Красота спасет мымр - Елена Логунова

– Так чего ты убежала-то? – не отставал Вадик. – Славке еще женская фигура нужна.

Поймав мой взгляд, режиссер за спиной Вадика замахал руками, давая понять, что женская фигура ему уже совсем не нужна. Или нужна, но совсем немножко, и не моя, а чья-нибудь другая. Помахав мне ручкой, Слава поспешно удалился.

– А кто стрелял из автомата? – проводив его тяжелым взглядом, спросила я Вадика.

Он засмеялся и полез в карман. Я невольно попятилась.

– Это мой мобильник стрелял! – радостно улыбаясь, объяснил оператор. – Я поставил себе чудесный звучок, теперь вместо звонка у меня автоматная очередь! Тебе понравилось?

– Очень эффектно, – мрачно подтвердила я.

– А ну, дай мне свой мобильник! – Вадик бесцеремонно залез мне в карман и достал трубку сотового. – Вот, смотри, посылаем эсэмэсочку вот сюда… Ля-ля-ля, жу-жу-жу! Пиф-паф! Теперь у тебя тоже есть стреляющий мобильник. Береги патроны!

Вадик заржал, вернул мне телефон и зашагал в подъезд.

– Вооружена и очень опасна, – пробормотала я, с отвращением посмотрев на мобильник в своей руке.

По дороге домой мое хмурое настроение несколько улучшилось. Во-первых, я вспомнила, что мы с Иркой обнаружили место, в котором с большой степенью вероятности прячут нашего Манюню. Оставалось придумать, как вернуть куклу себе, но я не сомневалась, что меня непременно озарит соответствующая гениальная идея. Главное, не мешать этой самой идее выкристаллизоваться, а для этого лучше всего начать напряженно думать о чем-нибудь другом.

И я стала думать о своем ремонте и о квартире вообще. Я воображала, как замечательно будут сочетаться новые обои с имеющимися шторами, мысленно покупала мебель и мысленно же ее расставляла. Это был позитивный подход, и он очень положительно сказался на моем мироощущении. В квартиру я вошла бодрым шагом, звонким шепотом декламируя Славино стихотворение:

– Жил на свете человек – скрюченные ножки! И ходил он целый век по скрюченной дорожке!

– Жил на свете штукатур – скрюченные ручки! – услышав мой маршевый рэп, подхватила штукатур Таня.

Она стояла посреди комнаты, оглядывая потолок. Потолок был белоснежным и гладким, как отутюженная новая простыня. Никаких щелей по периметру потолка уже не наблюдалось.

– Та-а-аня! Какая красота! – в полном восторге застонала я.

– Красота будет завтра, – возразила мастерица. – Придется нанести еще пару слоев водоэмульсионки, потому что алебастр очень уж белый, он проглядывает из-под краски. Когда водоэмульсионка просохнет, ты это увидишь.

– В сравнении с тем, что было, – это уже мелочи, – ответила я, с улыбкой оглядываясь по сторонам.

По всему было видно, что мои наемные труженики сегодня основательно поработали. Бесценный плотник Иван Трофимович выправил полы, а протрезвевший Василий сделал бетонную стяжку в ванной и даже уложил поверх нее плиточку.

– В ванную лишний раз не заходи, – предупредила Таня. – Бетонщик сказал, цемент будет сохнуть два дня, не меньше. К унитазу и крану пробирайся по жердочке.

Милым словом «жердочка» была названа двухметровая доска, словно мостик, переброшенная над свежеуложенной плиткой. Один край доски опирался на высокий порожек, другой – на кирпич под стеночкой. Оценив ширину «жердочки», я решила, что мне не составит труда поиграть денек-другой в канатоходца.

– Да, еще электрик приходил, – вспомнив, сказала Таня. – Сделал в гостиной новую проводку, поставил розетки и выключатели. Я уже и дыры в стене заштукатурила.

Я рысью вернулась в гостиную и с умилением полюбовалась на сырые пятна свежего алебастра. Еще вчера в стенах комнаты зияли дыры, которые РЭПовский электрик широким жестом пробил, выдирая замурованные розетки и выключатели. Эти устройства были такими же древними, как сама проводка, и требовали замены. Я загодя купила десять метров двужильного провода, пять комплектов симпатичных квадратных розеток и выключателей, но даже не надеялась, что электрик сделает свою работу так скоро! По правде говоря, я ждала его только на следующей неделе.

– Если ты не против, я, пока не стемнело, еще раз пройдусь краской, – сказала Таня.

– Сколько угодно! – предупредительно ответила я, ретируясь в свою конуру с диваном.

Завалилась, поджав ноги, на подушки, взяла в правую руку шоколадный батончик, в левую – книжку в мягком переплете и почувствовала себя вполне довольной. Боже, как мало мне нужно для счастья! И как редко удается насладиться таким вот несуетным лежанием с приятной книжечкой, в тишине и покое…

– Дзинь! – требовательно звякнул в отдалении телефон. – Дзинь-дзинь-дзинь-нь!

– Лена, ты подойдешь к апппарату? Я на стремянке стою! – крикнула из гостиной Таня.

– Иду! – я с сожалением отложила книжку, спустила ноги с дивана и пошла к телефону.

Его мне еще пришлось поискать, потому что Таня, чтобы не закапать аппарат краской, переставила его в прихожую и даже накрыла тряпочкой. Пока я рыскала по квартире в поисках телефона, на другом конце провода вполне могли потерять терпение и отключиться, но – не потеряли и не отключились.

– Ну, что Симакова?! – закричал мне в ухо крайне взволнованный мужской голос.

– Понятия не имею, – честно ответила я, мечтая поскорее вновь припасть к диванчику.

– Как она там?

– Где – там? – спросила я, стараясь сохранять терпение.

– Ну, у вас! Я ж ее еще утром отвез!

Я сунула голову в комнату и спросила у Тани, балансирующей на стремянке:

– Тань, как твоя фамилия? Не Симакова?

– Плошкина я, – ответила мастерица.

– Нет у нас никакой Симаковой, – твердо сказала я сопящему, как чайник со свистком, телефонному собеседнику. – Вы ошиблись номером.

Положила трубку, вернулась в свою берлогу и уже приготовилась опустить попу на диван, когда гадкий телефон опять зазвонил. Пришлось вновь поднимать филей, топать в обратном направлении и снова снимать трубку.

– Скажите, как Симакова?!

– Не скажу! – рявкнула я. – Я не знаю, как Симакова! И где Симакова, тоже не знаю! И кто она!

– Она – моя жена! – вопящий мужчина еще больше повысил голос. У меня аж уши заложило!

– Вот на нее и орите! – завопила я в ответ. – Я-то тут при чем?

Из комнаты на мой крик выглянула Таня.

– Как – при чем? Она ж у вас там рожает! – проорал неврастеник в трубке.

– Я сама сейчас рожу! – пожаловалась я встревоженной Тане. И объяснила ей, как сама поняла: – Мужик потерял свою жену.

– Как – потерял? – голос в трубке враз опал, как приземлившийся парашют. – Она что, умерла?!

– Это я сейчас умру! – застонала я. – Мужчина, вы не туда звоните! Это квартира!

Шваркнула трубку на аппарат и посмотрела на него с подозрением. Телефон молчал. Я сделала один длинный гусиный шаг в направлении комнаты, и аппарат взорвался трелью.

– Это Первый роддом? – спросил меня муж Симаковой. Без крика спросил, но голосом, бесконечно далеким от нормального.

– Э-то не род-дом, – четко, по слогам, произнесла я. – Э-то квар-ти-ра!

Сочтя информацию исчерпывающей, я положила трубку. Однако настырный мужик, видно, узнал еще не всё, что хотел, потому что телефон снова визгливо завыл.

– Не буду я брать трубку, – сказала я Тане. – Это наверняка снова Симаков.

– Может, надо дать ему телефон роддома? – подсказала мне мудрая женщина Таня.

– Он его не запомнит, – вздохнула я. – Не знаю, каков этот Симаков в нормальном состоянии, но сейчас у него явно мозги набекрень, разговаривает, как полный идиот!

Тут мне вспомнилось, как глупо вел себя мой собственный муж, когда у меня начались родовые схватки. Он нервно приплясывал у телефона и никак не мог попасть дрожащим пальцем в кнопочки с цифрами, а позвонив в «Скорую», первым делом начал вежливо здороваться с диспетчером. Причем перебрал все возможные приветствия: «Доброе утро! Нет, добрый день! Э-э-э… вечер! То есть спокойной ночи!» Последнее было ближе к истине, поскольку дело было в половине второго ночи, однако пожелание спокойного сна с учетом повода для данного конкретного вызова мне лично показалось тогда неуместным и даже бестактным.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, я решила облегчить жизнь несчастному Симакову, с таким трудом переносящему испытания, выпавшие на долю его жены. Я позвонила в справочную службу и записала нужный телефон – Первого роддома, а потом позвонила туда и узнала, как там Симакова. Оказалось, она еще в семнадцать сорок благополучно родила мальчика: рост сорок восемь сантиметров, вес два девятьсот.

– Отличный младенец! Молодец баба! – захлопала в ладоши Таня, с которой я поспешила поделиться новостью из жизни семейства Симаковых.

Я тоже обрадовалась – в основном, конечно, тому, что мне есть что сказать молодому папе Симакову. В том, что он еще позвонит, я нисколько не сомневалась.