Подозреваемый - Юрий Азаров

— Мне надо заехать домой. Взять кое-что и сбросить тиски, а потом двинем.

Костя ликовал, рассматривая мужественное лицо Лукаса. Заметил, что физиономия водителя чистая, гладкая, никаких следов недавних побоев на ней не было. "Заживает на них (имелось в виду бандитье) как на собаках", — думал Костя, болтал без умолку, рассказывал о том, каким был у него отец. На улице Разина машина остановилась, и Костя помог Лукасу оттащить во двор тиски.

Лукас постучал в окно и крикнул:

— Потом рассчитаемся. Тороплюсь…

Следующая остановка была у большого частного дома с высоким забором.

Лукас нырнул в калитку, прикрикнул на пса и скрылся за дверью. Костя все время не сводил глаз с путевого листа и все же не решился взять документ из ящичка и удостовериться в подлинной фамилии Лукаса. Вместо этого он высунулся в окошко и стал рассматривать дом Лукаса. И рад был своей догадливости — дважды мелькала в окошке голова Лукаса.

— Ну и домину ты себе отгрохал! — сказал Костя, когда Лукас влез в кабину.

— Это не мой дом.

— В примаки пошел, значит? — робко поинтересовался Костя.

— Да нет, снимаю временно…

— Ну? — улыбнулся Костя. — А я думал это твой домина, порадовался за тебя.

— Построюсь когда-нибудь, — решительно сказал Лукас. — Ну, а теперь показывай, куда ехать.

— Сколько у нас времени?

— Часа полтора.

— Годится.

Камень стоял во дворе у родственников Кости, живших неподалеку от кладбища. Они быстро погрузили мрамор и поехали к кладбищу. Кладбище новое, ограду еще не установили, и могила отца была у самой дороги.

Костя поблагодарил Лукаса, рассчитался с ним и договорился о том, чтобы подбросить раствор завтра утром.

На следующий день Костя с двумя приятелями довершил все приготовления — оставалось залить ведра четыре раствора — и делу конец.

Приехал Лукас. Он помог ребятам в их добром деле, получил свои денежки и собрался уезжать. Костя попросил его подвезти.

Предчувствия у Кости были дурные. Ему все больше и больше нравился Лукас: обходительный, отзывчивый, заботливый.

— Ты мне много дал, — сказал он тихо, — возьми четвертной обратно.

Костя покачал головой:

— Мать так распорядилась, — но деньги все-таки взял. — Ладно, пусть у меня хранятся, а когда понадобятся — приходи. Ты не женат?

— Нет.

— А с кем живешь? С матерью?

— С братом.

— Старше тебя или младше?

— Одногодки, — улыбнулся Лукас.

— Вот это да! — воскликнул Костя и в одну секунду созрел у него новый план. — Близнецы? — орал Костя. — Вот это ты даешь. Завидую я близнецам. Как-то они все любят друг друга. В одинаковой одежде ходят.

Лукас промолчал. Потом они попрощались и обменялись адресами. Лукас пообещал прийти к Косте в гости в это воскресенье.

— С братом не обещаю, а сам приду.

В тот же вечер Петров уже знал, что проживающий по улице Разина, дом 17, водитель самосвала ЩА-15-71 Жуков Леонас Эдуардович в течение трех лет работает в автоколонне, взысканий не имеет, живет с братом, собирается поступать в автодорожный институт.

Петров раскрывается с неожиданной стороны

Костя сник, когда Петров стал ему втолковывать:

— Это, наверное, труднее всего объяснить. Важно научиться видеть, уважать в любом подозреваемом или даже в преступнике человека. Задача правосудия, ее конечная цель — не карать, а пробуждать человечность. И никакие аморальные средства, якобы ведущие к хорошим целям, просто недопустимы. Это всеобщий закон общения, Костя.

— Значит, я неправильно сделал, что разузнал все про Лукасов?

— Очень даже правильно, — как бы виновато ответил Петров. — Но есть какие-то нюансы, которые снижают профессионализм. Я бы не стал подозреваемому рассказывать о самом сокровенном только лишь для того, чтобы обманом добиться желаемого. Сокровенное нельзя использовать для обмана. От этого оно перестает быть сокровенным. Ты повез Леонаса на могилу отца. Если бы я был твоим отцом и лежал бы в могиле, поверь мне, я набрался сил, встал бы и отстегал бы тебя, я бы сказал: "Что же ты, собачий сын, времени не нашел для родного отца? Что же ты несчастье используешь для того, чтобы расположить к себе всякую сволочь".

— Леонас не сволочь.

— Очень хорошо, что он не сволочь. Он честный калымщик. Но не в этом дело. Я часто наблюдал среди следователей людей, готовых идти любой ценой к цели. У нас Ася Асматурова считалась прекрасным работником. Но постоянно злоупотребляла властью, допускала шантаж, оскорбления подозреваемых и даже рукоприкладство. Я перестал с ней здороваться. Надо добиться того, чтобы и преступники считали нас нравственными людьми. Я высокопарно говорю?

Костя молчал. Ему была неприятна позиция Петрова. Он попытался найти во мне союзника, стал жаловаться на Петрова, но я не поддержал Костю. Все это от вздорного самолюбия. Пугала и настораживала его какая-то поверхностная эрудиция. Костя все-таки оставался в чем-то недалеким человеком. Петров, думаю, ставил перед собой задачу пробудить в нем чувство отвращения к своей примитивности.

Петров не успевал читать много, но если уж читал, то самое главное, то, без чего человек не может быть культурным по-настоящему. Петров не ходил в кино, но когда у нас шли фильмы Бергмана, не пропустил ни одного. Он искал в скандинавском кинорежиссере глубину, его привлекали технологические исследования, которые обнаруживали за внешней добротой — скрытое зло, а за личиной благообразия — пошлость, лицемерие, мещанство.

Глубина не лежит на поверхности. Это как артезианская вода, до нее нужно дойти, добраться.

Петрову хотелось, чтобы и Костя обрел свою нравственную и профессиональную глубину. Дойдет до этого — получится из него прекрасный следователь. Не дойдет — останется ремесленником на уровне Аси Асматуровой.

Так размышлял Петров, глядя на нас.

Зазвонил телефон и одновременно в комнату вбежал Солин.

Петров, слушая, как кто-то докладывал ему по телефону, выглядел взволнованным.

— Шамрай бежал из тюрьмы, — тихо сказал Петров.

— Вы еще на площади об этом объявите, — прогремел Солин, недружелюбно поглядывая на нас с Костей.

— Послушай, Солин, эти люди помогли мне поймать и обезвредить Шамрая и его шайку. Возможно, я и сейчас воспользуюсь их помощью.

— Прошу прощения, — быстро переориентировался Солин. — Положение чрезвычайное. Надо сообща подумать. У вас есть какие-нибудь предположения?

— Есть, — ответил Петров. — Вероятно, у наших гостей тоже свои соображения. Вы не смогли бы их высказать? — обратился ко мне Петров.

— Шамрая надо искать у того, кто раздавил Сашеньку.

— У Лукаса? А кто заставил Лукаса пойти на убийство? — спросил Петров.

— Вот у того и надо искать Шамрая.

— Он может прийти и в больницу, — сказал я. — Может и просто где-нибудь переждать…

— Нет. Он бежал, чтобы действовать, — резко сказал Петров. — Вы знаете, как он бежал? Уму непостижимо. Огрызком ложки проковырял цемент между кирпичами. Разобрал кладку и по высоковольтной линии пробрался за ограду.

Петрова вызвали к руководству. Через полчаса он вернулся в кабинет, попрощался с нами и попросил, чтобы мы без него ничего не предпринимали.

Касторский

Костя был не только мастером добывать информацию, но и прекрасным рассказчиком. Умел соединять обрывки сведений, выстраивать их в единый сюжет. Благодаря рассказам Кости капитан Петров вдруг превратился в фигуру фантастическую. Если раньше нет-нет да и проскальзывали в суждениях Кости оценки, мягко говоря, скептического порядка (буквоед, перестраховщик, умник), то теперь характеристики складывались из эпитетов в превосходной степени, причем Костя походя бичевал себя: "Болван! Как же раньше я не разглядел гениальнейшую душу профессионала".

Все началось с того момента, когда мы узнали о решительных и неожиданных поступках Петрова в связи с задержанием Шамрая.

Дело было так. Капитан Петров разбил преданных ему людей на две группы. Первая группа взяла под контроль больницу, где лежала Сашенька. Вторая (и с нею Петров) ждала у дома Валерьяна Лукича Касторского. В том, что похищением "Белой розы" руководил Касторский, сомнений больше не было. Касторский все делал, чтобы самому остаться в тени. Он был своеобразным резидентом, вдохновителем аферистов. Принимал строго определенных лиц, платил жалованье, анализировал поступавшие сведения. Первым помощником Касторского являлся Евгений Щеглов, настоящая его фамилия Антонов. Касторский значился бизнесменом, в короткий промежуток времени сколотил себе крупное состояние, построил дом и приобрел два ювелирных магазина. Слыл ученым, естествоиспытателем, ловил и коллекционировал редких бабочек, переписывался с различными нашими и зарубежными специалистами, часто выезжал в экспедиции. Его дом хорошо охранялся, да и сам он, как правило, ходил и ездил в сопровождении крепких молодцев.