Ищите кота (сборник) - Наталья Нестерова

Детям нашим пирожков не досталось — гости смели.

У Сергея, естественно, имелись все основания отключиться посреди Мытищ. Сергей, когда они с Яной пригласили нас в шикарный ресторан, весьма оправдательно рассказывал. А вы видели когда-нибудь мужика, который, напившись до беспамятства, не нашел бы потом аргументов своему бесчинству?

Накануне своего падения (на грудь моего мужа) Сергей был в дальней командировке — перелеты, бессонные ночи. Из аэропорта поехал на встречу со смежниками в загородном ресторане. Там, понятно, выпили. Машина Сергея сломалась, заглохла недалеко от Мытищ. Он оставил водителя дожидаться эвакуатора, а сам решил отправиться к родителям, пройтись, проветриться. Не дошел.

Свекровь, когда в детсадовском возрасте наши дети говорили «задружил» и «раздружил», морщилась. Таких слов нет, хотя они образованы по всем правилам русского языка и очень понятны. Мария Алексеевна терзала внуков, предлагая синонимы вроде «подружился» и «перестал дружить». Но «подружился» — это навеки, а «задружил» — еще посмотрим, как дело пойдет, легкая форма приятельства. «Перестал дружить» — значит, поссорился, а «раздружил» — мне с ним стало неинтересно, но мы не враги.

После ресторанного застолья Андрей с Сергеем задружили, а у меня с Яной, которая активно пыталась упрочить наше общение, постоянно приглашала то в театр, то на выставку, то на загородную экскурсию, близких отношений не возникло. Хотя она очень милая и симпатичная женщина, ее стремление задружить льстило. У меня четыре подруги. Четыре — это много, еще одной не протиснуться, не хватит времени пересказывать наше общее прошлое, и душевных сил жалко. Мы все ловили себя на том, что сколь интересной ни была бы новая знакомая, она не прибьется к нашей компании. Это как хороший предмет гардероба, жакет например: застегивается на четыре пуговицы, и дополнительную не пришпандорить, даже если она из чистого бриллианта.

Легка на помине. Позвонила свекровь. Андрей включил громкую связь, из динамика на приборной панели мы услышали взволнованный голос Марии Алексеевны.

— Я вас не отрываю? — поздоровавшись, спросила она. Тут же поправилась: — Вам удобно разговаривать?

Мы тихо, беззвучно крякнули. Наши дети не говорят прямо, но мы, по их терминологии, уже «не догоняем» — молодежные интересы, знания, устремления, юмор. Восьмидесятитрехлетняя Мария Алексеевна «не догоняет» еще больше. Однажды она позвонила Тимофею и вежливо спросила: «Я тебя не отрываю?» — «Бабушка, я не пиявка», — ответил младший внук. Бабушка растерялась, а он всего-то имел в виду популярный анекдот: «Звонит пиявка пиявке и спрашивает: я тебя не отрываю?»

О семье Тимохи и пошла речь.

Наши дети нас любят, сомнений нет. Но в последнее время относятся к нам снисходительно-почтительно, как к заслуженным инвалидам. Мы с Андреем — инвалиды третьей группы, работающие, а бабушка — первой группы, уже нетрудящаяся. Старики, вроде моей свекрови, стараются не досаждать родным своими заботами, монологами-рассуждениями. С другой стороны, остро хочется и рассказать про встревожившие события, и донести свои переживания, и привести примеры из прошлого, и поделиться опытом, и предостеречь от ошибок. Стремление втиснуть большой объем информации в небольшую форму приводит к сумбуру в торопливой речи.

— Вчера я была у Тимошеньки, — рассказала Мария Алексеевна. — Ах, Феденька (правнук) — чудо трогательное! Асенька (жена Тимохи) — само совершенство. Хотя когда мама разгуливает с голым животиком, а на пупке сережка… Меня попросили посидеть с Феденькой, пока они ходили в театр с Гошенькой. Славно, что детей приучают к искусству. Накануне, правда, у меня скакнуло давление, но я, вы знаете, всегда с радостью откликаюсь и даже считаю, что вы мало меня привлекаете…

Мы с Андреем переглянулись: судя по дребезжащему голосу Марии Алексеевны, что-то случилось, но ребята не могли ее обидеть, нахамить, выставить дремучей старушенцией. Любимым инвалидам не хамят.

— Мама, что произошло? — спросил Андрей.

— Мы читали с Феденькой книгу, которую оставил Тимофей и сказал, что она классная, — ответила Мария Алексеевна. — «Классная», — сочла нужным пояснить свекровь, — значит, что книга увлекательная и интересная. Я не спала всю ночь!

Скосив глаза на мужа, обозрев его ухо и щеку, я легко прочитала мысли мужа: «Он им, бабушке и трехлетнему пацану, «Камасутру» подсунул, что ли?»

— Мария Алексеевна, как называлась книга? — спросила я.

— У меня все записано. Перевод с немецкого, авторы…

Она продиктовала не только имена авторов, название издательства, тираж, год выпуска, но и загадочные цифры выходных данных книги, понятные только профессионалам издательского бизнеса:

— Английские Ай, Ди, один, пять, два, один, восемь, семь, ноль. Далее большими английскими Ай, Эс, Би, Эн и цифры…

Можно подумать, что мы бросимся искать эту библиографическую редкость. Или накатаем жалобу в Комитет по печати?

— Мама! — потерял терпение Андрей. — Как книга называется?

— Я ведь говорю! Я волнуюсь! У меня давление то падает, то поднимается, всю ночь и утро меряю.

— Мама!

— Кавычки открываются. «Маленький крот, который хотел знать, кто наделал ему на голову». Кавычки закрываются.

— Что сделал? — хором спросили мы.

— Наделал! — с вызовом повторила Мария Алексеевна. — Имеется в виду — накакал. Вы не ослышались — справил большую нужду. Сюжет следующий: крот выползает из норки, и тут ему на голову падает теплая дурно пахнущая колбаска… Боюсь, что с документальной точностью я не процитирую, хотя на каждой страничке большой рисунок и только несколько строк текста. Именно то соотношение, которое требуется для развития интереса к литературе маленького ребенка…

— И что крот? — спросил Андрей, сорвав у меня с языка тот же вопрос.

— Пошел искать обидчика. Птичка, козлик, лошадь — каждый перед ним поднимал хвост, показывал форму своих испражнений и доказывал свою невиновность. Злодейкой оказалась собака, которой крот, забравшись на будку, в отместку тоже наделал на голову. Вы меня слышите? Что вы молчите?

Мы давились от смеха. Фекальные приключения — это, конечно, пошлость. Но ведь смешно! Даже нам потеха, а дети смеха ради не пожалеют мать родную, не говоря о бабушке.

— Скажите, какое поколение мы вырастим благодаря подобной литературе? — вопрошала Мария Алексеевна. — Если не о духовном, высоком, не о героизме и благородстве будем читать детям, а о различии форм какашек у лошади, козы и сороки? Сынок, я тебе читала классику. Ты в пять лет практически знал наизусть «Руслана и Людмилу» и «Конька-горбунка».