Убить Горби - Юрий Костин

Совсем близко, в соседнем салоне туда же летел и председатель КГБ Владимир Крючков. Там, на даче, Горбачев отказался его принять, передав ему через некого Стерлигова, бывшего сотрудника органов, а в то время помощника Руцкого, что побеседует с ним по дороге в Москву, в самолете.

Ни сил, ни желания разговаривать с Крючковым у Горбачева не было. Но Руцкой настоятельно просил его взять председателя с собой и, если получится, пообщаться по дороге в Москву. Первым желанием Горбачева было отвергнуть это предложение, показавшееся ему нелепым, но потом он передумал, не желая сходу спорить со своим спасителем.

Руцкой был симпатичен Михаилу Сергеевичу. Нравился он и Раисе Максимовне, наверное, за солдатскую прямоту и искренние порывы. Горбачев невольно сравнивал Руцкого со «своими» генералами, и ему становилось тошно от такого сравнения. Всматриваясь через иллюминатор в ночную пустоту, он хмурился. Первый восторг растворился в рациональности, которой требовало от него ближайшее будущее.

В очередь выстраивались вопросы, один сложнее и неприятнее другого. И главный: как они теперь будут делить с Ельциным власть в Союзе. И каким образом он, первый его президент, будет управлять необъятной территорией после подписания нового Союзного договора, если рядом не окажется людей, столь же преданных ему, как Руцкой предан Борису Николаевичу?

Наконец президент задремал и даже погрузился в чудные сновидения. Ему приснилась мама, потом дача в Форосе, затем Ставрополье, причем во сне это было вроде как вовсе и не Ставрополье, а итальянская Ривьера. И тут, как назло, кто-то осторожно дотронулся до плеча. Горбачев вздрогнул так сильно, будто душа плюхнулась в его большое и крепкое тело, не завершив своего путешествия по миру фантазий.

– Ну, в чем дело? – недовольно прошептал помощнику Горбачев, поглядев в сторону Раисы Максимовны и других членов семьи, чтобы убедиться, не разбудило ли их это неожиданное вторжение.

Все спали.

– Михаил Сергеевич, товарищ Руцкой хочет поговорить. Не могли бы вы пройти со мной в другой салон, чтобы не разбудить….

Горбачев приложил палец к губам и кивнул.

– Что-то случилось? – спросил Горбачев с улыбкой.

– Михаил Сергеевич, – Руцкой засмущался. – Тут дело такое… Есть приказ арестовать Владимира Александровича во Внуково. Он это, видимо, понимает, ну и настаивает на разговоре с вами. Мне кажется, в интересах следствия стоит с ним пообщаться.

Воцарилось молчание. Монотонно гудели двигатели самолета. Из кабины пилота доносились обрывки радиообмена.

– Как вы считаете? – Руцкого, похоже, тяготила пауза в разговоре. – Вы будете с ним говорить? Есть такая возможность, Михаил Сергеевич?

– Товарищ Руцкой, – Горбачев, заметно побледнел. – Кем принято решение арестовать Крючкова? Указ об интернировании членов Комитета я планировал подписать сегодня. Это все должно быть централизованно. Вы сами понимаете, как важно сейчас сохранить процедуры и порядок. Я не позволю раскачивать опять…

– Михаил Сергеевич, но уже подписан ордер на арест Крючкова.

– Кем?

– Прокурором. Генеральным. Степанковым в смысле… Российским.

Желваки заиграли на лице Горбачева. Руцкой примирительно заулыбался.

– Михаил Сергеевич, мы думали, так лучше, чтобы время не терять. Вам же проще будет.

– Думали так лучше? А какие еще указы и распоряжения вы дали, имеющие отношение к компетенции союзных органов? Быть может, мне уже нет резона возвращаться в Москву?

Руцкой ничего не ответил, только потупился. Крайняя степень раздражения Горбачева его не удивила, поскольку была, с его точки зрения, вполне объяснима. Он и сам не до конца понимал скоропалительность решений, принимаемых российской властью, однако Ельцину верил и, сделав выбор, с дороги не сворачивал.

– Где я могу поговорить с Крючковым, но так, чтобы никто из пассажиров, а я гляжу, вы и журналистов тоже пригласили, чтобы никто нас не видел и про эту беседу не знал? – наконец решился Горбачев.

– Есть одно местечко…

Горбачев удивился, как сразу постарел Крючков. Обычно бодрый и решительный, теперь он выглядел ужасно. В глаза старался не смотреть, коленки сводил вместе…

«Вот ведь как ломаются люди», – подумал Горбачев, дивясь переменам, произошедшим с Крючковым.

Казалось, можно было на вполне законных основаниях торжествовать, лицезрея поверженного врага, но он почему-то испытывал жалость и угрызения совести.

– Владимир Александрович, – сухо произнес президент, – с тобой все в порядке? Доктора позвать? Ты бледный…

Крючков вздохнул, да так громко, что вздох его был отчетливо слышен даже при работающих двигателях самолета.

– Все нормально, Михаил Сергеевич.

– Так, ну, о чем хотел погутарить?

– Я понимаю, что говорить не о чем. Меня наверняка арестуют уже во Внукове. Я просто хотел, чтобы вы знали: я сделал все, чтобы не пролилась кровь, чтобы с вами ничего не случилось недоброго.

Михаила Сергеевича так и подмывало съязвить, но он лишь отметил про себя что-то наподобие: «Да что ты говоришь?!», а вслух сказал:

– Не очень верится в последнее.

– Отчего? – искренне удивился Крючков.

– Слышал я, будто мой самолет, что вчера утром отбыл в сторону Средиземного моря, не должен был долететь до пункта назначения, будь я на его борту.

– Чепуха. Я был в курсе ваших намерений и с самого начала все делал, чтобы ни один волосок не упал с вашей головы. Что же до басен о заговорах с целью физического устранения первого лица, то это именно басни для дурачков. Я знал и про бегство из «Зари», и про песни у костра, даже про домик лесника. У меня в Бельбеке было несколько десятков бойцов, которые и мухе не дали бы взлететь, будь на то моя воля, однако я… Прошу это учитывать.

– Володя, скажи мне, какого хрена вы начали всю эту заваруху?

– Михаил Сергеевич, насколько мне помнится, мы с вами обсуждали такую вероятность и в 1990-м году, и этой весной… Да и уезжая в Крым, вы сказали Язову, что…

– Я подписывал какие-то распоряжения? Я давал вам прямые указания? О чем ты говоришь? Хочешь все с больной головы свалить на здоровую?

Будто не услышав, Крючков продолжил:

– А еще кое-кто хотел сбить самолет, на котором мы сейчас летим. Причем одни считали, что надо сделать это на маршруте Москва – Крым, а другие – как раз сейчас, на обратном пути.

Мурашки побежали по спине Горбачева, но он испугался по-настоящему только когда взглянул в глаза Крючкова. Те были холодны и пусты, как два маленьких кусочка льда. Горбачев понял – это правда.

– Что же не сбил? – он пытался показать, что эта новость его мало трогает. Но тут же вспомнил, как Руцкой, рекомендуя взять с собой в самолет Крючкова, а остальных заговорщиков отправить бортом, на котором они прибыли для переговоров в Крым, сказал: «С Крючковым на борту нас точно не собьют».

Председатель КГБ пару минут смотрел в иллюминатор, потом заговорил:

– Прогонят они тебя, Михаил Сергеевич. Надо было нас поддержать. И Союз мы просрали вчистую. У меня и слова даже другого для этого акта вандализма в отношении великой, нашей собственной страны нет. Ты слышал, что вчера Латвия провозгласила независимость? А что Украина готова затеять территориальные споры с Россией? Как ты собираешься со всем этим поступать? Лекции читать в Верховном Совете? Звонить, ругаться? Шанс упущен. В Москве тебя, вот увидишь, никто не ждет. Волки уже делят добычу. Глядишь, в кабинет свой войти не сможешь. Дали бы вещи забрать. Это тебе не мы с Янаевым, ангелы небесные, тут церемониться не будут…

Они сидели друг напротив друга, и тягостное молчание висело в воздухе. Монотонный шум реактивных двигателей лайнера усугублял возникшее напряжение, давил на уши, заставлял напрягать связки, поэтому президент охладел к продолжению бессмысленной беседы.

Горбачев не верил Крючкову, не разделял его страхи. Просто находился в другой системе координат, созданной его собственным представлением о положении дел в стране и в эшелонах различных ветвей власти распадающегося геополитического колосса.

– А «спасибо» я от вас так и не дождался, – печально вздохнул Крючков.

– За что спасибо, Володя? Ты же свою задницу подстраховывал, когда понял, что фокус не удался. Ладно, разговор наш закончен, до свидания.

Крючков усмехнулся.

– Факир был пьян и фокус не удался, – прошептал он.

– Что? – строго переспросил Горьбачев. Он уже разговаривал с низложенным председателем КГБ как с арестованным, даже забыл, что арестовать его собирались даже не по его приказу.

– Михаил Сергеевич, знаете во что трансформировался комплекс задач нашего выступления с точки зрения некоторых наших коллег, после того, как вы пошли на попятную и отказались нас поддержать? – вместо ответа спросил Крючков.