Подозреваемый - Юрий Азаров

В это время меня позвали снизу. Я прикрыл дыру, спрятал в ящик с красками футляр с кулоном и спустился вниз.

Федор, извинившись, сказал, что сделка состоялась и что, по-видимому, придется мне поторопиться с отъездом.

По всей вероятности, он обратил внимание на мою взволнованность, но отнес ее за счет неожиданных событий, связанных с продажей дома. И стал меня успокаивать, я лишь что-то пробурчал ему в ответ и быстро поднялся к себе.

Надо сказать, что, обнаружив кулон, я задумался. Мысли мои шли в одном направлении. Кто мне поверит, что я именно сейчас нашел кулон. Кому сказать о моей находке? Еще вчера Петров сказал мне: они считают, что кулон у вас. Даже Костя намекает на это.

Я еще раз открыл коробку и принялся разглядывать украшение. Почему, собственно, белая роза, при чем здесь роза? Но по мере того как я всматривался, понял, что передо мной и впрямь рисунок именно розы. Это были не пять лепестков, а пять плоскостей, на которых отчетливо виднелся рисунок розы, украшенный продолговатыми бриллиантами. Белизна розы подчеркивалась еще и белой эмалью, которая виднелась, проступала в узорах серебра, а может быть, и платины. Мне неожиданно пришла в голову мысль, что единственным доказательством моей невиновности может быть обнаруженный тайник.

Хотя, разумеется, по их мнению, я ведь мог обнаружить тайник и раньше. Зачем понадобилось сестрам хранить драгоценности в чужой комнате? Для безопасности? Пожалуй, они оказались правы. Все обшарили в доме грабители, а не нашли нечего. Значит, знали, что делали мои милые старушки.

Соколов между тем суетился. Он вбежал ко мне наверх и сказал:

— Прошу вас поторопиться. Завтра ломаю печь.

— Не имеете права меня подгонять, — резко оборвал я его. — Может быть, у меня подписка о невыезде, а вы еще не оформили купчую.

— Не ваше дело! — закричал Соколов. — Прошу поторопиться. Это мой дом. Никто мне не запретит заниматься ремонтом. Я сегодня же начну ломать печку.

Я спустился вниз и обратился за помощью к Федору. Тот мне ответил:

— Переезжайте к нам, пусть делает что хочет.

— Да нельзя без милиции ломать дом! — заорал я. — Меня держат здесь из-за ваших улик, черт бы вас побрал!

Надо было что-то предпринимать. И я пошел звонить Петрову. По пути встретил Костю. Но ничего ему не сказал. А он мне полчаса бубнил про цыганку, про какие-то свои догадки.

Петрова на месте не оказалось. Я попросил ему передать, что он срочно нужен в Черных Грязях.

Когда вернулся домой, снова обнаружил Соколова в моей комнате. Тут уж я не утерпел. Я схватил его за грудки и спустил с лестницы.

— Хулиган! — заорал Соколов. — Я на вас в суд подам!

— Ворюга, — ответил я ему спокойно.

Как только Соколов вышел, я кинулся к тайнику. Мигом у меня душа успокоилась, когда я увидел украшение на своем месте.

Вечером пришел Петров.

— Что еще?

Я, не говоря ему ни слова, повел наверх. При нем сдвинул крышку тайника и попросил его опустить туда руку. Петров вытащил футляр. Раскрыл коробку, и мне показалось, что его лицо дрогнуло. Я ему рассказал, как все было. Петров вызвал экспертов. В присутствии Раисы, Федора, Соколова и Кости украшение изъяли из тайника. Петров сказал, что украшение в скором времени будет передано хозяевам.

Две удачи Кости

Петров оформлял рекомендательное письмо Косте, окончательно решившему поступить в Европейский университет права. Случилось это неожиданно. На одном из совещаний работников угрозыска зашел разговор о том, как надо готовить новые кадры в органы внутренних дел. Столкнулись две точки зрения. Одна из них была спорной: нужно заниматься ранней профессиональной ориентацией, готовить пополнение в высшие юридические школы, начиная примерно с 6-7-го класса. Для этого надо создавать школы "юного следователя", "юного оперативника", широко привлекать молодежь к профилактической работе. Против такой точки зрения были и возражения: не следует становиться на путь ложной романтики. Пусть молодые люди, прежде чем идти в высшую школу, послужат рядовыми годика два, а потом решат для себя, пригодны ли они к службе в органах.

Петров разделял точку зрения ранней профориентации.

— Нельзя гасить рано пробудившееся благородное желание помочь органам в профилактической работе… — И он рассказал о Косте. Рассказал ярко, красочно. Живописал подробно о таланте парня, за которым он уже, дескать, давно наблюдает.

Присутствующий на этом собрании представитель Министерства юстиции попросил Петрова направить к нему Костю. Костя, побывав в министерстве, вернулся окрыленный:

— Честно говоря, я боялся поступать, потому что не был уверен в том, что мне дадут заниматься практикой. Но если помогут, а это пообещали, я охотно буду заниматься в этом университете.

То, что так замечательно решалась судьба Кости, окрылило и его самого, и его родителей, и даже Данилова, который не замедлил пригласить Костю к себе для особого разговора. О чем разговаривали собравшийся на пенсию Данилов и будущий студент университета Костя Рубцов, никому не известно, только с тех пор Данилов стал отзываться о Косте с максимальным уважением.

Второй удачей Кости было то, что он снова напал на след Лукаса. Помогла ему в этом цыганка. Ох, как хитрил Костя, обхаживая молодую цыганку, как он старался ей угодить во всем, лишь бы она хоть что-то сказала о том, чье поручение она выполняла, продавая цветы. Цыганка отнекивалась, но сгоряча проговорилась.

— Почем я знаю, кто он такой. Приехал на самосвале, дал десятку, если продам цветы и скажу покупателю, чтобы тот не гнался за богатством.

Как только услышал Костя про самосвал, так сразу обрадовался, но виду не подал, продолжал расспрашивать:

— А ты бы узнала покупателя?

— Конечно, узнала! Подбородок на две части делится, глаза как тормоза, куртка — замша коричневая.

— И ты не должна больше встречаться с хозяином?

— Почем я знаю, что я должна? Уморил ты меня совсем. Откуда только такие нахальные люди берутся?!

— А что на стекле самосвала было? Может, портрет Сталина или еще что-нибудь?

— Был портрет. Ты же все знаешь, зачем тогда мозги мне пудришь, нехороший ты человек. Отстань от меня.

— А я тебя проверяю. И на нем была зеленая куртка из брезента, да?

— Опять проверяешь? Говорю тебе, отстань от меня. Мне работать надо, кормить семью, а ты по пустякам меня отвлекаешь!

Костя ринулся в автобазы, на стройки, на заводы — у него везде были знакомые, друзья. Найти машину с портретом Сталина не составляло большого труда — не так уж много было таких машин.

Водители машин с портретами вождя на стекле оказались совсем не похожими на Лукаса, и Костя приуныл. В запасе оставалось еще три машины. Костя сразу узнал самосвал и знакомую фигуру Лукаса. Он какое-то время как ни в чем не бывало покрутился возле машины и понял: Лукас его не знает, абсолютно спокоен, никак не реагирует на докучливого незнакомца.

Шел шестой час — конец смены. У Кости был свой четкий замысел. И он приступил к его осуществлению. Абитуриент Костя сейчас не мог рисковать. Он должен действовать наверняка. Ему слишком много было выдано векселей в последние дни, и он должен их оплатить.

— Браток, — взмолился Костя, обращаясь к Лукасу, — я похоронил отца, не мог бы ты помочь мне подвезти памятник. За деньгами не постою. Сегодня камушек, а завтра цементик.

Лукас покачал головой:

— Спешу сегодня, может, кто другой… Меня ждут к семи — дело есть.

— Я готов подождать. Можно и в десять, и в одиннадцать. Выручи, браток. За деньгами не постою, стольник хоть сейчас кину.

— Камень левый? — спросил Лукас.

— Избави бог. Купил за полсотни. Дома он у меня стоит: крест высек, а остальное не смог — придется гравера нанимать.

Костя не врал. Установка памятника отцу действительно висела на Косте: матери сейчас не было — гостила у родственников. И то, что Костя заодно выполнит свой долг в ее отсутствие, это его, Кости, следовательская находка. Ему удалось создать такую ситуацию, при которой успех гарантирован. Надо знать психологию преступника. Учитывать настроение и бить наверняка. Преступник и сам должен раскрыться. Не подозрением давить, а спокойствием, ловкостью, чтобы он сам раскрылся. Костя ощущал в себе великого сыщика и великого психолога одновременно.

Потом Костя был жутко расстроен, когда и я, и Петров осудили его действия. Мы сказали, что в его действиях была некоторая нечистоплотность. Нельзя любые обстоятельства (в том числе и такие святые, как смерть отца) столь прагматически использовать: это чревато дурными и даже весьма опасными последствиями. Тогда Костя этого понять не смог. Он радовался и разглядывал потихоньку водителя самосвала, на котором совершались преступления.

— Мне надо заехать домой. Взять кое-что и сбросить тиски, а потом двинем.