься с репетитором. Если он не поступит в институт, как завещал ему отец, сам по специальности зубной техник, - прямая дорога в армию с неопределёнными последствиями. "Поэтому, - сказал он, - у меня появились большие сомнения. Но если ты будешь настаивать, я вынужден пойти на риск - будь, что будет. Подвести товарища - это самое последнее дело. Как ты решишь, так и будет", - заключил Кемал свою речь.