История Русской Церкви. 1700–1917 гг. - Игорь Смолич

Едва ли возможно определить те огромные суммы, которые в форме пожертвований, дарений или вкладов поступали отдельным церквам, монастырям или благотворительным заведениям. Речь шла о миллионах рублей ежегодно. Переданное церквам имущество вкладывалось в Государственный банк и в 1907 г. составляло 46 008 275 руб. Проценты с него шли на повышение окладов духовенства. Состояния монастырей, складывавшиеся из пожертвований, насчитывали зачастую миллионы рублей. В отчете обер–прокурора за 1907 г. в качестве годового дохода церквей от пожертвований названа сумма в 4 288 000 руб. Из них 3 361 571 руб. предназначались на строительство церквей или их обустройство и украшение, 628 652 руб. — на церковноприходские школы и церковные благотворительные заведения и 297 882 руб. — на содержание духовенства. Такое распределение весьма характерно: оно показывает исключительную щедрость русских людей на богослужебные цели и их сдержанность по отношению к социально–благотворительной деятельности Церкви. Не следует, однако, забывать, что частная благотворительность была чрезвычайно развита. Кроме того, многочисленные нищие на папертях храмов были почти что церковным институтом. Щедрое подаяние нищим привычно сопутствовало всякому посещению церкви и рассматривалось как исполнение христианского долга, не содержащее в себе ничего унизительного для принимающего милостыню: оба, и подающий и берущий, делали это «Христа ради» [409].

К сожалению, расходование огромных средств, имевшихся в распоряжении Святейшего Синода, а также многих подведомственных ему монастырей и церквей, не было строго целенаправленным. Отсутствовало разумное общее планирование, которое помогало бы избегать излишнего накопления капиталов на банковских счетах и целесообразно расходовать их на церковные нужды [410].

§ 7. Обер–прокуратура Священного Синода

а) Святейший Синод как высшая инстанция управления Русской Православной Церковью со временем попадал во все большую зависимость от государства, что не в последнюю очередь объяснялось постепенным усилением власти обер–прокурора. В развитии института обер–прокуратуры выделяются две фазы. Первая — со времени основания до 1803 г., в это время власть обер–прокурора не имела решающего значения в деятельности Святейшего Синода, который находился еще в непосредственных отношениях с самим государем. Вторая фаза, начавшаяся в 1817 г., продолжалась до конца синодального периода, в этот период непосредственные отношения между государем и Святейшим Синодом почти полностью прекратились и обер–прокурор стал в качестве полномочного и всемогущего министра единоличным представителем Святейшего Синода перед правительством, представителем учреждения под названием «Ведомство православного исповедания». 1803–1817 гг. — это переходное время, когда под началом князя А. Н. Голицына создавались условия и предпосылки для наступления второй фазы.

Причину указанных перемен следует искать не в том, что изменились взгляды государя на свои обязанности и права по отношению к православной Церкви, а в процессе разграничения полномочий отдельных административных ведомств, происходившем после создания министерств при Александре I. Этот процесс наметился при Екатерине II и был полностью завершен в царствование Николая I, когда вполне сложились кодексы законов, как общие для всех ведомств, так и регулировавшие внутриведомственные отношения. Был образован новый централизованный аппарат управления, охвативший и Церковь. Полицейское государство с его бюрократической администрацией, обязанное своим возникновением реформам Петра I, приобрело окончательные формы при Николае I. Во время его царствования произошла полная бюрократизация всего аппарата управления, не миновавшая и Церковь, что с точки зрения императора было не только естественно, но и необходимо. Обер–прокурор Святейшего Синода, бывший для Петра «оком» государевым, превратился в полномочного министра по делам церковного управления, сохранив эти функции вплоть до конца синодального периода [411].

Сначала мы хотим коснуться чисто внешней стороны возникновения обер–прокуратуры и ее постепенного развития в орган церковного управления, чтобы затем проследить ее роль и реальное значение в церковной политике государства [412].

Обер–прокуратура была учреждена 11 мая 1722 г., когда Петр I издал указ: «В Синод выбрать из офицеров доброго человека, кто бы имел смелость и мог управление синодского дела знать, и быть ему обер–прокурором, и дать ему инструкцию, применяясь к инструкции генерал–прокурора». О содержании этой инструкции уже говорилось (см. § 4). Здесь, в статье 11 обер–прокурор назван «оком» государя и «стряпчим по делам государственным», он был как бы заместителем государя при Святейшем Синоде. Таким образом, инструкция явилась основанием для будущего расширения власти обер–прокурора. Ему предоставлялись права, которые он, если был человеком энергичным и честолюбивым, мог в любое время использовать для укрепления своего влияния и вмешательства в административную компетенцию Святейшего Синода. Ничего подобного, за немногими исключениями, в XVIII в. мы не замечаем. Обер–прокуроры того времени никоим образом не пользовались своим положением, чтобы самовольно вмешиваться в деятельность и распоряжения Присутствия Святейшего Синода. Это можно объяснить тем, что задуманная Петром I система управления лишь постепенно наполнялась реальным содержанием. Особенности политического развития во 2–й четверти XVIII в., и в первую очередь частые перемены на престоле, не благоприятствовали этому процессу. Государи опасались передавать управление, хотя бы даже только в отдельных ведомствах, всецело в руки тех или иных влиятельных «персон». Следуя примеру Петра Великого, правительство вникало в каждую административную мелочь, так как управленческая деятельность еще не регулировалась какими–либо определенными общеобязательными нормами. Лишь указы царя были обязательны для всех отраслей управления. Обер–прокурор же являлся только передаточной инстанцией для этих указов. Практически он был не столько «оком», сколько «рукой» верховной власти в тех случаях, когда она считала необходимым в подходящий момент повернуть руль церковного управления в ту или иную сторону. Поэтому мы видим на посту обер–прокурора того времени военных сравнительно низкого звания. Это были полковники и капитаны гвардии, которые лишь в крайне редких случаях осмеливались иметь собственное суждение и использовать те привилегии, которые предоставляла им инструкция. Первое десятилетие после смерти Петра Великого было временем внутренних беспорядков и дворцовых переворотов. Учрежденные Петром ведомства и разработанные для них законы и уставы редко действовали на практике. Стоит лишь вспомнить историю Правительствующего Сената, который Петром Великим был наделен чрезвычайно обширной властью, чтобы понять, насколько иллюзорными стали предоставленные некогда Петром полномочия. Сенат утрачивал все большую часть своей компетенции в пользу органов, возникавших при каждой смене правительства и исчезавших при следующей; например, при Екатерине I и Петре II — в пользу Верховного Тайного совета, который в своем составе частично пересекался с Сенатом, а при Анне Иоанновне — в пользу Кабинета министров, который был открыто поставлен над Сенатом.

После первого обер–прокурора И. В. Болтина эту должность короткое время занимал гвардейский капитан А. И. Баскаков. Затем, до восшествия на престол императрицы Елизаветы, т. е. в течение 11 лет, обер–прокурора при Святейшем Синоде вообще не было [413]. В регентство Анны Леопольдовны на должность обер–прокурора 31 октября 1741 г. был назначен Н. С. Кречетников, который, впрочем, так и не приступил к исполнению своих обязанностей [414]. Императрица Елизавета, желавшая править по заветам своего отца, назначила на пост обер–прокурора князя Я. П. Шаховского (31 декабря 1741 г. — 29 марта 1753 г.), от которого потребовалась немалая твердость, поскольку он обнаружил в делах Святейшего Синода страшный беспорядок. Однако из–за несогласий с «синодальными персонами» он был смещен; императрица Елизавета оказалась на стороне его обвинителей — правда, более по причинам личного характера, нежели по принципиальным. Один из членов Святейшего Синода, Новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич (1734–1745), до самой своей смерти 17 мая 1745 г. не оставлял попыток добиться от императрицы официальной отмены должности обер–прокурора, но безуспешно. К слову сказать, в правление Анны Леопольдовны именно архиепископ Амвросий был полным хозяином в Святейшем Синоде и лично делал доклады регентше [415]. В царствование Екатерины II обер–прокурор был только представителем государыни. В безотлагательных случаях Екатерина имела обыкновение советоваться по делам церковного управления с митрополитом Новгородским и Петербургским Гавриилом Петровым. При желании митрополит мог бы приобрести большое влияние на управление Церковью, но это было чуждо его натуре. Есть сведения, что Екатерина II вскоре после вступления на престол намеревалась назначить членом Святейшего Синода своего будущего фаворита — князя Г. А. Потемкина. Он получил задание «место свое иметь за обер–прокурорским столом» и был предназначен в будущем «к действительному по сему месту упражнению». Потемкин получил даже особую «инструкцию» и шесть лет «место свое имел за обер–прокурорским столом» (с 19 августа 1763 по 25 сентября 1769 г.). В молодости Потемкин был дружен с Гавриилом Петровым и много вращался в высших церковных кругах. Кажется, он даже мечтал стать архиереем. Если бы этот энергичный и, без сомнения, одаренный человек занял должность обер–прокурора, то превращение обер–прокурора в одного из самых могущественных министров свершилось бы уже в XVIII в. [416] Под впечатлением оппозиции некоторых епископов указу о секуляризации от 1764 г. Екатерина II настойчиво продолжала целеустремленную политику подчинения Святейшего Синода государственной власти, проводником которой были обер–прокуроры. И несмотря на то что в ее правление обер–прокуроры так и не поднялись до уровня министров, все они, особенно И. И. Мелиссино (1763–1768) и П. П. Чебышев (1768–1774), пользовались благорасположением и полной поддержкой императрицы. Выработалась определенная система, обрекавшая синодальных архиереев на молчание и беспрекословное подчинение всем приказаниям и желаниям государыни. Не без основания Московский митрополит Платон Левшин с большой горечью писал о времени своего пребывания в Святейшем Синоде: «Именно им (обер–прокурорам. — И. С.) вверена вся власть; нас ставят ни во что и не только хотят подчинить нас себе, но и почитают своими подчиненными… Поистине, это гнев Божий за наши грехи. Особенно тяжко, что наше–то начальство не только не идет против них, но даже содействует им и бежит с ними вперегонку» [417].