Охотник - Вячеслав Густов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кибернетики и математики! - согласно статусу шучу я.
Или не по статусу? Ёлки, уже и не понять, что моё, а что…
– Мор!
– Потерпи. Ты допущен к проекту «Сила», значит, тебе нужна информации о том мире. Тем более что следующим заданием ты будешь очень сильно удивлён…
Охотник - Отдельная глава
– Разговор пойдёт о поэзии.
Я оглядел собравшихся. Сержант был, паче чаяния в, строгой тройке, с моноклем и крупным перстнем-печаткой на пальце. Остальные мало уступали ему по стилю. Дамы - три грации в изысканно-строгих вечерних платьях, и одна в чём-то среднем между туникой и кольчугой, но тоже от каких-то заоблачных кутюр, и господа с тростями и сигарами. Знакомых лиц не оказалось, но это ничего не значило - в Вирте смена образа - достаточно обычное дело. Шепчу:
– Автокостюм!
Программа мгновенно подстраивается под окружение, и, вуаля - я стою перед честной компанией, упакованный и зафрантованый а-ля Евгений Онегин. Насладившись произведённым впечатлением, прохожу к свободному с высокой спинкой креслу и присаживаюсь. Присутствующие молча, и, как-то чересчур живо и осмысленно переглядываются. Кажется, разговор идёт в привате. Сержант церемонно касается монокля, и, я начинаю слышать звук.
– Что ты знаешь о проекте «Жихарь»?
Пожимаю плечами.
– Игрушка по мотивам произведений Михаила Успенского. Драки, магия, юмор. Стёб с элементами литературы. Точно не знаю, сам не играл.
Сержант качает головой.
– А также научно-исследовательский проект Института Литературоведения. Знаешь, чем они занимаются?
Усмехаюсь.
– Искусственного Поэта делают. Машину по производству стихов.
– Правильно. И что ты об этом думаешь?
– Я в поэзии, вообще-то не копенгаген. Но, на мой простофильский взгляд, чтобы создать что-то гениальное, надо вывести определение гениальности.
– Именно!
Сержант выглядит очень довольным.
– Люди, конечно, пишут талантливые вещи и без этого определения. Но у людей есть интуиция! Машина же учится прямо на стихах, попутно их же и оценивая.
Мне становится интересно.
То есть, эта МПИ - на самом деле полигон для Искусственного Поэта? И, по совместительству, Искусственного Критика?
– В общем, да. Нас же наняли протестировать некоторые ситуации.
– Какие?
Сержант разводит руками.
– Ты же сам говорил, что не этот…
Обозначаю улыбку.
– Понял. Так что от меня требуются?
– Провести группу поэтов. Они, по ходу игры будут читать машине стихи. Игровую систему знаешь?
– Не вчера родился. Чтобы пройти в определённое место, нужно прочитать перед специальным камнем, Проппом, стих. В зависимости от него он даст некоторое количество местных денег, которые и расходуются для разных целей, в том числе и для прохождения в закрытые локации. Так?
– Так.
Пробую блеснуть эрудицией.
– А новеллы и устареллы рассказывать можно?
– Стихи. Только стихи. В общем, пойдёте группой, на тебе боевая часть, а поэты будут открывать новые территории.
Улыбаюсь.
– А не проще томик Пушкина взять?
– Не проще. Каждое стихотворение «играет» только один раз. А все стихи Пушкина уже рассказаны. Проверено.
– И запомни - девиз этой игры - «Стёб всего и над всем». Не отстебаешь ты - отстебают тебя. Позволь представить группу:
– Афина.
– Жанна Д’Арк.
– Настасья Филипповна.
– Фаина.
– Берсерк.
– Перейро.
– Граф да Мор.
Какое-то имя знакомое. Впрочем, вспоминать лениво.
– Ну что, берётесь? В начале каждого уровня есть гид…
Начало локации «Наша Гаша»
– Особенно остерегайтесь равшанов!
– Равшанов?
– Это такие маленькие бородатые дети в пионерских галстуках. Налетят толпой - сожрут. Правда, есть от них одно верное средство…
– Какое?
– Монетка?
– На!
– Так вот, равшаны не нападают сразу. Сперва они кружат вокруг жертвы, и, время от времени, радостно кричат: «Равшан!». Если на этот вопль им ответить «Джамшут!», сразу отстают. Плохо только, что отбежав ненадолго, сразу о вас забывают. И, если наткнутся снова, вновь будут рассматривать вас как пищу.
– И что же в этом плохого? Можно снова проорать отзыв.
– Задолбаетесь всё время орать. Правда, есть и от этого верное средство.
– Монетка?
– Спасибо. Дробовик, заряженный солью. Нужно только выцелить равшана с самой большой бородой, и дать по нему залп. Тогда, с ритуальным криком «Зацем ругаесся, насяльника!», тейп равшанов самоуничтожится, или, с небольшой вероятностью, переходит к вам в подчинение.
– Какие ещё трудности?
– Ещё ходит в тех местах сербский призрак высокого уровня Военко Мат. Преследует только чаров мужского пола. Спрятаться от него очень сложно, но есть один способ.
– Держи, вымогатель…
– Благодарю. Надо прикинуться увечным или больным. Поволочить ногу, или очень громко покашлять. Приём со стопроцентным срабатыванием - пустить под себя лужу.
– Фу…
– Есть ещё один способ…
– Не дам!
– Ну и не надо. Вам бы он всё равно не понравился.
– Как тут с пищей?
– Гм. Как бы вам сказать… В общем, есть будете то, что не тонет.
– Да я тебя!
– Нет-нет, не то, что вы подумали. Хотя… В общем, основа местной продовольственной системы - коровы. Они ходят по большому исключительно батончиками «ваунти». Эти батончики так легки, что не тонут…
– Я это есть не буду!
– Ну, или покупайте в тавернах и носите с собой что-то ещё.
– Что???
– В основном, всё безвредно.
Первый Пропп стоял недалеко от гида. Одна из дам подошла к камню, огладила его рукой, и начала:
О, славный мой рыцарь, куда ты идешь?
К каким высотам стремишься?
Навстречу каким просторам, ветрам
Летишь перелетною птицей?
О, милая дева, иду я туда
Где правда бессильна пред ложью.
О, милая дева, путь мой лежит
В темное царство зла.
О, славный мой рыцарь, путь твой тернист.
В дороге не встретишь покой.
О, славный мой рыцарь, прости мой каприз,
Возьми меня рыцарь с собой.
О, милая дева, промчатся года,
Забудешь меня и простишь.
За то, что тебя взять с собой не мог.
За то, что ушел я один.
О, славный мой рыцарь, я буду молить
И ночью и днем всех святых.
О том, чтобы легче дорога была.
О том, чтоб ты помнил меня.
О, милая дева, оставив тебя,
Богатств на полцарства теряю.
Но даже все царство готов я отдать
За эту дорогу без края.
О, славный мой рыцарь, я буду твоей,
Когда твое имя прославят.
И даже когда, терновый венец
Ты примешь, окончив свой путь.
– Браво, Настасья Филипповна!
Первым молча зааплодировал блистательный де Мор, затем к нему присоединились остальные. Кошель, между тем, сразу ощутимо потяжелел.
Первых равшанов встретили буквально через пять минут. Племя, или тейп, как его назвал гид, расположилось на лесной опушке. В центре вытоптанного круга висел над костром уже немного подкопченный мальчик с голубыми глазами, рядом, прикованный к кастрюле толстой железной цепью, сидел несчастный полосатый кот. Из расположенного неподалёку сарая доносилось истошное мычание коровы и довольный детский смех.
С котом происходило что-то неладное. Иногда его глаза загорались красным адским пламенем, он начинал лихорадочно оглядываться, и совершать непонятные ловяще-давяшие движения. Продолжалось это секунд пять-десять, после чего котейко восстанавливал свой нейтрально-кошачий вид.
Равшаны, водящие хоровод вокруг костра, были антрацитово-чёрного цвета. Время от времени они прекращали хоровод, вскидывали к небу бороды, и, на мотив американской кричалки «Кам он, солджер, он ё фит!», громко и слаженно орали:
За столом не будет грустно!
Дядя Фёдор - это вкусно!
Заметив посторонних, один из афроканнибалов подпрыгнул от неожиданности, прищурился, и, радостно-приветливо прокричал:
– Равшан?
Остальные тут же достали вилки и насторожились.
– Джамшут! - Не растерялся граф де Мор.
Аборигены деловито пособирали вещи, свистнули в сарай, и, организованным строем отправились восвояси. Отвязав мальчика, и, с некоторой опаской кота, мы приступили к знакомству.
– Дядя Фёдор! - Обаятельно улыбнулся слегка подкопченный мальчик.
– Кот Шрёдер, бывший Матроскин! - Важно представился кот, и, непонятно почему, с упрёком посмотрел на де Мора.
– Да ладно, Матро… Шрёдер, не сердись! Просто папе был нужен кот для опытов. Он известный учёный, профессор, не могли же мы отказать ему в такой малости! Тем более, что он физик-ядерщик, а не биолог-живодёр.
– Фамилия Вашего папы, извините, не Шрёдингер?
– Вот видишь, все его знают! Матро… Шрёдёр, не сердись!
Кот протянул для приветствия полосатую лапу, и, в этот момент с ним снова что-то произошло. Глаза налились пламенем, рот перекосила нехорошая ухмылка, а когти на лапах увеличились впятеро. Он внимательно огляделся вокруг, закатил глаза, и, в каком-то сомнабулическом трансе произнёс: