Великие битвы XI–XIX веков: от Гастингса до Ватерлоо - Эдвард Кризи

Условия капитуляции были приняты 15 октября. В тот же вечер прибыл посыльный от генерала Клинтона. Клинтон сообщал о своих дальнейших успехах. Теперь часть его армии успела дойти до Эзопа и находилась в 80 км от лагеря Бургойна. Но было уже слишком поздно. Войска обещали прекратить сопротивление. К тому же солдаты слишком устали и ослабли от голода и не смогли бы отразить атаку американцев. А Гейтс, несомненно, начал бы штурм лагеря англичан, если бы они решились нарушить условия капитуляции. 17 октября английская армия под Саратогой капитулировала. 5790 английских солдат становились военнопленными. Общее количество раненых и больных, оставленных в прежнем лагере перед отступлением, а также число раненых, убитых, попавших в плен или дезертировавших в начале кампании британских, немецких и канадских солдат, по общим оценкам, составило 4689 человек.

Американцы очень гуманно обошлись с больными и ранеными англичанами, попавшими в их руки после сражения 7 октября. А когда английская армия капитулировала, генерал Гейтс проявил себя очень деликатным человеком, что также делает ему честь. Американцы избегали любых проявлений чувств триумфаторов. Они оставались на своих позициях до тех пор, пока англичане не сложили оружие. А когда это условие было выполнено, победители приняли побежденных солдат и офицеров по-дружески и попытались сразу же сделать все, чтобы облегчить их страдания. Уже позднее возникли споры по поводу выполнения условий капитуляции. Американский конгресс долгое время отказывался выполнять пункт об отправке солдат Бургойна в Европу. Но в этом нет никакой вины генерала Гейтса и его подчиненных, которые проявили себя настолько же великодушными, насколько храбрыми солдатами.

После победы Гейтс немедленно отправил полковника Вилкинсона с донесением в конгресс. На заседании конгресса полковник заявил: «Вся британская армия сложила оружие под Саратогой. Наши же войска находятся в полной готовности выполнить ваши дальнейшие приказы. Мы вверяем себя вашей мудрости, которая подскажет вам, где еще мы можем послужить своей стране». По решению конгресса участвовавшим в сражении генералам и их подчиненным были розданы многочисленные награды и оказаны самые высокие почести. Как писал итальянский историк, «было бы невозможно описать тот взрыв радости, которую вызвала среди американцев весть о победе. Они стали надеяться на то, что будущее принесет им еще более радостные события. Никто уже не сомневался в том, что их страна будет независимой. Все надеялись, и не без основания, что такой важный успех наконец убедит Францию и другие европейские страны, которые следили за ситуацией, открыто встать на сторону Америки.

Ни у кого не оставалось сомнений относительно будущего. Теперь уже никто не считал, что борьба за независимость своего народа является слишком рискованной, чтобы принять в ней участие».

Поведение Франции вскоре подтвердило предварительные оценки. Когда в Париже узнали о падении Тайкондероги и победоносном марше армии Бургойна на Олбани, событиях, казалось, предрекавших Англии полный триумф, в Нант и другие французские порты были отправлены депеши с указаниями запретить американским каперским кораблям заходить в эти порты, за исключением случаев, когда это будет вызвано крайней необходимостью (например, для ремонта корабля, покупки провизии или для того, чтобы переждать неблагоприятную погоду). В досаде и отчаянии, вызванных этим жестом, американские представители в Париже практически разорвали отношения с французским правительством. Они даже решили пойти на контакт с представителями Англии, но британское правительство, воодушевленное первыми успехами Бургойна, отказалось от предложенных ему переговоров. Но когда новость о Саратоге достигла Парижа, обстановка резко изменилась. Все трудности, с которыми ранее сталкивался Франклин и его коллеги, улетучились. Казалось, что для дома Бурбонов настал благоприятный момент для того, чтобы отомстить за все потери и унижения прошлых войн. В декабре был подписан, а в феврале официально утвержден договор, согласно которому Франция признавала независимые Соединенные Штаты Америки. Это, конечно, было равносильно объявлению войны против Англии. Вскоре примеру Франции последовала Испания, а затем к ним присоединилась и Голландия. Получив значительную помощь от французских флота и армии (решающую помощь. – Ред.), американцы стали успешно вести бои против войск, которые Англия, несмотря на наличие многочисленных противников в Европе, продолжала посылать через Атлантику. Но Британия не имела достаточных ресурсов, чтобы вести многолетнюю войну по другую сторону океана (главное – против коалиции стольких противников, а также при «вооруженном нейтралитете» России. – Ред.). В 1783 г. в Версале был подписан мирный договор, в котором, в частности, метрополия признавала независимость Соединенных Штатов.

Краткий обзор событий между сражением при Саратоге (1777 г.) и битвой при Вальми (1792 г.)

1781 г. Британская армия генерала Корнуоллиса капитулирует в Йорктауне перед Вашингтоном (а также, и прежде всего, перед французскими войсками Рошамбо и флотом де Грасса. – Ред.).

1782 г. Победа адмирала Роднея (Родни) у острова Доминика над французской эскадрой де Грасса (что спасло английскую Ямайку от захвата французами и испанцами). Неудачная осада Гибралтара испанцами и французами.

1783 г. Версальский мирный договор – Англия признает свое поражение и независимость США.

1789 г. Созыв Генеральных штатов во Франции. Начало революции.

Глава 7

Битва при Вальми (1792 г.)

В нескольких километрах к западу от городка Сент-Мену на северо-востоке Франции (департамент Марна) расположено селение и холм (201 м) Вальми. А у вершины холма стоит скромный памятник, на котором указано, что в этом месте находится могила генерала Французской республики и маршала Французской империи.

Старший Келлерман (отец другого выдающегося офицера, который носит это же имя и который возглавлял кавалерийскую атаку в битве при Маренго) занимал высокие посты во французской армии и участвовал в войнах времен Конвента, Директории, консульства и империи. Он пережил и все эти войны, и саму империю и умер в глубокой старости в 1820 г. Последним желанием старого солдата, лежавшего на смертном одре, было, чтобы его сердце было похоронено на поле сражения при Вальми, там, где лежат останки его товарищей по оружию. Прошло двадцать восемь лет с того памятного дня, когда революционная Франция одержала первую победу над войсками герцога Брауншвейгского и отрядами эмигрантов Конде, не позволив им войти в Париж и уничтожить молодую республику в ее колыбели.

Герцог Вальми (Келлерман, став в 1804 г. одним из маршалов Наполеона, принял этот титул по названию поля сражения) за свою долгую военную карьеру участвовал во многих победоносных битвах, гораздо более блистательных и знаменитых, чем та, память о которой он нежно лелеял в своем сердце. Ему пришлось стать свидетелем жестоких побоищ, когда кровь лилась рекой, в сравнении с которыми число жертв сражения при Вальми кажется каплей в море, а сама битва, на взгляд стороннего наблюдателя, является лишь мелким, незначительным эпизодом истории. Но он сумел верно оценить огромное значение этого события, с которым, как ему хотелось, должна была ассоциироваться его деятельность при жизни и после смерти. Успешное сопротивление, которое смогли оказать только что призванные новобранцы и остатки старой французской королевской армии объединенным силам внешнего врага из Пруссии и Австрии, а также изгнанным представителям французской знати, раз и навсегда определило воинственный характер революции. Неграмотные и малограмотные ремесленники и мелкие торговцы, простые горожане, мастеровые и крестьяне, все те, кто принадлежал к среднему и низшему классам населения Франции, осознали, что они могут выстоять под вражескими ядрами, вести огонь из ружей и скрещивать штыки с противником. При этом они совершенно не нуждались в утомительной военной муштре и надзоре со стороны офицеров – выходцев из знатных родов. В них проснулись не осознанные ранее способности к солдатской службе. Они сразу же сумели поверить в себя и в своих товарищей, и вскоре эта вера переросла в дух безграничной отваги и честолюбия. «С грохота орудий при Вальми начались их победоносные походы, которые привели их армии в Вену и к Кремлю» (откуда их погнали до самого Парижа. – Ред.).[52]

Тяжелые размышления вызывает анализ того неутомимого гражданского и военного энтузиазма, которые на исходе XVIII века стали национальной чертой французов, и сознание того, что их тревожащее народы влияние не прекращается и в наши дни. Кажется, во Франции невозможно построить стабильную систему правления, которая будет передаваться от поколения к поколению и которая избавит ее народ от коррупции и всеобщего насилия. А всякая революция в Париже заставляет содрогаться весь мир. Даже успехи союзных держав, достигнутые в войне против Франции в 1812—1814 и 1815 гг., какими бы важными они ни были, не смогли вычеркнуть из памяти предшествующие 23 года потрясений и войн.