Невеста Данкена - Линда Ховард

Он повернул ее в своих руках и прижал к себе с едва контролируемым отчаянием.

– Я планировал приберечь этого быка для разведения, – произнес он, – Но теперь сукиного сына придется кастрировать[10], если он выживет.

Она сумела улыбнуться, ее губы переместились к горлу Риза. Вода плескалась у ее подбородка.

– Никогда не избавляйся от той лошади. Она сохранила наши жизни.

– Я предоставлю ей самое большое стойло до конца ее жизни.

Они лежали в воде, пока та не начала остывать; тогда он вынул пробку и заставил Маделин подняться на ноги. Она все еще выглядела сонной, поэтому он поддерживал ее, пока задергивал занавески и включал душ, позволив воде заструиться вниз на их головы. Она просто стояла в его объятиях, опустив голову ему на грудь, как стояла множество раз, но этот момент был бесконечно драгоценен. На сей раз, они обманули смерть.

Вода лилась на них дождем. Он поднял лицо Маделин и взял ее рот, нуждаясь в ее вкусе, ее прикосновениях, убеждая себя, что с ними, действительно, все в порядке. Он невероятно близко подошел к тому, чтобы потерять ее, даже ближе, чем к собственной смерти.

Когда пошла горячая вода, он выключил кран и потянулся к полотенцам, одним обернув ее мокрые волосы, и используя другое, чтобы высушить все остальное. Хотя теперь к ее губам и ногтям вернулся цвет, она все еще немного дрожала, и он поддерживал ее, когда она аккуратно выбиралась из ванны. Он взял еще одно полотенце и начал вытирать собственную голову, постоянно наблюдая за каждым ее движением.

Маделин чувствовала себя согревшейся, но невероятно вялой. У нее было не больше энергии, чем если бы она выздоравливала от чудовищного гриппа. Больше всего на свете ей хотелось улечься перед огнем и проспать целую неделю, но она знала о гипотермии достаточно, чтобы побояться решиться это. Она сидела на сиденье туалета и наблюдала, как он вытирается, сосредоточившись на великолепной силе, сделавшейся от его наготы более очевидной. Сейчас Риз давал ей причину бороться со своей вялостью, так же, как делал тогда, когда она находилась на дне водоема.

Он обхватил ее лицо руками, убеждаясь, что она слушает его.

– Не засыпай, – предупредил он. – Сиди здесь, где жарко, пока я схожу наверх, чтобы взять твою одежду. О’кей?

Она кивнула.

– О’кей.

– Меня не будет всего минуту.

Она выдавила улыбку, просто чтобы успокоить его.

– Принесите также мою щетку и расческу.

Это заняло несколько минут, но он вернулся с ее одеждой, подогретой на сушилке, и она затрепетала от удовольствия, когда он одевал ее. Он нашел время, чтобы тоже одеться; на нем были носки, не застегнутые джинсы и фланелевая рубашка. Он принес для нее носки и встал на колени, чтобы натянуть их ей на ноги.

Риз держал руку на ее талии, когда они вошли на кухню. Он вытащил стул и усадил ее.

– Открой рот, – сказал он, и, когда Маделин повиновалась, засунул ей под язык термометр, который принес из верхней ванной. – Теперь сиди здесь и не двигайся, а я приготовлю кружку кофе.

Это было нетрудно. Единственная вещь, которую она хотела сильнее, чем сидеть и не двигаться, это лежать.

Когда термометр запищал, Риз вытащил его у нее изо рта и нахмурился.

– Тридцать пять и семь. Я хочу поднять твою температуру, по крайней мере, еще на один градус.

– А как ты?

– Я больше тревожусь о тебе. Я сильнее и пробыл в воде не так долго. – Глубоко внутри Риз все еще мог ощущать холод, но это был не продирающий до костей мороз, который он чувствовал прежде. Первая чашка кофе почти полностью рассеяла остатки озноба, жар и кофеин совместно сделали свою работу. Он заставил Маделин выпить три чашки кофе, хотя она пришла в себя настолько, чтобы язвительно заметить, что он, как обычно, сделал его слишком крепким, и она, вероятно, получит передозировку кофеином. Его рот искривился – он разбавил его для нее.

Когда Риз почувствовал большую уверенность, что может оставить Маделин, он перенес ее на расстеленные перед огнем стеганые одеяла.

– Я должен отойти, – сказал он и увидел вспышку паники в ее глазах. – Не на пастбище, – поспешно добавил он. – Я должен завести лошадь в сарай и позаботиться о ней. Я вернусь, как только закончу.

– Я никуда не уйду, – заверила она его.

Маделин все еще боялась лечь и уснуть, несмотря на то, что в ней бурлило столько кофеина, что она не была уверена, сможет ли заснуть сегодня ночью. Она стянула с головы полотенце и начала расчесывать спутанные волосы.

К тому времени, когда Риз вернулся, ее волосы высохли, и она приводила их в порядок. Он остановился в дверном проеме, как всегда завороженный чрезвычайной красотой этого женского ритуала. Рукава задрались на ее поднятых вверх руках, открывая бледные, стройные предплечья. Ее шея грациозно изогнулась, напоминая кивающий бризу цветок. Горло Риза сжалось, а кровь устремилась к чреслам, пока он наблюдал за ней; семь месяцев брака, а он все еще реагирует на нее, как жеребец, учуявший кобылу.

– Как ты себя чувствуешь? – Слова были хриплыми, он с трудом выдавил их.

Маделин подняла глаза, ее медленная улыбка распалила его кровь еще сильней.

– Лучше. Согревшейся и бодрой. А как ты после возвращения на холод?

– Я в порядке. – Больше, чем в порядке. Они были живы, и в его теле не осталось ни кусочка, которому было бы холодно.

Он настоял на том, чтобы снова измерить ей температуру, и нетерпеливо ожидал, когда пропищит термометр.

– Тридцать шесть и четыре. Хорошо.

– Моя обычная температура не намного больше этой. Она обычно колеблется в пределах тридцати шести и шесть.

– Моя, как правило, доходит приблизительно до тридцати семи и два или чуть выше.

– Не удивлена. Сон с тобой походит на сон с печкой.

– Жалуешься?

Она покачала головой.

– Хвастаюсь. – Улыбка Маделин погасла, а серые глаза потемнели до цвета древесного угля, когда она потянулась, чтобы коснуться его лица. – Я чуть не потеряла тебя. – Риз увидел вспышку полнейшего ужаса в ее глазах прямо перед тем, как она закрыла их, и прижал ее к себе в почти отчаянном утешении.

– Детка, я куда ближе подошел к тому, чтобы потерять тебя, чем ты к потере меня, – хрипло ответил он, прижимаясь губами к ее волосам.

Маделин стиснула руками его шею. Она не часто плакала; ее настроение было слишком ровным и, как правило, приподнятым. С тех пор, как они поженились, она плакала два раза, и оба были результатом боли: первый раз – в их брачную ночь, и снова – всего час назад, когда теплая вода в ванне начала возвращать к жизни ее замерзшее тело. Но внезапно чудовищность и напряжение того, через что им пришлось пройти, нахлынули на нее, и ее грудь сжалась. Маделин попыталась справиться с этим, попыталась сохранить самообладание, но это было проигрышное сражение. С мучительным всхлипом она спрятала лицо у его горла и вцепилась в Риза, пока ее тело с силой сотрясалось от плача.