Братья и сестры в Реестре (СИ) - Скрипченко Юрий Вячеславович "Юс Крипус"

Девушка подняла взгляд на Олега и улыбнулась:

— Заполнили?

— А если без анкеты… Что можете предложить?

— Так, посмотрим. Комната номер один — «Скандал в благородном семействе». Вторая рекреация — «Офис — сын ошибок трудных». На третье — «Передайте за проезд». Есть ещё «Резня в торговом центре», «Кровавый фитнес», «Внимание: авария» и ещё с десяток тематических локаций. Все комнаты оборудованы в полном соответствии с «хартией ликования»55, сертифицированы и лицензированы.

В мозгу Олега остались только сила и тоска, так что он почувствовал себя вполне готовым к разрушениям. Девушка истолковала паузу превратно:

— За дополнительную плату мы можем предоставить канистру с бензином и спички.

Олег завис ещё основательнее.

— Гм, взыскательный клиент, — пробормотала распорядительница салона, — В качестве опции доступна секс-кукла. Ограничений на разрушения по-прежнему нет. Если выберете этот вариант, я затемню окна.

Олег понял, что такими темпами они дойдут до некрофилии, дендрофилии, копрофагии или электрофилии. Поэтому торопливо подал голос:

— Давайте «Резню в торговом центре».

— Отличный выбор. Итак, у вас будет полчаса. С учётом первого посещения, минус дневная скидка... С вас две тысячи пятьсот девяносто девять многорублей56.

И лучезарно улыбнулась.

Олег вздрогнул, зачем-то охлопал несуществующие карманы и с извиняющимся бормотанием: «Кажется кошелёк дома забыл» попятился к выходу.

Девушка спрятала улыбку внутрь, чтобы не запылилась и не выгорела на солнце, и вернулась к изучению голофона.

Хлопнула дверь. За стеклом Олег с трясущимися от стыда руками и пунцовым лицом размыкал замок и наматывал трос на велосипедную раму.

Он так никогда не узнает, что постоянными клиентами «салонов ярости» была вся властная верхушка Воронежсполиса-2049: и Тина Романова, и отец Кондратий, и микромагистр обороны Евгений Победоносцев, и даже ветхий особист Порфирий Знаменцев.

***

Люди прогуливаются, люди изучают голографические инфостенды. Люди посещают заведения: покупают, едят, стригутся.

Вроде абсолютно вневременная картинка — так было, есть и будет всегда.

Но какой контраст с его временем — временем границ, дистанций, повсеместных щит-масок и неприступного личного пространства. Поразительным образом город-консерва, отгородившийся от внешнего мира куполом, был свободнее предшественника, чьё население состояло исключительно из людей-в-футлярах.

На лицах меньше нервозности, допустимы рукопожатия и близкий контакт.

Объятия. Нежные прикосновения.

И тут Олега накрыла волна отчаяния. Он вспомнил про Алину и тот тупик, в котором оказался по вине чёртовой Элисы, которая посадила его на поводок.

Вместо поисков сестры Олег выполнял дурацкие поручения во спасение совершенно ему не нужного мира. Пусть хоть в ад провалится, лишь бы вернулась Алина! Пусть миллионы, да хоть миллиарды умрут в муках! Я хочу снова посмотреть в её бездонные глаза.

Олег посмотрел в экран своего телефона. Сестра, стоявшая под габаритным пальмовым лицом осуждающе нахмурилась.

Он уже заметил, что она реагирует на его поступки, хорошие и плохие — то меняя позу, то жест, то мимику. Они общались, разделённые непонятно какими измерениями и расстояниями.

Но он так хотел оказаться рядом с ней, без этих костылей и ограничений.

Чтобы обнять её!

Почти физическая боль накатила на мужчину в ярком и облегающем велосипедном костюме, и он сполз по стене ближайшего дома. Красавец-«Росинант» рухнул рядом.

Олег беззвучно рыдал, закрыв ладонями лицо.

О своей безвременно и бессмысленно испорченной жизни. Испорченной внешней неодолимой силой. Думал о сестре. О будущем. И даже о родителях, о которых вспоминал, правду сказать, крайне редко.

Даже о местных, которые могут обниматься и ласкать друг друга, не думая о дурацких ограничениях.

Но Олег не знал здешних реалий, а потому не мог понять одной простой вещи. Эти люди провели взаперти, в замкнутом пространстве пятнадцати квадратных километров уже почти десять лет. И практически каждый из них, кроме блудных внешек, контрабандистов и прочих авантюристов из городского дна, не мог покинуть полис.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они вынужденно примерили на себя условия пожизненного заключения — без права на амнистию и на условно-досрочное освобождение. Ситуация с вирусом застыла в неустойчивом равновесии — зараза не губит полис, а его жители не кажут носа наружу.

Только так.

И всё говорило о том (несмотря на бодрый тон прессы и политиков), что такой расклад останется неизменным.

Многие из жителей были уверены, что навсегда.

«Сонная лощина»

Воронежполис-2049, 8 сентября

Полтора часа спустя.

Они сидели в странном заведении под названием «Сонная лощина»: Олег и незнакомка с античным лицом, рыжими волосами и рябой щекой. Та самая, которую он спас в предыдущем осознании, когда отвлек от неё внимание собственных конвоиров. Но памятуя, что событие это хоть и уже случилось с ним, незнакомке ещё только предстоит, Олег Каспер промолчал.

Эта женщина обнаружила его на улице — потерянного и абсолютно несчастного. Успокоила как могла и привела сюда. Оказывается, её зовут Елена Гутенберг. После внезапной истерики Олегу стало получше — выплакал горе. На время.

Странная женщина, которая постоянно оказывается рядом, и осознанный сновидец. Интересная парочка.

Ощущение, что его окружает сон, только усилилось.

Голодный Олег пожирал изящно сервированное что-то. Оно отличалось приятным вкусом — мужчину хватило только на то, чтобы это осознать. Настолько был голоден, что разбираться, как называется блюдо и из чего приготовлено, не стал. Елена сидела напротив за бокалом мартини — с обязательной парой оливок в прозрачной жидкости.

В руках у неё дымилась длинная дамская сигарета, запах которой приятно щекотал ноздри некурящего Олега.

— Итак, ты гип, — сказала Елена хрипловатым голосом, — Временной попрыгунчик.

— Ну да. Ложусь спать и вижу сны, в которых могу действовать и влиять на сюжет.

— Э, нет. Так было раньше.

— Что? Слушай, я напрочь запутался.

— А всё просто. Ты засыпаешь в одном времени и месте, а просыпаешься — в другом. По собственному выбору. Вот и всё. И это по-настоящему.

Олег вспомнил, что говорила Янка: я пришла, а вас нет. Где он был той ночью? На Муне или уже в Воронежполисе?

— Чёрт, бред какой-то.

— Может и бред. Реальность она вообще такая — бредовая. Так что не надо держаться за привычные рамки. Отпусти уже её. Пусть сходит с ума как хочет.

— Твоя щека. Извини. Эти оспины. Значит, ты тоже гип?

— Отъявленный. Пробы ставить негде.

Елена помолчала, жуя губу:

— Я хочу, чтобы ты знал. На самом деле мне почти шестьдесят. И моё время — две тысячи семьдесят девятый год.

Олег от удивления разинул рот и не нашёл ничего более разумного, чтобы замаскировать собственный просчёт, — чем кинуть в разинутую пасть, прямо рукой, очередной кусочек своего неизвестного блюда.

А потом вспомнил про рыжую шестилетку из двадцать пятого, которая сначала встретилась ему на детской горке в собственном дворе, а позже следила за ним и по-взрослому беседовала с вирусологом Волконским.

Но спрашивать или уточнять у Елены Гутенберг Олег Каспер ничего не стал. Может, это и не она была.

Интерьер «Сонной лощины» был попсово мистический. Круглые окна. Мрачное и искусственно состаренное покрытие стен, по которым метались голографические ужасы. Ниже взгляд упирался в дубовые книжные шкафы разной высоты, в недрах которых виднелись разноцветные фолианты и порой сияли уютные торшеры. На шкафах, как на полках, теснился реквизит: от картин и канделябров, до каких-то свитков, камер-обскур и статуэток.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Каждый столик был отделен от соседних перилами, словно на кладбище. По правую сторону располагались кабинеты. Зал озаряли медные люстры и бра, привинченные медными болтами к колоннам из квадратного бруса. Кроме Олега и Елены в заведении было всего с десяток посетителей. Они предавались учтивой беседе.