Люби меня вечно - Барбара Картленд

— Она вас интересует? — прямо спросил герцог.

— Да... — нерешительно призналась графиня, — меня волнует ее судьба.

Наступила пауза. Герцог чувствовал, что графиня мучительно ищет слова, способные передать ее сомнения, страхи, волнения.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату влетела Эме. На ней уже было новое платье из белого муслина с ярко-голубым поясом, а волосы золотым ореолом обрамляли прелестное юное личико.

— Монсеньер, я спешила, чтобы мы смогли... — начала она и осеклась, заметив, что герцог не один.

— Прошу извинить за вторжение... — начала она.

Но графиня поднялась с кресла со странным, сдавленным восклицанием, прижимая руку к горлу. Лицо ее покрылось пепельной бледностью.

— Кто это? — спросила она, показывая на Эме.

Эме подошла поближе и присела в реверансе.

— Доброе утро, мадам. Только позавчера я присутствовала у вас на обеде. Вы не узнаете меня?

— Кто вы? — повторила графиня каким-то чужим, сдавленным голосом.

— Я Эме. — Как правило, и герцог, и сама девушка избегали называть ее имя.

— Эме! — повторила графиня и медленно опустилась на пол в глубоком обмороке.

12

Герцог поднял даму и положил на софу. Через некоторое время она открыла глаза. Казалось, ее душили рыдания. Эме поднесла к ее губам стакан бренди.

— Выпейте немного, мадам, — настойчиво предложила она.

Графиня повиновалась, и огненная живительная влага вернула ее лицу слабое подобие румянца. Она отвела в сторону руку девушки.

— Достаточно, спасибо. Прошу прощения за свою слабость.

В ее глазах, устремленных на Эме, застыло изумление и невыразимая нежность.

— Боюсь, мадам, что мое появление расстроило вас, — виновато сказала Эме.

— Это ваши волосы, — тихо ответила графиня. — У меня на обеде вы были с напудренными волосами, а сейчас я узнала...

— Узнали — что? — спросил герцог, чувствуя, что ответ ему известен.

Графиня сделала умоляющий жест:

— Поверьте, ваша светлость, я явилась в ваш дом, не подозревая ни в малейшей степени, кого здесь увижу. Я просто надеялась, что вы сможете мне помочь.

— Может быть, вы предпочитаете поговорить со мной наедине?

— Конечно, мадам, я оставлю вас вдвоем, — заверила Эме.

— Нет-нет! — воскликнула графиня. — Я хочу, чтобы вы услышали все, что я скажу.

Она протянула руку к Эме.

— Сядьте рядом со мной, дитя. Вы услышите очень странную историю. Умоляю, постарайтесь понять, что она значит для меня.

— Конечно, мадам, — вежливо ответила Эме, взглянув на герцога, и он понял, что девушка пока совсем не подозревает, в чем дело.

Графиня вынула из кармана крошечный батистовый платочек и прижала его к губам.

— Трудно начать, — вздохнула она. — Мне страшно представить, что вы оба можете подумать обо мне, но я знаю, что должна сказать правду.

— Вы можете полностью довериться монсеньеру, мадам. Он обязательно поможет вам, как помогает всем, кто в этом нуждается. Но если вам тяжело рассказывать, может быть, лучше просто сказать, как вам можно помочь?

В ответ на эту наивную мудрость графиня лишь улыбнулась.

— Я хочу, чтобы вы оба знали все, — ответила она. — Еще в юности я была обручена с младшим братом моего нынешнего супруга. Де Фремоны слыли значительной, богатой семьей, считалось, что мне необычайно повезло. Мои родители были бедны, но благородны. Мать моя с раннего детства дружила с графиней де Фремон, поэтому я и познакомилась с обоими ее сыновьями — Шарлем и Пьером. Я была обручена с Пьером, но за полгода до свадьбы он умер от чахотки.

Родители мои были в отчаянии, но по их понятиям произошло чудо: мне сделал предложение Шарль. Отец и мать понятия не имели, что Шарль влюбился в меня еще до смерти брата. Его чувство не раз ставило меня в неловкое положение, когда я приезжала навещать больного жениха.

Я боялась Шарля, он даже вызывал у меня антипатию. Он был старше меня, вдовец, его суровая, порой даже грубоватая манера общения смутила меня. К тому же я была влюблена в молодого англичанина, который гостил у соседей, поправляясь после ранения, полученного во время охоты на кабанов. Познакомились мы случайно, а потом встречались еще много раз втайне ото всех.

Обычно наши свидания происходили в лесу на границе поместий, где нас вряд ли могли увидеть. Безумное счастье выпало нам. Но с самого начала мы оба знали, что любовь наша обречена.

Как дети, мы тянулись друг к другу, зная, что каждая минута, каждая секунда драгоценна, что то счастье, которое мы испытывали в объятиях друг друга, очень скоро у нас отнимут. Когда родители объявили о моей помолвке с Шарлем де Фремоном, мы оба едва не сошли с ума от горя.

Я рассказала Генри Бьюмонту, так звали моего возлюбленного, что мне не нравится Шарль, что я боюсь его. С тем презрением к трусости, которое свойственно всем англичанам, он умолял меня сказать родителям правду, объяснить, что я не могу выйти замуж за Шарля, что я люблю его, Генри, и что мы должны пожениться.

Мой возлюбленный понятия не имел о тех установлениях, которые существуют во французском обществе. Он не представлял себе, почему я не могу сказать правду. Ему казалось непостижимым, что на мои слова, мои протесты никто не обратит ни малейшего внимания.

Я пыталась объяснить ему свое положение. Но в его присутствии думать о чем-то, кроме нашей любви, было просто невозможно. Наконец он все-таки понял, что я ни за что не откроюсь своим родителям. Но я умоляла и его не пытаться говорить с моим отцом, что он собирался сделать. Тогда Генри решительно заявил, что единственный возможный выход для нас — это бегство.

Он уже выздоровел и собирался возвращаться в Англию.

— Ты поедешь со мной, моя любимая, — сказал он мне. — Нас обвенчает первый же священник, которого мы встретим, и в Англию мы приедем уже мужем и женой. Я не богат, но род мой древний и достойный, а главное, я люблю тебя, люблю всем сердцем!