Кровавый передел - Сергей Валяев

— Рыцарь со страхом и упреком, — задумчиво проговорил я. — А где он сейчас может быть?

— Ооо, этого я не знаю, — отмахнул рукой. — Когда это было?.. Ох-хо-хо! Не знаю, Саша, что лучше?.. От малярии сгинуть или тут, в медвежьем углу, заживо гнить? — Залпом допил вино. — Ну, ничего, выдюжим. С Божьей помощью. — Упрятал бутыль в тайник. — Айда, Александр. Пельмеши нас ждут. С сюрпризом. Да девки говорливые…

Фаддей Петрович оказался прав: нас ждали пельмени и «девки говорливые». По суете, смешкам, полунамекам и прочему я почувствовал себя женихом. Мама Лилия решила по своей душевной простоте повесить мне на шею дочь по имени Ирэн.

— Сашенька, вы знаете, Ирулечка у нас лауреат всесоюзного конкурса пианистов. Да-да!

— Ну, мама, — кокетничала дочь.

— Ирэн, ты бы Шопена?..

— Нет-нет, спасибо, — испугался я. Ничего не имею против женщин, страдающих за музинструментами, но, во-первых, у меня уже была жена лауреат всесоюзного конкурса, правда, скрипачей, а во-вторых, ну не люблю я имена такие, как Ирэн, Белла, Азелла, Виолетта, Грета, Идея, Лейла, мать её Леокадия, Мирра, с двумя «р», Сусанна, а также Цецилия. Меня от этих имен выворачивает, как пустой кошелек. Такая вот причуда. И с этим ничего не поделаешь.

— Ирэн, ну что-нибудь легонькое, веселенькое — из Штрауса, Кальмана?..

— Ну, мама…

К счастью, подоспели обещанные пельмени из Сибири. Они были крупные, как боровы, мясистые, с душистым лавровым листом. Я почувствовал, что кишки трубят сбор к приему пищи. Многие мужики[85] отдали бы жизнь за корытце с этими племенными хряками. Ой, худо сейчас зимой в зоне. Холодно, голодно, и Хозяин свирепствует, как цинга, требуя плановой выработки по дровам.

— Ай, Фаддеюшка, а к пельмешкам домашнего-то! — вскричала хлебосольная хозяйка. — Ууу, Саша, у нас Петрович такой винодел! Это что-то!

Бывший дипломат крякнул от похвалы, засмущался, но на руку был скор и вытащил из буфета графин с вином цвета июльского заката.

— Из вишни… и табурета, — окончательно зарапортовался Фирсунков, покрываясь подозрительно розоватым цветом переспелой зрелости.

— Да-да! Внимание! Будьте аккуратны, господа, — хлопотала милая домашняя квочка. — Зубки не сломайте о сюрпризик! Ха-ха!

Я почувствовал, что живым мне из этого терема не выбраться. Только под венец. (Шутка.)

Между тем бокалы наполнились терпким летним днем и был произнесен тост за неожиданное, но столь приятное знакомство.

Пельмени запрыгивали в меня, как лягушки в кувшин с домашним вином. Мне сделалось хорошо и уютно, будто мы сидели на июнь-июльской веранде и где-то за дальним лесом проходила невидимая электричка. Я удивился: мне мерещится или где-то рядом железнодорожная ветка? Мне отвечали: ветка-ветка, единственный недостаток, мешающий ночью спать. Счастливые люди, промолчал я, милые обыватели, которые случайно оказались на моем пути. Я слишком требователен к ним, у них свои радости, у них свои кочки, и они на этих кочках вполне счастливы и довольны. У них, мамы и папы, помимо шумной железнодорожной ветки есть ещё одна проблема: отдать дочь замуж. За хорошего, желательно, человека. Или просто за какую-нибудь мужскую особь. И я не должен их осуждать, наоборот: за последние десять лет у меня не было такого сытного и приятного обеда. Да и старая девушка Ирэн, если её лицо накрыть подушкой… И на этой дурной мысли меня пронзила боль. В челюсти! В зубе! Е-мое! Сюрприз, мать её дипломатию на Арбате и Лубянке, вместе взятых! Я взвыл не своим голосом. Из моей орущей пасти выпала солдатская пуговица, впаянная по сибирскому обычаю в сырой пельмеш. На счастье. Е'!

От моего ора и встревоженного слегка вида «девочки» едва не упали в обморок. Они хотели только счастья. Мне. И себе. И такая гримаса судьбы. Впрочем, мне повезло: зуб оказался крепче старой медной пуговицы и прокусил её по центру звездочки. Тогда, спрашивается, почему я вопил благим матом? Признаюсь, схитрил, сукин сын, прокнутил, то есть обманул, бедных и несчастных дачных дам. Мне нужен был благовидный повод, чтобы откланяться. И я ничего более умного не придумал, как разыграть вышеописанную сценку. Как говорится, не в коня корм. Но расстались мы друзьями. Фаддею Петровичу я пообещал почаще бывать у него в теплице, а «девочкам» — пойти вместе с ними в Концертный зал имени П.И.Чайковского. (Чур меня, чур!) После моего возвращения с Мальтийских островов. Ну, про срок своего отсутствия, признаюсь, умолчал. А так все правда. И мы разошлись, как пароходы на рейде у вышеназванных островов.

Вечер наступал, как армия неприятеля. Машина атаковала врага, используя дальнобойный свет фар. Сугробы на обочинах напоминали могильные холмы павших бойцов.

Город встречал огнями и проблемами. Что интересно, я сам искал и находил проблемы. На свою голову. Наверное, я энтузиаст трудных дел. Если нет, то какая нелегкая таскает меня по промерзшим подмосковным дорогам? Интуиция, быть может? Да-да, интуиция. Ангелы-хранители обладают этим удивительным качеством. Божественным провидением. И поэтому путешествие на край земли я воспринимал и воспринимаю как прогулку, необходимую для вентиляции легких и ситуации со смертью моего отца. И чего я добился? Ничего. Кроме фамилии: Латынин. Латы-нин. Доспехов — смешная кликуха. Найти рыцаря, конечно, можно. Хотя за четверть века… он мог трижды погибнуть от шприца, трижды жениться, трижды выехать на постоянное место жительства в государство Израиль и так далее. Впрочем, на землю обетованную можно и самому съездить в поисках бывшего гражданина СССР, мужья же, как правило, не берут фамилии жен; хуже, разумеется, если Латынин покойник: усопшие не любят разговаривать много, они вообще молчат по причинам общеизвестным. Так что шанс у меня имеется. При удачном стечении обстоятельств.

Вернувшись в холостяцкую берлогу, я почувствовал себя вполне счастливо. Ангелу-хранителю тоже не чужды обыкновенные, маленькие человеческие радости. Я приготовил чифирь и, прислонившись к горяче ребристой батарее, как к спине действующего вулкана, ощутил давно забытое чувство свободы. Наступил странный час — я был никому не нужен. Никому. Ни Хозяину исправительно-трудового учреждения в дремучей сибирской тайге, ни возможной супруге по имени, например, Ирэн, гремящей пельменями с пуговицами на кухне и гаммами на пианино.

Пришел час одиночества. И чудное видение посетило меня в минуты лова прихода.[86] Я увидел городскую площадь, вымощенную булыжником. У ратуши теснилась шумно праздная публика. Где-то там восседала Прекрасная Дама эпохи Возрождения. На задастых лошадях гарцевали рыцари в металлических доспехах. От начищенного железа прыгали солнечные зайчики. Из-под конских копыт брызгали искры. Вдруг запели золотые фанфары: к бою! Волною вспенилась праздничная толпа зевак. Два рыцаря с перьевыми гребешками на шлемах выехали для честного поединка. Копья наперевес! Вперед-вперед!.. Во славу Прекрасной Дамы!.. С нами Бог!.. И наступательный топот копыт, и смертельный лязг металла о металл…

Что за черт! Господи, меня прости. Почему лязг металла так похож на телефонный звон? Где я? Что со мной? Пожар? Спина моя горит, точно я упал в дымящийся Везувий… Ах, да! За окном конец двадцатого века, и в трубах центрального отопления кипяток, способный подкаганить[87] мечту. Вместе с телефоном, этим бичом человечества.

Однако делать нечего, поднимаю трубку и слышу рокоток полковника Орешко. Опять что-то случилось? Или снова пора идти в казино за «Сиреневым туманом» и чтобы пополнить общественную казну?

— В казино я не ходок, — предупредил я сразу.

— Не надо такой жертвы, — засмеялся мой приятель. — Нужна другая жертва.

— Какая? — испугался я.

— Завтра утром, дружок, встретить поезд.

— Поезд? — удивился я. — Кажется, у меня все дома.

— Ошибаешься.

— Ну, в чем дело? — занервничал я. Не люблю интриг, это правда.

Дело оказалось в следующем: из южного города Одессы прибывает на первый путь скорый поезд со старенькой теткой Лики. Тетка Екатерина Гурьяновна — единственная родственница погибшей моей любимой. (Лика-Лика!) И единственная претендентка на генеральские хоромы. Впрочем, я ничего не имею против тетки. На то они и существуют, чтобы появляться в неожиданные минуты и в неожиданных местах. Нет, Орешко поступил совершенно справедливо. Помнится, у нас с ним был разговор о родственниках Лики. О разговоре я, конечно, позабыл, а полковник нет. И теперь на мне благородная миссия встретить гостей столицы.

— Гостей столицы? — удивился я.

— Тетка будет то ли с племянницей, то ли с внучкой, — объяснил Орешко. — Встречай с цветами и оркестром!

Я пообещал только цветы и поинтересовался нашими оперативными делами. В образном изложении: мол, не пора ли пересаживать хризантемы в теплицу Семена Михайловича? Нет, не пора, отвечали мне, почва ещё не удобрена. Как удобрят, так Семен Михайлович будет чрезвычайно рад новому поступлению цветов.