Вор с черным языком - Кристофер Бьюлман

и поплыли к «Суепке». Склонившаяся над веслом Гальва заметила, что я весь в крови – крови антерки, – и спросила:

– Ты ранен?

– Нет, – ответил я. – Не думаю.

Ее голос превратился в шипение:

– Тогда где же ты был, когда мы сражались с этой тварью? Прятался?

– Нет, – начал я. – Просто…

На самом деле мне нечего было больше сказать, и я ощутил, как ее кожа задымилась от гнева.

Наше морское путешествие обернулось полным дерьмом. Капитан подошел к борту и уставился на Малка. Тот вздохнул и проговорил с немалой горечью:

– Ладно, команда, давайте приволочем капитану его рыжую рыбину.

26

«Поймай даму»

Из восьмидесяти членов экипажа «Суепки» один погиб из-за кита, а шестнадцать – из-за кракена. Еще десять были так тяжело ранены, что первое время не могли выполнять свои обязанности, и вскоре нас заставили работать вместо них. Капитан сам подошел ко мне со словами:

– Наш корабельный маг говорил, что вроде бы почуял у тебя какую-то магию. Или у тебя, или у девушки. Это правда?

– У меня есть немного, – сказал я. – Совсем немного.

– А у нее?

– Еще меньше, – соврал я.

– Вот какое положение. Ты делаешь заклинания для корабля, работаешь вместе с командой – и сохраняешь отдельную каютку, вино и кота.

– Значит, мы должны платить за удовольствие работать, когда другие получают деньги за работу.

– Нет, вы платите за удовольствие плыть на корабле в отдельной каютке, но теперь ты тоже работаешь, потому что команда маленькая. Я плачу тебе, как всем в команде, если работа хорошая. Делаешь магию для меня, когда мне это нужно?

– Да.

– Хорошо. Первое, что ты делаешь, – лезешь в голову кита и ведром достаешь китовый воск.

– Подожди, почему я?

– Потому что мерзавец-кракен убил веселую девушку, которая делала это. А ты маленький. Плачу хорошо, и это приятная работа. Будешь пахнуть, как лучшие духи галлардийской шлюхи.

Вообще-то, девушку убила корабельная баллиста, но время для спора было неподходящее.

В Галлардии я не бывал, но духи пигденейских шлюх нюхать приходилось. И должен сказать, что не хочу когда-нибудь снова вдохнуть запах спермацета, хотя он и не самый противный из всех, что исходили от кита. Только не после того, как измазался в нем с головы до пят. Меня спустили прямо на кита, привязанного к борту корабля, я забрался в костистую часть туши рыжего и принялся вычерпывать ведром белую восковую слизь. Распилить череп кита было трудно, поэтому туда посылали кого-нибудь поменьше ростом или даже ребенка. Спермацет надеялись выгодно продать в Молрове, поскольку это лучшая смазка для часовых механизмов или для любви, если придать ему приятный аромат. Пока я занимался этим, послышались радостные крики команды, разрезающей китовый жир на полоски. Одна из женщин нашла в кишках рыжего большой черный сгусток амбры, которая стоила по десять «совят» за унцию. Спермацет и амбра одного этого кита позволят капитану нанять сколько угодно матросов взамен убитых кракеном.

Но самое противное было еще впереди. После того как длинные полосы ворвани подтянули на борт, их нужно было разрезать. Спантийка и Норригаль большими серповидными ножами рубили огромные рулоны китового жира на куски подходящего размера, стараясь не отрезать себе пальцы на ногах. Потом начали вытапливать жир, и медные котлы безостановочно кипели целыми днями. Вся «Суепка бурьей» покрылась такой вонючей дрянью, какая мне в жизни еще не попадалась.

Вечером первого дня я сидел в трюме рядом с Норригаль, отжимавшей масло из волос с таким же выражением лица, какое, наверное, было и у меня.

А я думал о том, что чуть не погиб сегодня. От одного воспоминания о кракене меня бросало в дрожь и до сих пор бросает после всего, что я повидал.

Я все еще ощущал соленый, гнилой запах повелителя кальмаров и никогда уже его не забуду. Не забуду и того, как выскальзывали из воды разрывающие плоть присоски у основания толстых, как стволы деревьев, щупалец, как кричали матросы, взывая к родным и любимым, когда кракен сдирал кожу с их спин и опускал в соленое море. Он едва не прикончил меня, и ради чего? Чтобы я и дальше сопровождал хмурую спантийку в страну великанов и только там узнал, с какой целью? Или чтобы я мог, покачивая на ноге маловероятных внуков, рассказывать им: «А вы знаете, что дедушка видел кракена? Точно вам говорю! Оставайтесь на твердой земле, засранцы!»

Я гадал о том, что будет, если в наш следующий заход в гавань я просто запрыгну на какой-нибудь корабль, отплывающий одни только боги знают куда, и оставлю всю эту дрянь позади? Я смогу отправиться туда, где Гильдия имеет меньше власти. Аустрим – единственное королевство, которое находится настолько далеко, что осмелилось полностью запретить Гильдию. А еще говорят, что она так и не добралась до просторного острова Акса, который был самостоятельным королевством.

На юге, в Странных городах прекрасной Истрии и скалистой Бельтии, так много воров, что тамошние «честные люди» смогли сохранить независимость. Сумеет ли бывший Шутник из Гильдии найти там работу, не думая больше о Тревогах, Вопросах и Тенях, о которых прежде не мог вспомнить без дрожи?

И все же я понимал, что это только мечты. Рука Гильдии могла достать везде, куда только способны унести паруса или добежать ноги. К тому же у меня была семья.

А в Бельтии, как и в соседней Истрии, бушевала улыбчивая лихорадка. Кто же захочет ее подцепить?

Я посмотрел на Норригаль.

Казалось, она всегда готова рассмеяться, и это мне в ней очень нравилось. Милая луковка, сложенная из бесчисленных слоев секретов и тайн.

– У тебя есть семья, ведьмочка? – спросил я. – Не считая твоей знаменитой двоюродной бабушки.

– Никого, о ком мне хотелось бы вспоминать, – ответила она. – Есть кое-кто одной крови со мной, но никого, кто пролил бы хоть каплю за меня. А почему ты спросил?

– Не знаю. Наверное, хотел услышать что-нибудь еще, кроме скрипа корабля.

– Есть вещи и похуже скрипа корабля.

Она произнесла это так, будто намекала, что я и был одной из таких вещей, но при этом улыбнулась, явно не имея в виду ничего подобного. Мы проболтали с ней еще целый час. Она рассказала о том, что подружилась с ланью и научила ее нескольким словам, и об одном уголке Бесснежного леса, где туман окутывает все такой тишиной, что ее невозможно разорвать никаким криком. Рассказала о своей госпоже Мертвоножке, которая утверждала, что не выносит детей, однако зачаровала шерстяное одеяло, чтобы оно могло согреть и успокоить любое плачущее дитя, а потом отдала его