Русские вопреки Путину - Константин Крылов

Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать самые ходовые лозунги нынешнего режима. Эту интересную задачу мы оставляем нашим читателям. Впрочем, приведем один – но характерный – пример. Невинное вроде бы выражение «многонациональное государство» применительно к России означает лишь одно: нерусское государство, государство не для русских. Доказать это несложно: приведенное словосочетание используется как антоним слогану «Россия для русских».

Заметим, что словосочетания «Франция для французов» или «Америка для американцев» ни у кого не вызывают ни малейшего отторожения, но «Россия для русских» (или Русская Россия) считаются «однозначно фашистскими», то есть абсолютно запрещенными. Напротив того, «многонациональное государство» – это эвфемизм, маркирующий современную «Россию общего пользования», в которой хозяйничает Нерусь и допущенные ею «хозяйствующие субъекты».

Понятно, что любая идеология, сколько-нибудь терпимо относящаяся к национальным чувствам русских, сейчас называется «фашизмом» (культурные люди пишут прямо – «русским фашизмом») и подвергается обструкции. То, что во всем остальном мире (в том числе и «цивилизованном») национализм является необходимым фоном самого существования государств и народов, не только не принимается в расчет, но и прямо отрицается.

Все, что делалось и делается в «этой стране» после 1991 года (а на самом деле – много раньше), сводится к подавлению национального чувства русских людей. При этом любые нерусские «национальные чувства» поощряются и даже спонсируются [89] . Впрочем, слишком явные (то есть слишком поспешные) антирусские выступления тоже подавляются – в основном из соображений «сохранения единства страны». Кремлю – кто бы в нем ни сидел – не хочется раньше времени терять Ямало-Ненецкий автономный округ.

О критериях принадлежности к Неруси

Разговор с Михаилом Якубовым

Непосредственной темой дискуссии является статья «Русь и Нерусь», опубликованная 7 октября 2003 года в «Русском журнале».

В новой редакции она разбита на два отдельных текста («Прогнать чертей», о событиях 1993 года, и собственно «Нерусь», о проблемах «антирусской идентичности»). В разговоре с Михаилом Якубовым обсуждалась вторая часть.

Текст отредактирован: исправлена орфография и пунктуация, удалены некоторые реплики, не представляющие самостоятельного интереса. Желающие ознакомиться с полным вариантом беседы могут обратиться непосредственно к оригиналу беседы в Живом Журнале: http://krylov.livejournal.com/703567. html?thread=6156367

Михаил Якубов:

Ясно, что ваш текст в РЖ – агитка, не могущая претендовать на систематичность. Тем не менее – каковы внятные критерии включения в вашу-Нерусь и, обратно, в вашу-Русь? Есть ли, кстати, на основе этих критериев определяемая промежуточная, третья часть?

А то ведь пока легко с вашей подачи в Нерусь записать бабушек, продающих у метро пирожки на машинном масле (русские так не поступают), алкашей (злостно подрывают генофонд нации), не говоря уж о юридически оформленных преступниках (Украл? Сидишь? Тогда почему еще не забыл русский язык?). Это все вполне системные явления, коль скоро вы не ограничиваетесь исключительно властвующими и властвуемыми – а вы таким делением не ограничиваетесь, говоря об оргпреступности и т. п.

Иначе говоря – какие бывают русские? есть ли среди них богатые? вороватые? скупые? подталкивающие падающего ближнего? пекущиеся только о собственной выгоде? упивающиеся безнаказанностью? безрассудно рискующие чужими жизнями? и так далее.

Еще иначе – какие враждебные действия внутри группы русских-в-вашей-терминологии еще не являются причиной для исключения действующего из состава русских-в-вашей-терминологии, а какие уже являются? Хоть примеры приведите, если нет концепции.

Здесь, конечно, краткого ответа может и не хватить. Тем не менее, хотелось бы видеть суть, а не воду. В вашей большой статье на traditio.ru отвергнут как таковой даже критерий самоопределения. Не входит в противоречие с ее положениями лишь критерий идеологически/тавтологический – «русские – те, кто разделяет некоторую (изложенную в частности и в этой статье) русскую идеологию». Из этого может быть понята роль агитации в вашей деятельности – если это так, то без вашей агитации и русских в вашем понимании нет – но более внятным понятие не становится. «Наши это те кто знает что они наши». Или даже «Наши – это те, кто знает кто может считаться нашим» – тогда, выходит, я у вас вовсе тайную тайных выпытываю.

Если не ошибаюсь, одна из ваших мыслей – «Нерусь – это те кто систематически (или системно) противостоит Руси» (это не цитата, но, думаю, вы не станете возражать). Вопрос, еще иначе, в критериях этого противостояния – по каким вопросам, или в каких плоскостях, внутри вашей-Руси противостояния нет (или оно ослаблено), а снаружи, в паре ваша-Русь-Нерусь, оно есть? Причем, очевидно, что для того, чтобы ваша концепция обернулась не пустым словопереливанием, а чем-то осмысленным, необходимо придумать вопросы и плоскости, не имманентные любому и каждому общественному устройству. Или, по крайней мере, дать некое уникальное их сочетание, чтоб родился концепт, а не ловкий способ назвать известное нужным вам образом. Глупо будет сказать ваша-Нерусь богатая, а ваша-Русь бедная: это будет просто вопрос между богатыми и бедными, Русь тут ни при чем.

У меня нет плана вступать с вами в дискуссию о судьбах России, мне интересна ваша позиция, взгляд на этот вопрос.

Константин Крылов:

Тут придется вкратце изложить теорию национальной идентичности. Совсем коротко это сделать не получится, но попробую.

Человек, являющийся частью некой нации, должен иметь в себе две вещи:

(а) Набор средств опознания и коммуникации с другими «своими» (грубо говоря, «чтобы принимали за своего»);

(б) Ощущение принадлежности к ней (грубо говоря – радоваться ее успехам и горевать по поводу ее неудач и несчастий).

Эти критерии независимы. Штирлица немцы принимали за немца, но он им не был (по п. б). С другой стороны, сентиментальный русский германофил, считающий себя «истинным патриотом Великой Германии», но не знающий немецкого языка и немецкой культуры, тоже немцем не является.

Разберем оба критерия более подробно. Важно иметь в виду, что набор коммуникативных средств, указанных в (а) – «чтобы принимали за своего» – может быть устроен по-разному. Для большинства народов в списке критериев значится язык, обычаи (второе обычно важнее), иногда – религия, или ее национальная разновидность. В некоторых экзотических случаях в списке может присутствовать что-то еще (например, антропологические признаки) или что-то отсутствовать (например, язык). Интересно, что сам список критериев, определяющих «нацминимум», входит в этот самый «нацминимум». Например, для русских очень важен русский язык (причем достаточно чистый: даже диалекты русского воспринимаются почти как «другие языки» – чего нет, например, в немецком, где верхнесаксонский диалект (хохдойч) считается «литературным», но не отменяет существования иных диалектов, иногда различающихся даже элементами грамматики). Напротив, два классических (до XX века) еврея могли говорить на разных языках, но критически важна была религиозная общность и связанные с нею обычаи. Для современных американцев для самоидентификации не столь важна чистота языка или религиозная принадлежность, сколько нахождение в общем культурном поле: смотреть в детстве одни и те же телепередачи, узнавать цитаты из фильмов, носить определенную одежду и проч.

Для русских в п. (а) входит, судя по всему, русский язык в качестве родного, некоторые общие обычаи, а также некоторый общий культурный багаж (в основном литературный). Внешность играет роль, но не определяющую.

Теперь о критерии (б). Он более важен, чем (а). Я бы даже назвал его «первичным» – поскольку без него (а) не имеет смысла.

Представьте себе англичанина, читающего газету, и вдруг натыкающегося на сообщение: «Английская сборная проиграла». Он цедит сквозь зубы «О, дьявол», и его настроение испорчено. При этом он относится к спорту совершенно равнодушно. Ему неприятно, что Англия в чем-то проиграла.

Теперь возьмем еврея, просматривающего газету и находящего упоминание о каком-нибудь акте антисемитизма. Он хватается за сердце, пьет валидол, и звонит знакомым, чтобы сообщить о таком безобразии. Возможно, антисемитская выходка произошла на другом полушарии и никак его лично не коснется. Но – пострадали евреи, или могли пострадать евреи, или даже – «гои могут подумать, что евреев можно безнаказанно обижать». Поэтому он испуган, возмущен и негодует.

Вот наличие или отсутствия этого укола в сердце – «наших бьют!» – и является важнейшим для определения идентичности.