Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина

Интересно, если, конечно, правда, в какой момент это произошло? Сейчас? Или раньше? Он же сказал, что приехал в Питер ради меня. Может, когда прислал розы? Или даже когда ходили с ним по барам?

Вот только что из этого может получиться? Да ничего хорошего. Особенно учитывая, что мы живем в разных городах. Случайные короткие встречи? Ему быстро надоест, а я снова вляпаюсь, причем намного глубже, чем шестнадцать лет назад. Фатально глубже. Оно мне надо?

Полностью успокоиться не удалось. Перебираясь черепашьим шагом из одной пробки в другую, я все равно думала в эротическую сторону. Правда, это было уже такое… обобщающее-собирательное на тему «секс в жизни Яны».

А секс в жизни Яны играл далеко не последнюю роль. Может, и не самую главную, но без него Яне было очень даже кисло. И она вовсе не считала постель без чувств чем-то аморальным. Главное – чтобы тянуло друг к другу.

Слушая перед выпиской из роддома лекцию о контрацепции, я даже представить себе не могла, что добровольно захочу лечь в постель с мужчиной. Заинтересованные взгляды откровенно пугали. А смотрели многие: после родов я вдруг превратилась из ощипанного бройлера в довольно привлекательную женщину. Объективно, красавицей меня никто не назвал бы, хоть в восемнадцать лет, хоть в тридцать, особенно невыспавшуюся и без косметики, но все же было во мне что-то такое… магически притягательное. Об этом не раз говорили и мужчины, и женщины. Да и без слов было ясно, что западают чуть ли не с первого взгляда.

Алексу еще не исполнилось года, когда по настоянию бабы Светы я записалась в автошколу. Первое практическое занятие пришлось на жаркий июльский день. Инструктором моим оказался мужчина лет тридцати по имени Влад, довольно симпатичный. Но это сейчас тридцатилетних я воспринимала как мальчишек-ровесников, а тогда он показался едва ли не Мафусаилом.

Ох, как же мне было страшно!

Нет, у меня ничего не получится, не успею отъехать от поребрика, как тут же устрою страшную аварию, погибну сама и погублю кучу народу. Влад подсказывал, поправлял, иногда необидно подшучивал, и постепенно я перестала трястись, как заяц.

- Ну как? – спросил он, когда час подошел к концу.

- Ужас, - с облегчением выдохнула я. – Аж штаны мокрые.

- Лучше б они у тебя от чего-то другого были мокрые, - усмехнулся Влад, и я поняла, что именно сморозила. Покраснела, но… что-то такое между нами в тот момент и пробежало.

Училась я с трудом. Возможно, потому, что в голове была не столько езда, сколько пи… в общем, не только ПДД* и механизмы. А когда Влад поправлял мои руки на руле, мгновенно обдавало жаром. После третьего занятия он меня поцеловал. После четвертого привез к себе домой и без лишних слов уложил в постель. Возможно, его удивило, что женщина, у которой есть ребенок – я сказала о нем сразу, - может быть настолько неискушенной, но виду не подал.

Влад знал в этом деле толк – и я схватывала премудрости секса на лету, намного успешнее, чем вождение. Вошла во вкус и… влюбилась. Он ставил меня в расписание последней, и после занятий мы ехали к нему, пусть всего на час – дольше задержаться мне не удавалось.

Потом я получила права, и встречи наши стали редкими, урывками. Через два месяца Влад сказал:

- Все, Яна, я так больше не могу. Давай поженимся, что ли?

- И тебя не смущает, что у меня ребенок и парализованная бабушка? – уточнила я.

- Ничего, как-нибудь переживу, - с печальной гримаской ответил он.

Одной этой фразы хватило - тут же пришло отрезвление. Я вовсе не хотела, чтобы моих самых любимых людей «как-нибудь переживали». Рвать было тяжело, но я прекрасно отдавала себе отчет, что моя влюбленность густо замешана на сексе. А если так, то замену найду без труда. Главное – никаких замужеств!

Так продолжалось четыре года. Легко знакомилась, легко завязывала ни к чему не обязывающие отношения, легко их заканчивала. Но потом случился прокол.

Я уже работала на телевидении, делала репортажи для городской хроники и во время одного такого блиц-интервью познакомилась с театральным актером Дмитрием Градовым. Роман был бурным, и завертелось все намного серьезнее, чем с Владом, но итог оказался тем же, даже еще хуже. Влад хотя бы собирался «пережить» Алекса. Дима, сделав мне предложение, выразился четко: почему бы тебе, Яна, не помириться с матерью и не отправить ребенка к ней?

Этот разрыв выжрал меня так, что я поклялась себе: больше никогда. Только приятный секс для здоровья и удовольствия. Но через пять лет наступила на эти грабли в третий раз, связавшись с Дворским. Надеяться на что-то серьезное с Чупакаброй было бы как минимум наивно. Формат мимолетных встреч раз или два в месяц меня не устраивал.

Так какого черта я вляпалась в это снова?!

Домой я вернулась в полном раздрае. Хотя еще вчера казалось, что больший вообразить уже невозможно. Ну да, как же. Нет предела совершенству.

Ну вот приду я к нему завтра – и что?

Сложно сказать, до чего бы додумалась, если б не Борис. Нализавшись в очередной раз шерсти, эта скотина вскочила на диван и, часто облизываясь,  уставилась на меня бешеным взглядом, а затем выдала инфернальным басом свою коронку: «ой-ё-ё-ё-ёй!!!» Это был предупредительный залп, означавший, что надо немедленно подрываться, хватать его и нести в туалет, где кафель.

Я успела вовремя.

- Oh long John! – донеслось из-за закрытой двери все тем же диким басом. - Oh long Johnson!** – за этим последовал характерный звук, прекрасно знакомый каждому котовладельцу.

Отмывая пол от следов кошачьей жизнедеятельности, я подумала, что такая вот проза жизни замечательно борется с пафосом. А чтобы закрепить эффект, помыла лоток. Ну и унитаз заодно.

Вадим

Дверь за ней закрылась, и я зажмурился, почти синхронно, как будто не хотел отпустить ее – чтобы так и осталась под опущенными веками.

Ведьма. Рыжая. Моя…

Динка? Никогда моей не была. Ни одного дня, ни одного мгновения, что бы я там себе ни придумывал. Янка была моей всегда, с самой первой минуты хрен знает когда. Только я этого не знал. Хрен, может, и знал, а я не хотел знать. Потому что никакая «моя» тогда мне была не нужна.

Сколько времени упущено. Сколько пустых тупых лет – ни уму, ни сердцу, ни другому месту. Четырнадцать… Ее сын мог быть моим.