Дочь мадам Бовари - Наталия Миронина

Взрослея, Саня приглядывался к семье Берты, к ней самой и сделал для себя вывод, что с этими людьми можно жить только по их законам. Это Сане нравилось, как нравились и сами законы. В его доме частые материнские слезы, отец, пренебрегающий вежливостью и уважительными манерами по отношению к близким, громкие ссоры – все это создавало ощущение угрожающей зыбкости. Потом отец оставил мать, и в эту брешь в семейных стенах потянуло хулиганским, почти бандитским сквозняком. Саня зажил своей жизнью как черновой, постоянно держа в мыслях ту самую «жизнь набело», которая будет в будущем с повзрослевшей Бертой.

Сейчас, преобразившись, он был готов к браку с Бертой, но за время ее отсутствия забыл, какая она красивая. Ее лицо холодной красоты словно сковало его. Все, о чем он мечтал и что в его воображении казалось простым и естественным – она приедет, он сделает ей предложение, они поженятся, – вдруг стало почти невозможным из-за этого ее взгляда. Спокойного и отстраненного. Нет, она, улыбаясь, поцеловала Саню в щеку, расспрашивала об общих знакомых, но того самого, нежно-родственного, что всегда было между ними, – этого не появилось. Более того, он в ней почувствовал еще большую силу и характер. Все эти перемены были не явными, но ощутимыми. Саня внутренне сжался – его мечта о счастливой семье с Бертой была, пожалуй, его единственной и главной мечтой. «Ладно, посмотрим, в конце концов, ей еще надо доучиться. А пока…» А пока Саня быстро связался со всеми нужными людьми, и на следующий день в дом Берты привезли строительные материалы – красивую плитку, обои, двери. Берта почти не удивилась этому – она слишком хорошо знала Саню. Она удивилась себе, тому, как точно высчитала нужный прием. Она ведь у Сани ничего не просила, она просто рассказала историю.

Все свое время в родном городе Берта делила между семьей и Саней – подруг у нее практически не было. Весь день она проводила с домашними, помогала подготовиться к ремонту. Разбирая шкафы и ящики, кто-то натыкался на какую-нибудь старую фотографию или предмет, и тут же все усаживались, и начинались воспоминания. Берта слушала, понимая, что именно за этим она сюда и приехала – за чувством семьи, почти клана, за этой особенной атмосферой их дома – немного таинственной, немного тревожной, но очень ласковой. Находясь вдали, она старалась не упустить из виду те нравственные ориентиры, которые были обозначены дома. Но вместе с тем Берта осознала, что незыблемость подобных установок не что иное, как родительская иллюзия: «У меня будут дети, я буду их наставлять, но в мое отсутствие они поступят по-своему. Как поступила я». Наблюдая за домашними, Берта думала о том, что почти все поступки она совершала, держа в уме возможную реакцию отца. «Впрочем, личной жизни это не касается! Здесь папа мне не советчик», – добавляла она мысленно и еще раз удивлялась его сходству с Саймоном Плантом.

Вечера она проводила с Саней. Они ездили в самый модный и большой ресторан города, подолгу ужинали, причем Саня часто отвлекался – к нему подходили люди, здоровались, о чем-то быстро переговаривались. Саня был вежлив, обстоятелен и внимателен со всеми. Берта поняла, что это не поза и не желание пустить пыль в глаза. Эти новые манеры уже вошли у него в привычку. Разговоры они вели простые и дружеские. Берта намеренно обходила скользкие темы – воспоминания, чувства, она расспрашивала о городе, старых знакомых и бизнесе. С удивлением отмечала она перемены в Сане. И эти изменения коснулись не только манер, но и сущности его натуры, в нем появилось то, что ее бабушка с папиной стороны называла «солью человека». «Человек без соли – это так, варево-месиво. Это – блюдо не готовое», – не уставала повторять бабуля. Саня был уже блюдом готовым. Берта это видела и должна была сказать, что оно было ей по вкусу. Только вот в ее планы этот очень милый молодой человек не входил. В этот свой приезд Берта точно решила, что ни за что не останется жить в этом маленьком, уютном балтийском городе. Она уедет отсюда в большой город, добьется успеха и финансовой независимости. Этим всем будут гордиться ее родные. Попутчик на ее пути должен быть сильный, привычный к трудностям. А еще он должен помочь ей на старте. Саня же никуда отсюда уезжать не хочет, он доволен тем, что у него есть.

Улетала Берта в день, когда дома уже клеили обои, а в ванной, ругаясь и охая от восторга, обе бабушки спорили о цвете полотенец. Упаковку роскошных махровых простыней накануне привез Саня:

– Вот вам подарок. К окончанию ремонта.

Бабушки, сбитые с толку происходящим – приезд совсем взрослой внучки, подарки, стремительный ремонт, сделанный не без помощи явно влюбленного Сани, ежевечерние свидания Берты, – пытались как-то упорядочить сумбур в своих чувствах. Но у них ничего не получалось.

– Надо с Бертой поговорить. Уж больно она стала…

Какой она стала, они точно определить не могли.

Прощание было громкое, никто никого не слушал, все старались наверстать упущенное время – все теперь жалели, что толком не поговорили, не расспросили, не посоветовали. Только Саня деликатно отошел в сторону и молчал. Во-первых, он старался не мешать, во-вторых, он корил себя за то, что не объяснился Берте в любви. По-настоящему серьезно. Ведь одно дело детские ухаживания и шутки на эту тему, другое – серьезный разговор с глазу на глаз. Саня рассеянно смотрел на старые деревья во дворе и молил бога, чтобы в аэропорт они с Бертой отправились вдвоем. «Это единственный и последний момент, когда мы сможем поговорить!» – думал он.

Небо его услышало. Отец Берты, занятый с рабочими, крепко обнял дочь, поцеловал ее и, вздыхая, проговорил:

– Пиши чаще! Будь умницей!

Он хотел что-то добавить, но, расстроенный, замолк. Бабушки утирали слезы, деды что-то ворчали, а Берта с Саней уже спускались вниз по лестнице. Ехать до аэропорта было недалеко, времени было еще много, и Саня вел машину медленно.

– Тебе, кажется, не хочется, чтобы я улетала, – она с улыбкой посмотрела на Саню.

– Не хочется, но что я могу поделать?

– Я приеду на следующие праздники. Во всяком случае, постараюсь.

– Постарайся. Я буду ждать. – Тут Саня набрал в легкие воздух. – Берта, приезжай. Я…

– Знаю. Считай, ты уже сказал все, что хотел. А я тебе отвечу: спасибо тебе за верность. Верность тому детскому чувству. За то, что ты моя опора, за то, что наконец-то решился сказать мне все. Я тебе обещаю, что в следующий раз я тебе дам ответ. Сейчас прости, но не могу. Я не готова.

И опять Берта всего лишь одним словом, словом «наконец», повернула разговор так, что Санина душа умилилась, возрадовалась и в ней растворилась надежда. Одной фразой и, по сути, не взяв на себя никаких обязательств, она привязала его к себе еще крепче. «Она ждала, что я ей признаюсь в любви. А я дурак! Нет, понятно, что она не может сейчас дать ответ, впереди еще учеба и вообще!» Саня вел машину, и радость, охватившая его, заслонила все доводы рассудка. Доводы простые – не так уж сильно она его любит, если любит вообще, коли предлагает так долго ждать и не дает ответа сейчас.