Рекламщик в ссылке для нечисти - Полина Бронзова

его не ждали. С подозрением осмотрел дом, задержал взгляд на Марьяше, потом на Василии, объяснил, что тревожился, как они дойдут по дождю-то, как бы не заблудились (это в Перловке-то, где хорошо если два десятка дворов), или, может, в канаву упали да ноги переломали (хотя все канавы были уже зарыты). Сказал, что ежели они сюда добрались, то и ладно, а он вот промок, тоже посидит, обсушится.

Пригласив таким образом сам себя, он уселся на лавке рядом с дочерью, отделяя её от парней.

Поговорили о том, что нужны прилавки, навесы, и беседка на родничок, и лавки для сидения. Да ещё, может, не простые, а резные, узорные.

Молчан, спустившись с балки, добавил, что гости-то приедут на телегах, так надобно и место, где оставить телеги да привязать лошадушек. Вона, меж озером да холмом, справить бы хлев, да коновязи поставить, да корыта вытесать. И мосток через канавку нужон.

Деян слушал, мрачнея, а потом спросил, почему это вся работа только для древодела.

— И другим найдётся, — успокоил его Василий. — Вот Любим, к примеру, разрисует нам указатели. Дядька Молчан, а ты можешь выдать завлекающий рекламный текст, такой, чтобы стихами?

Молчан тут же оживился, пообещал выдать, согнал Хохлика с ларя и выгреб все свои тексты, целую гору берестяных листов и свитков.

Василий едва его остановил (домовой уже собирался читать, уже набрал в грудь воздуха) и разъяснил, что стихи нужны новые. Например, про медовые калачи или про медовуху. Или про то, что водяной может зачаровать сети на хороший улов, если принести ему чёрного петуха.

Молчан призадумался, нахмурил седые кустистые брови, почесал в затылке чёрной рукой, взял бересту, писало и полез на балку.

Любим взял готовый указатель и принялся набрасывать рисунок углём на доске: русалку до пояса. Они сошлись на том, что лучше рисовать, а не писать. Так понятнее. Домовой посматривал с балки, а остальные, кроме Марьяши, собрались вокруг, наблюдая. Даже староста придвинулся ближе.

— Ты вот чего, — посоветовал он. — Ты её покрасивше сделай, чё она у тебя худая-то такая.

И показал руками на себе, где увеличить привлекательность. Любим согласился.

— И не стыдно вам? — сердито спросила Марьяша, отрываясь от шитья. — Вы её что, ещё и без платья рисуете? Любим! Вася!

Василий кашлянул и деликатно сказал:

— С одной стороны, народ действительно лучше клюёт на такие креативы. С другой, водяницы обидятся, наверное…

Все заспорили. Приводились аргументы, что главное — завлечь народ, и тут любые средства хороши, а водяницы всё равно не выходят на берег и не увидят, что намалёвано на указателе.

— Так-то так, — зашёл Василий с другой стороны, — но вы, гм, водяниц ваших видели? Ну, завлечёте народ, а потом с вас за обман спросят, возмутятся. Потеряете доверие клиентов, короче, а это плохо. Ты, Любим, лучше рисуй как есть, только ракурс немного измени, косы перебрось на грудь… ага, вот так…

— А може, вы б новый указатель-то справили, а энтот мне оставили? — с робкой надеждой спросил домовой с балки.

Ещё немного поспорили. Деян не соглашался, сказал, и так на него работы навесили, и гостиный дом ещё, и всё утро на этот указатель извёл, так что отдавать его не собирается. Сошлись на том, что Любим возьмётся рисовать лубки и расписывать посуду по-особому, только краску ему достанут. И Молчану подарочек будет, и гостям на продажу — может, хорошо пойдёт.

Староста, почесав бороду, сказал, что как жили они в Белополье, до этакой-то срамоты никто не додумался. Так что, может, и правда пойдёт. Шкатулки ещё, доски изукрашивать можно…

Тут он покосился на Деяна и добавил, что вещицы можно выменивать уже готовые, у мастеров в соседних сёлах, а то и пригласить кого в помощь.

— Ну, кончили ить верещать? — спросил домовой с балки. — Сотворил я керативы-то, внимайте!

Он спустился, встал в позу, выставив вперёд босую чёрную ногу с когтистыми длинными пальцами, огладил бороду, вгляделся в бересту и начал:

— Принеси ты к омутку чёрна кочета, водяному поднеси да хозяину, он тебе заговорит сети-неводы для улова да богатого, щедрого…

— Угу, — кивнул Василий, взявшись за подбородок и хмуря лоб. — Неплохо, но скучновато.

— Зависть чёрная изгложет соседушек, — блеснув глазами, продолжил Молчан. — Предадут они тебя лютой смертушке, отберут они твои сети-неводы, душегубы, оглоеды, завистники! Побелеют во полях твои косточки…

— Так, хватит, хватит! — замахал руками Василий. — У нас цель какая? Завлечь! Завлечь, дядька Молчан! А ты их напугаешь.

Домовой надулся, и Василий вспомнил, как было неприятно ему самому, когда просили переделывать креативы. Он, между прочим, тоже в каждый душу вкладывал.

— Ты это оставь, — сказал он домовому. — Хороший вариант, оригинальный, наверняка однажды пригодится, но сейчас народ Перловку и так обходит. Попробуй написать что-то ещё, повеселее, да с рифмой, чтобы Хохлик мог кричать, людей зазывать.

Молчан пожевал губами, недобро поглядел из-под бровей и опять полез на балку, цепляясь когтями за брёвна. Там ещё посопел, кидая сердитые взгляды, но вот лицо его прояснилось — пришло вдохновение, и он принялся черкать писалом по бересте.

Обсудили ещё одно. Пора, сказал Василий, прогревать аудиторию.

— В печи? — спросил Хохлик.

Василий вздохнул и объяснил понятнее: про заповедник ещё ничего не слышали, а нужно, чтобы пошли слухи…

— Дурные! — выдохнул Хохлик с восторгом. — А дурные-то слухи об нас уже и так идут, видать, уж прогрели мы адиторию!

Василий опять вздохнул, сказал Хохлику, что сам он дурной, а слухи нужно пустить завлекательные. Чтобы народ размышлял и понимал, что есть какая-то причина сюда прийти. Что выгода будет, или веселье, или невидаль какая. И первый день нужно выбрать правильный, удобный для посещения. Это важно.

Хохлик надулся на дурного и ушёл на ларь, уставился в стену, заболтал копытцами.

— Летний коловорот ведь скоро, — сказала Марьяша. — День Купалы. Венков наплести можно, людям дарить, по воде пускать. Коров на дальний луг отженём, а тут костры разведём. Ежели кладовика упросим, огни на поле зажжёт…

— О, а клады-то искать все сбегутся! — просиял Тихомир. — Дело сказываешь!

Они ещё немного обсудили детали, и Молчан спрыгнул на пол, притворно хмурый, но по взгляду было видно, что гордится работой и жаждет поделиться. Ему дали слово.

— Купи медовухи жбан да напейся пьян, — продекламировал он, выпятив грудь. — В канаву свались на дороге, сломавши ноги!

— Да ёлки, — вырвалось у Василия, но он тут же исправился: — Ёлки, может, посадить вдоль забора? Повеселее станет.

Все посмотрели на него с подозрением, особенно Молчан.

— Ладно, — сменил тему Василий. — Ты, может, и про калачи написал?

Домовой написал. Калачи