Вор с черным языком - Кристофер Бьюлман

упражнялась в том, что уже усвоила, а потом отправилась на поиски собственного пути с помощью Мертвоножки.

– Твое семнадцатилетие не могло уйти далеко.

– Еще как далеко, бессовестный подхалим.

Так все и продолжалось.

Мы спали так близко, что я слышал ее сонное дыхание, а она мое. Обормоту Норригаль тоже полюбилась. Когда она приближалась, он громко урчал, а однажды даже спрыгнул с моего гамака и забрался к ней. Она тихо утешала его в темноте, и, хотя я не смог разобрать слова, меня радовала теплота ее голоса. Я невольно представил, как Норригаль прижимает к груди ребенка, моего ребенка, и у меня глаза полезли на лоб. Раньше идея отложить яйца не вызывала у меня ничего, кроме неприкрытого ужаса, а теперь я с нежностью подумывал о вечном рабстве.

– Фотаннон – Сучья Лапа, что со мной? – пробормотал я в темноте.

– Что такое? – прошептала Норригаль.

– Ничего. Нянчи своего кота.

– Что?

– Я говорю, приласкай его. Ему это нравится.

– Придурок, – сказала она и замолчала.

Я услышал, как кот спрыгнул на палубу и шмыгнул куда-то. Наваждение тут же прошло.

27

Дупло этой сучары-Смерти

На следующий день пришло время платить по долгам.

На палубе я получил от боцмана черствый сухарь, как и все на этом корабле, сверкающий китовым жиром, и надкусил его, надеясь, что не потеряю сегодня передние зубы. И тут заметил, что Малк грозно смотрит на меня. Гальва прислонилась спиной к борту, хмуро разглядывая сухарь и запивая отколотые крошки вином из меха. По ее лицу я догадался, что вино начало скисать. Пигденейский торговец врал, уверяя Гальву, что оно свежее, но ничего неожиданного в этом не было. Те моряки, что могут вернуться, всегда получают свежее вино, а незнакомым заезжим покупателям достается уже готовое скиснуть. Лучше бы она тогда позвала меня с собой поторговаться, я бы выведал у торговца, в каком бочонке самый лучший товар, да еще и получил бы скидку. Но Гальва настояла на том, что пойдет одна, ведь спантийка по праву рождения должна лучше всех разбираться в вине. Но куда важней было то, что она не обращала никакого внимания на приближение Малка.

Я знал, что этот момент не за горами.

Капитан и Коркала наскучили друг другу, и скрипка им больше была не нужна. Китовый жир разлили в бочки, зубы спилили для разных поделок, грязь, оставшуюся после разделки и вытапливания, убрали, насколько это вообще возможно. Ветер утих, и мы бездельничали, встав на якорь возле пустынного острова у южного края Ганнского архипелага. Для команды пришло время припомнить старые обиды, и Малк был не последним в очереди.

На дождавшись никакой реакции на свой грозный вид, кроме рассеянного, придурковатого взгляда, Малк проговорил:

– Это ты на меня пялишься, Кинч На Шаннак?

– Не-а, – ответил я. – Просто ты загородил то, на что я смотрю. Ты не мог бы подвинуться?

Кое-кто из матросов рассмеялся, и это, конечно, ничуть не смягчило настроя Малка. Но я человек верующий, а мой маленький рыжий бог требовал какой-нибудь шалости.

– Ты всегда был шутником, – сказал Малк. – Я помню, как здорово ты над нами подшутил, когда был призван на войну, но вместо тебя воевать ушли другие.

– Но вы же победили. Верно? Думаешь, вам чем-то помогли бы мои слабые попытки взмахнуть цепом?

– Да, ты не такой уж и здоровяк, признаю. Но я видел, как погибали те, кто был сильней тебя, а слабые остались в живых.

Стоявший рядом с ним невысокий черноволосый спантиец, диковато выглядевший в куртке из барсучьей шкуры, вскинул подбородок, словно говоря: «Я согласен с моим другом, иди ты в жопу со своими отговорками». У спантийцев особый дар угрожать без всяких слов. С этим парнем шутить не стоило. Его шкура, скорее всего, означала, что он был «барсуком», одним из тех несчастных безумцев, которых посылали в заброшенные гоблинские ульи, чтобы проверить, действительно ли они заброшены.

– Кроме того, твой лук мог уберечь меня от этого. – Малк поднял руку с откушенным пальцем. – Или от этого. – Он показал шрам на предплечье. – Или даже спасти моего отца от свирели Самнайра На Гурта.

– Но я тогда еще плохо стрелял из лука и мог случайно попасть в твоего отца, – сказал я, сам понимая, насколько бледно и неубедительно это прозвучало.

Я заглядывал в корабельный устав и понимал, к чему все шло. Каждый матрос может вызвать другого на дуэль, а в случае смерти противника берет на себя его обязанности. Если же погибнет он сам, его имущество достанется капитану. Дождавшись вызова, я получил бы право выбрать оружие, но терпеть его подначки было невыносимо. До первой крови дрались при обоюдном согласии, если же хотя бы один говорил: «Смерть», бились насмерть. Я не очень-то боялся умереть. К тому же, когда меня убьют, мне больше не придется иметь дело с Гильдией Берущих.

– Может быть, так, а может, и нет, – ответил Малк. – Мы ведь этого никогда не узнаем, правильно? Не узнаем и того, скольких людей бросили в дупло этой сучары-смерти из-за того, что нам не хватило одного лишнего бойца. Я вижу у тебя на щеке татуировку ладони. Значит, ты уполз в школу воров. Но не смог сдержать даже тех обещаний, что дал в этом змеином логове? И теперь любой матрос из любого королевства может дать тебе оплеуху, словно последней шлюхе, а ты, как последняя шлюха, даже не поднимешь руку для защиты.

И тут вдруг Обормот, совершив доселе небывалое путешествие на палубу, заорал как резаный и снова жутко оскалился. Малк даже не взглянул на кота и не собирался давать задний ход. Думайте о гальтах что хотите, но никто не обвинит нас в том, что мы скрываем свои чувства.

– Кто бы мог подумать, вор! Забираешься в чужие окна и нападаешь в темноте. Такие, как ты, могут жить припеваючи на суше под защитой запугавшей всех Гильдии хитрых педрил. Но здесь правит двухвостый Митренор, а он любит силу.

Гальва заинтересовалась происходящим и с каменным выражением лица смотрела на Малка. А он выжидал. Ему хотелось, чтобы я сам бросил ему вызов, и тогда он выбрал бы оружие. Малк знал, что такие, как я, порой смертельно опасны в драке на ножах, и при всей своей браваде не желал оставлять мне даже это преимущество. Я мог выбрать нож и против его копья или сабли, но тогда мне понадобится все мое везение, чтобы подобраться близко к такому опытному бойцу. А что бы выбрал он? Копье, конечно. Он ведь