Наступит день - Мирза Ибрагимов

Не дымилась лишь труба в доме Мусы, не зажигался в вечерних сумерках огонь в его окне. В этом доме был непроницаемый мрак, царила гробовая тишина. Лишь ворчанье бездомных собак, набившихся в опустевший хлев, нарушало зловещую тишину.

В один из таких вечеров в деревню прибыл Фридун. Охваченный глубоким волнением, он шел по пустынным улицам, которые будили в нем целый рой воспоминаний.

Дойдя до дома дяди Мусы, Фридун остановился пораженный: ворота были распахнуты настежь. После минутного оцепенения он бросился во двор и наткнулся на собаку; вспугнутая неожиданным появлением человека, она с ворчаньем юркнула в хлев.

Фридун поднялся на возвышение, где в ту памятную лунную ночь спала Гюльназ с матерью и ребятами. Вспомнив о волнениях той ночи, Фридун едва сдержал слезы. В его голове мелькали мысли о безбрежности человеческих страданий. Будет ли им когда-нибудь конец?

Во дворе появилась еще одна бесприютная собака. Почуяв человека, она остановилась на миг, громко залаяла и побежала в хлев. Оттуда послышалась грызня, но вскоре прекратилась.

Фридун взял чемодан и вышел за ворота. Он решил разузнать у сельчан что-нибудь о семье дяди Мусы. Вскоре он подошел к дому Гасанали.

На стук вышла Кюльсум и, узнав Фридуна по голосу, отворила дверь. Она обняла его и расплакалась. Потом рассказала все, что случилось с дядей и его семьей.

Фридун оглядел детей, которые спали на циновке, закутанные в тряпье, и сокрушенно вздохнул:

- А где дядя Гасанали?

- Где ему быть? - расплакалась Кюльсум. - Трудно было ему дома, весь день сидел в углу и только ругался с детьми. Ушел в мечеть, выучил несколько молитв и стал по заказу крестьян читать за упокой души. Но много ли заработаешь в сельской мечети, когда кругом одни бедняки? Тогда он чуть не ползком добрался до Ардебиля. Недавно приходили оттуда знакомые. Рассказывали, что нищенствует во дворе мечети...

У Фридуна что-то сжалось в горле.

Открыв чемоданчик, он передал Кюльсум простенькие платьица и дешевые ситцы, привезенные для детей дяди Мусы.

Сопутствуемый благословениями бедной женщины, Фридун покинул деревню.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Реза-шах, не доезжая до дворца, остановил машину на проспекте Пехлеви и решил, в нарушение своей привычки, пройти остальное расстояние пешком.

Люди в военной форме следовали за ним, обступив его тесным полукругом. Среди свиты находился и серхенг Сефаи.

Шах двигался неторопливым шагом, подозрительно поглядывая вокруг.

Появление шаха мгновенно прекращало жизнь и движение. Вокруг него воцарялось гробовое молчание. Люди приходили в себя лишь долгое время спустя после того, как скрывалась вдали эта зловещая фигура. Перед их глазами, при виде шаха, вставали темницы, виселицы и страшные орудия пыток. Казалось, по улице двигался страшный призрак, сеющий смерть и наводящий ужас.

А шах шел прямо, не глядя ни на кого, не видя побледневших лиц. Как знать, считал ли он всех этих людей ничтожествами, не достойными шахского взгляда, или сам инстинктивно страшился их?!

Когда Реза-шах, свернув с проспекта Пехлеви на Дворцовую улицу, уже приближался к своему мраморному дворцу, разыгралась неожиданная сцена. Седой, нищенски одетый старик, вдруг бросился ему в ноги. Шах вздрогнул и отступил. Никогда не покидавший его смутный страх за свою жизнь в одно мгновение объял все его существо, но, разглядев торчавшие из-под лохмотьев острые кости и тщедушную фигуру лежавшего у его ног старика, шах сразу успокоился.

Серхенг Сефаи и дородный полковник с жирной шеей бросились к этому существу, чтобы убрать его с дороги, но старик, отчаянно сопротивляясь, подполз к шаху.

Реза-шах повелительно поднял руку.

- Что тебе, старик? - спросил шах по-персидски, глядя в исхудавшее лицо старика.

Молитвенно, как при совершении намаза, подняв кверху обе руки, старик проговорил на азербайджанском языке:

- На небе - аллах, на земле - ты! Я пришел к тебе, повелитель! Спаси меня и помилуй! Пусть я погибну ради детей твоих, пожалей моих детей!

Реза-шах повернул потемневшее от гнева лицо к Хакимульмульку.

- До сих пор не научили этих ослов человеческой речи! - сказал он. Послушай его, что он хочет?

Хакимульмульк знал, что шах еще во время службы в конном полку прекрасно изучил азербайджанский язык, но не говорит на этом языке из ненависти к азербайджанскому народу. Поэтому Хакимульмульк спросил старика на смешанном персидско-азербайджанском языке:

- Что тебе надо, старик?

Муса растерянно заморгал глубоко ввалившимися глазами и перевел взгляд с Реза-шаха на придворного.

- Жизнь отдам за тебя, господин! Я из Ардебиля. Я пришел сюда в надежде на шаха! За его милостью!

- Говори короче, старик, чего ты хочешь? - тихо, но внушительно сказал Хакнмульмульк.

- Жалобу имею, господин мой! С жалобой пришел. Невыносимо стало. Нет нам защиты ни в судах, ни в канцеляриях!

Хакимульмульк почувствовал нарастающее раздражение Реза-шаха и прервал старика.

- Старик, - сказал он с еще большей резкостью, - говори о своем деле. Да покороче.

Муса, растерянно посмотрел ему в глаза и заговорил торопливо, боясь, что его не дослушают:

- Большое у меня горе, господин. Десять лет тому назад я задолжал нашему помещику за воду. Целых десять тысяч я плачу ему, а долг все не кончается и даже с каждым годом растет. Помещик накидывает проценты. Это его право. Долга без процента не бывает. Я недоедаю, урезываю от своих детей и плачу, а долг так и не кончается. В этом году стало и вовсе невмоготу. Урожай-то был у нас хороший, да все помещик унес. И долг снова повис на моей шее. И начал бегать ко мне то приказчик, то жандарм. А у меня еще дочь есть. Начали поглядывать на нее, прости за выражение... Совершили покушение на мою честь. Нож дошел до кости. Терпению пришел конец. Увели со двора корову, прости за выражение, осла, овец. Лишили семью всего... Обрекли на голодную смерть. И вот я пешком, мучимый голодом и жаждой, приполз сюда. Два месяца брожу по этим улицам. Нигде не нахожу поддержки и правосудия. Живу милостыней. Прикажи, чтобы вернули мое добро, а то вся семья погибнет с голоду. Я умру у твоих ног! Спаси меня, спаси моих детей!

Муса застыл на коленях с воздетыми к небу руками, устремив глаза в грозное лицо шаха.

Хакимульмульк в нескольких словах передал шаху содержание жалобы старика.

Шах после минутного раздумья спросил имя старика. Мусе показалось, что шах смягчился. В нем родилась надежда, и он назвал себя. Но шах резким движением толкнул его носком сапога в грудь и пошел дальше.

- Это не тот ли старик Муса? - спросил он серхенга Сефаи. - Почему он ходит на свободе, серхенг?

- Мы ищем его, ваше величество! - ответил побледневший серхенг Сефаи. Он бежал из деревни.

- Хорошо же вы его ищете!.. Возьмите его, пытайте, пока не укажет место, где скрывается тот беглец.

- Слушаюсь, ваше величество!

Позади послышался, громкий вопль старика Мусы, который так и не понял, чем ответили на его жалобу.

- Пожалей меня, шах!

- Взять! - бросил Реза-шах, удаляясь.

Хикмат Исфагани решил особым письмом известить Реза-шаха о том, что преподносит ему в дар свое мазандеранское поместье и нижайше просит принять его в знак верноподданической любви и обожания.

Произнося тысячи самых невероятных проклятий и горько охая, он дописал письмо и вместе с формальным дарственным актом отослал министру двора Хакимульмульку, для доклада его величеству.

Когда Хакимульмульк, совершив ритуал дворцовых церемоний, положил бумагу перед шахом, тот не сразу понял суть дела.

- Господин Хикмат Исфагани обращается к вашему величеству с верноподданнической просьбой, - сказал министр двора, - оказать ему вашу монаршую милость - принять от него ничтожный дар и включить мазандеранское поместье в число личных владений вашего величества.

По губам шаха скользнула довольная улыбка.

- Господин Исфагани ставит меня в неловкое положение, - проговорил он. - Пусть бы лучше он назвал цену. Я заплачу.

- Как можно, ваше величество? Такое предложение оскорбило бы господина Хикмата Исфагани.

- Как? Это все по доброй его воле... или?..

- Конечно, по доброй воле, ваше величество. - Выдержав тут небольшую паузу, Хакимульмульк продолжал: - Странный человек этот господин Хикмат Исфагани, ваше величество.

- А что? Бранился?..

- Да, ваше величество.

- Что он говорил?

- Мне неудобно повторять, ваше величество.

- Говори! - вскричал шах.

Хакимульмульк повторил все бранные слова, которые были произнесены Хикматом Исфагани.

Реза-шах резко поднялся с кресла и прошелся по залу.

- Когда он должен быть у меня по вызову?

Хакимульмульк посмотрел на часы.

- Сейчас он уже должен быть здесь, ваше величество.

Реза-шах потянулся к электрическому звонку, но министр двора остановил его:

- Простите, ваше величество, но господин сертиб Селими ушел от меня разъяренным.