Балаустион - Сергей Конарев

Левая рука юноши, скользившая по стене, вдруг провалилась в пустоту. Слева ударил поток воздуха, раздался звук нового бурлящего потока. «Боковое ответвление!» — вспомнил Леонтиск. Два поворота он должен миновать, в третьем его будут ожидать люди Терамена. Вперед! Вдохнув полной грудью напитанный сыростью и тошнотворными запахами воздух, молодой воин с максимальной доступной ему бодростью заковылял вперед. Через боковой поток, плевавшийся холодными брызгами, были переброшены решетчатые мостки, имевшие перила только с одной стороны. На самой середине этого трясущегося скользкого мостика Леонтиск впервые услышал звук погони. Топот и звуки голосов, сперва едва слышные за шумом клоаки, постепенно приближались. Неудивительно, что скорость преследователей, здоровых, свежих и наверняка имеющих при себе факел, была выше, чем у измученного и идущего наощупь беглеца.

Леонтиск прибавил бы шагу, если б мог, но это было свыше его человеческих сил. Теперь он уже не выбирал, куда поставить ногу. Спотыкаясь, скользя, задыхаясь, он не шел вперед, а продирался сквозь собственные боль и слабость. Ни малейшего просвета впереди, никакого намека на то, далеко ли еще до второго поворота.

Вперед! Вдох, хриплый выдох. Ногти левой руки скребут по влажному камню. Колено пульсирует жидким огнем, но если ногу ставить чуть боком, то боль не такая сильная. Вдох — выдох. Сердце стучит не в груди, а в ушах, причем так, что того гляди порвутся перепонки. На языке соленый вкус крови. Вперед!

Шум погони за спиной усилился. Уже стали различимы отдельные голоса, возбужденные, подбадривающие.

Вперед! Лучше сдохнуть, упав в воду и захлебнувшись в городских испражнениях, чем быть снова позорно возвращенным в камеру, взглянуть в торжествующие глаза Клеомеда. Вдох. Легкие вибрируют от натуги. Проклятое колено! Неужели эта пытка когда-нибудь кончится? Выдох. Эльпиника — что будет с ней? Стоп! Не расслабляться, не жалеть ее! Не жалеть себя! Потом. Все — потом. Вперед!

— Эй, я вижу кровь! Ему далеко не уйти. Поднажми, ребята, быстрее! — закричал кто-то из преследователей. Леонтиску показалось, что голос прозвучал прямо у него за спиной. Оглянулся через плечо. Они были уже недалеко и не видели его только потому, что были ослеплены светом своих факелов.

— Тут поворот! — воскликнул другой голос.

Преследователи замешкались у бокового ответвления.

— Смотри-ка, точно!

— Наверное, он свернул туда. Видишь, там вон. Вроде мокрые следы.

— Где?

— Да вон там. Посвети. А, может, и не следы… Демон его знает! Что будем делать? Делиться?

— Ща покумекаем. А здесь что?

— Кровь! Ага, значит, прямо пошел, сукин кот, прямо!

— Прибавь шагу. И смотри внимательно. Он может где-нибудь спрятаться.

— Да где он тут спрячется?

— Да где угодно! В какой-нибудь нише или под мостиком, или еще где… Так что смотри в оба. Упустим — шкуры не спасти.

— Этточно.

Несмотря на шум воды, эту беседу Леонтиск слышал почти совершенно четко. На мгновенье у него и в самом деле промелькнула мысль забиться в какую-нибудь щель и затаиться, пропустить погоню мимо себя. Увы, в густой, словно чернила, темноте он не был способен разглядеть ничего, что могло бы послужить убежищем. Разве что превратиться в рыбу и прыгнуть в бурлящий поток? Но, наверное, и рыба не смогла бы выжить в этой зловонной, загаженной воде.

Вперед, не останавливаться ни на миг! Где же, великие боги, этот второй поворот? Ссадина, рассекающая бровь, открылась и сочилась кровью. Быстрее, быстрее! Ноги тяжелые, как мраморные колонны. Если он упадет в воду, не удержится на поверхности и мгновения, сразу уйдет на дно. Где же поворот? За спиной слышен топот. Неужели все пропало? Нет! Вперед!

Из-под ног с визгом бросилась крыса. От неожиданности Леонтиск неловко ступил больной ногой. В глазах вспыхнули лиловые круги. Он зашатался на самом краю дорожки, судорожно цепляясь за стену. Полетевший из-под ступней щебень посыпался в поток.

— Тихо, я что-то слышал! — воскликнул стражник, шедший первым. — А ну, Фокист, дай-ка факел. Нет, тот, маленький!

Запалив новый факел, стражник с размаху бросил его вперед, в темноту. Треща и извергая искры, горящий снаряд полетел прямо на Леонтиска. Надеяться остаться незамеченным ему больше не приходилось, поэтому он обернулся, чтобы хотя бы попытаться перехватить факел в полете — было такое упражнение в агеле.

— Вот он! — стражники тут же увидели беглеца: оборванного, избитого, теряющего сознание от боли и изнеможения.

Поймать не удалось, тело совершенно не слушалось рефлексов. Леонтиск только смог сбить факел предплечьем, чтобы он не упал в воду, и, с трудом нагнувшись, поднял его.

— Хватай его, ребята!

От преследователей его отделяло шагов тридцать. Леонтиск повернулся, чтобы поискать более узкое место, где можно было бы защищаться, и тут в круге света, отбрасываемого факелом, увидел второй поворот. Он был совсем рядом, в каких-нибудь пятнадцати шагах. Решив стать на мосту, молодой воин заковылял вперед. К счастью, ширина дорожки не позволяла преследователям гнаться за ним во всю прыть, так что Леонтиск успел добраться до шаткого мостика — точного подобия первого — и, повернувшись к врагам, встать на его середине. Дюжиной локтей ниже течение бокового потока, врезаясь в воды главного, создавало стремительный пенный водоворот, довольно пугающий на вид.

— Ну что, собаки, кого забрать с собой в Тартар? — севшим голосом крикнул Леонтиск. Окровавленный, страшный, с горящим факелом в руке, он был похож на какого-то темного бога, преследуемого силами дня: израненного, загнанного в угол, отчаявшегося, и этим вдвое опасного. Достигнув начала моста, стражники поневоле остановились. Их было не менее десятка, и в любом другом случае они бы не раздумывая набросились на беглеца всей стаей. Но сейчас их численное преимущество не играло большой роли, ибо на мостик мог взойти только один. И, глядя на шатающиеся даже под тяжестью беглеца полусгнившие стропила моста и на зловещую пенную воронку под ним, некоторое время никто из стражей не решался ступить на скользкие вибрирующие доски. Увидев нерешительность стражников, Леонтиск захохотал.

— Что, заячьи душонки, страшненько, да? — выкрикнул он. — Сдохнуть боитесь? И правильно делаете! Потому что по крайней мере одного из вас я заберу с собой туда!

Указательным пальцем свободной руки Леонтиск показал вниз, в зев водоворота. Читая растерянность на лицах не ожидавших такого поворота преследователей, он почувствовал прилив пьянящей бодрости и снова захохотал во все горло. Он был готов поступить именно так, как сказал, так как в спасение уже не верил и жизнью больше не дорожил.

— Гляньте, он же совсем безумный, клянусь копьем Паллады! — пробормотал один из стражников, выделявшийся длинным мясистым носом.

— Безумный, разумный — какая разница! — нервно проговорил другой, стоявший позади него (из-за узости дорожки стражники были вынуждены идти гуськом). — Брать его надо, вот и вся недолга!

— Не-е, старшой, я первый не полезу! — решительно заявил носатый. — Что-то мне не улыбается в этом дерьме жизнь закончить из-за какого-то спятившего молодчика. Ты у нас двойные получаешь, вот и лезь сам, подставляй свою задницу. А я, если что, твоей супруге цветы принесу, все, как положено.

Предводитель стражников не отреагировал на это заявление подчиненного, лишь посерел лицом и пожевал губами.

— Может, есть добровольцы? — спросил он наконец. — Если кто вызовется, я доложу о том господину хилиарху. Ручаюсь, он не обидит. Монет насыплет, а может, глядишь, и десятником храбреца поставит.

— Тогда давай я попробую, сотник, — отозвался из середины круглолицый верзила с вьющимися, очень грязными волосами. — Авось справлюсь. Только, это, копейцо дайте….

— Давай, Фокист, проходи! — повеселел начальник. — Я всегда знал, что ты у нас самый боевитый. Ну, молодец! Наградит тебя господин Клеомед, вот увидишь.

— Наградить-то наградит, — буркнул носатый. — Ежели будет токмо, кого награждать.

— Молчать, Терхилл! Сам трус, так не разлагай дисциплину! — прикрикнул сотник. — Ты за такое поведение еще ответишь. И передо мной, и перед хилиархом. А ну, пропусти героя!

Мгновенно погрустневший носатый стушевался и, подобно другим, вжался в стену, давая храбрецу возможность пробраться к мостику.

— Эй, копье ему дайте! — скомандовал старший. — И факела сюда, светите, матерь вашу! А ты, Фокист, копьем-то сильно не маши. В ногу его ткни или куда, чтоб не рыпался, и будет.

— А если в пузо? — принимая широкой ладонью копье, поинтересовался доброволец. — В пузо нельзя, что ли?

— И думать не моги! — отрезал сотник. — В ногу или в руку там, но чтоб не насмерть. Это у господ вроде бы как важный жалоз… зажол… заложник, во! Он им только живой нужный, а дохлый нет.