Убить Горби - Юрий Костин

– Я был в делегации, но во время разговора ждал за дверью.

– Скажи мне как на духу: что сказал тебе Болдин или кто там еще, когда они вышли от Горбачева? Что в действительности ответил президент на наше предложение поддержать Комитет?

– Владимир Александрович, не понял вопрос, извините. Вам разве не доложили сами товарищи Болдин, Варенников?

– Юра, я спрашиваю у тебя: что ты, именно ты услышал от них, когда они от него вышли?

– Это сейчас так важно?

– Ну, ты не забывайся уж совсем! Конкретный вопрос тебе задает начальник. Напоминаю: я все еще председатель КГБ СССР. Может, я приступаю к написанию мемуаров, какая тебе разница? Хочу углубиться в изучение вопроса о роли личности во власти.

Плеханов задумался и, медленно, делая акцент на каждом слове, произнес:

– Если для мемуаров… Тогда Горбачев сказал им что-то вроде: «Что ж, валяйте, действуйте, шут с вами, я вам тут не советчик и не участник».

Крючков покачал головой и вдруг, глядя на Плеханова с умиротворенной улыбкой будущего пенсионера, улыбкой, в которой если и была грусть, то лишь самая малость, изрек:

– Если бы он еще оформил свое напутствие в письменном виде, да с подписью, это было бы похоже на отпущение грехов по всем правилам. Авансом.

– Емкая фраза, точно соответствует сути момента…

– Это Дюма. «Три мушкетера», – уточнил Крючков.

– А… не читал, – признался генерал.

Крючков удивленно вскинул брови.

– Иными словами, я согласен, – добавил Плеханов, – согласен на все сто, Владимир Александрович. Только церковь после исповеди покаявшихся и вставших на путь истины прихожан за грехи не преследует.

– Положим, и у них хватает перегибов. Но вы правы: нам придется сполна ответить за нашу доброту.

– А если мы встанем на путь истины?

Крючков промолчал, но его взгляд был выразителен и красноречив, чтобы Плеханов вдруг осознал: председатель принял решение сдаться на милость победителя. Только кто же выйдет победителем из интриги последних трех дней?

Странное творится в государстве: никто не в курсе о местонахождении Горбачева. Хуже того, из поля зрения непостижимым образом пропал президентский лайнер.

Плеханов очень надеялся на информацию от Генералова, но выйти с ним на связь не мог уже несколько часов. Тот как сквозь землю провалился. Чиновники, военные, отдельные части, да и целые министерства теперь вольны были выбирать, кому подчиняться, а чьи распоряжения блокировать или игнорировать. Плеханов понимал, что ситуацию может спасти очень жесткая диктатура воли. Но такого человека на советском политическом подиуме он не наблюдал.

Генералу вдруг привиделся фантастически смелый образ: некий симбиоз Горбачева и Ельцина, формирующий из этих двух товарищей одну личность. Как бы замечательно они друг друга дополняли! Но генерал всегда пресекал досужие рассуждения, поэтому единственным способом сохранить державу посчитал формирование правящего тандема, где Михаил Сергеевич, как лицо все еще авторитетное в интеллигентских кругах и вполне уважаемое на уровне республиканских правительств не говоря уже о любви к нему на Западе, мог быть при Ельцине кем-то вроде английской королевы. Плеханов и сам удивился живости своего воображения и думал даже поделиться им с начальником, но Крючков дал понять, что аудиенция закончена.

Он вознамерился все же доложить Крючкову о пропаже президентского самолета, но так и не решился. Забыл, что для председателя КГБ даже в ситуации полураспада страны сюрпризов не бывает. Известная Крючкову абсурдная ситуация с самолетом Горбачева для Плеханова не была загадкой.

Глава семнадцатая. КИПР

21 августа 1991 года сотрудники аэропорта округа Пафос были не на шутку взволнованы. С раннего утра территорию аэропорта оцепили полиция и войсковые подразделения. Изумленные европейские туристы, прибывающие на остров, и завидующие им отъезжающие были несказанно удивлены таким антуражем. Особо впечатлительные осмеливались с ужасом предположить, что на острове случился переворот и к власти пришла военная хунта, или же Турция снова объявила Кипру войну Ни начальник аэропорта, ни представители полиции и спецслужб не были осведомлены о причинах, которые побудили руководство республики отдать приказ о столь чрезвычайных мерах по обеспечению безопасности.

И только к вечеру стало понятно, в чем дело. Приблизительно в два часа пополудни произвел посадку самолет Кипрских авиалиний. На стоянке самолет встречали несколько полицейских машин, три джипа и лимузин «мерседес». Близ аэропорта барражировала пара боевых вертолетов Ми-24.

По трапу самолета спустилась группа лиц, они распределились по автомобилям, и кортеж на бешеной для этих вальяжных мест скорости покинул зону аэропорта. После его отбытия оцепление снимали будто бы нарочито неспешно. Солдаты и полиция все еще контролировали периметр, когда на полосу № 29 приземлился реактивный лайнер Ил-62 с бортовым номером 87612. Это был самолет Президента Советского Союза Михаила Сергеевича Горбачева.

К трапу также была подана машина, однако никакого сопровождения не наблюдалось. Из самолета вышли четверо, сели в небольшой японский автобус и отбыли в неизвестном направлении.

Среди пассажиров автобуса были Олег Додельцев и Леонид Антонович Батя. Проехав город Пафос, они двинулись через перевал в сторону северо-западной части острова. Живописная дорога вилась вдоль небогатых поселений, спящих под сенью древних оливковых деревьев. На одном из подъемов автобус долго двигался на минимальной скорости, не решаясь обогнать пожилого киприота на ослике. То и дело встречались небольшие церквушки в классическом византийском стиле. Здесь, за несколько тысяч километров от Москвы, казалось, что развернувшиеся там события происходят в другой галактике, хотя именно в Москве решалась судьба не только СССР, но и остального мира и, в какой-то степени, даже этого райского местечка, поставляющего в Союз огромные партии цитрусовых и фруктовых соков.

– Жара какая, елки-моталки, – проворчал Батя, вытирая платком лоб. – По такому случаю могли бы машину с кондиционером прислать.

Олег кивнул.

– Как правильно живут, – мечтательно произнес Батя, глядя в окно. – А ведь такие же люди, даже православные, как мы.

– Интересно слышать такое от полковника КГБ, – хмыкнул Олег.

– Да ладно тебе… Дело не в религии и не в вере, а в культурном пространстве, в бытовых привычках. Эх, ехать бы самому сейчас так же, как тот мужик на ослике! И все заботы твои понятны: урожай, неурожай, жена, детишки, свое вино. Утро, вечер, сувлаки, сиртаки. Хорошая погода каждый день, до тошноты. Самогонка опять же.

– Зивания, – уточнил Олег.

– Да, точно, так местный самогон здесь кличут. Сегодня попробуем, а, Олежка? – Батя ткнул Олега кулаком в плечо.

– С удовольствием, Леонид Антонович. Вам стоит только приказать…

– Хотя, – с грустью продолжил полковник, – наша белорусская самогонка местной даст фору. У меня в Вискулях самогонка что роса в Беловежской Пуще. Скажу тебе: нет в эсэсэсэре места краше и чудесней, чем Беловежская Пуща… Поросята у нас свои, колбаса кровяная. Своя! Ты пробовал когда-нибудь?

– Нет, – признался Олег, отметив про себя, что наконец-то узнал, откуда родом бывший наставник.

– Ее на сковородке разогрел, с хлебушком, на масле. Потом, короче, берешь луковицу, но обязательно целую, ни в коем случае не резать, а как яблочко ее погрызть! Дух потом на километр от тебя, безусловно. Зато есть все это – сплошное здоровье.

– Вкусно вы так рассказываете, товарищ полковник, прямо аппетит разыгрался. Я согласен даже просто на бутерброд с «докторской». Или с «любительской». Она с жирком, а мне нравится.

– Э, отставить. Нашел о чем мечтать. Здесь рыбка свежая, прямо из моря. Ее на костре пожарить, с солью да с оливковым маслом – объедение. У меня тут капитан знакомый есть, зовут Родис… Помню как-то, еще когда в Греции случился переворот, а сюда полезли турки, мы с ним… Впрочем, пока тебе рано про это слушать. Да и задача у нас с тобой серьезная. Вот на место приедем, разместимся, тогда и устроим вечер воспоминаний.

Вдруг автобус подбросило. Олег автоматически отметил, что как на кочку налетели. Только откуда на этой ровной дороге взяться кочке? Высоко взлетев, автобус описал полукруг и врезался в скалу, нависшую над трассой.

Водитель, погибший то ли от удара, то ли от взрыва мины, уткнулся лицом в руль, а нога его застряла между педалями газа и тормоза. Двигатель отчего-то не заглох и ревел во всю свою самурайскую мощь. Олег выбрался из автобуса и, не чувствуя тела, попытался оценить обстановку. Он успел увидеть Батю, отметить про себя, что тот вроде бы тоже жив и даже не ранен, но на оценку состояния двух других пассажиров сил уже не хватило. В глазах поплыли круги, потом в них поскакали какие-то всадники на красных лошадях, и все исчезло…