Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) - Ойген Бём-Баверк

Поэтому мы продолжаем настаивать на том, что с научным понятием цены не следует связывать никакого иного значения, кроме выражающегося в словах: «То, что в обмен на данную вещь получается, может быть получено или же имеется в виду получить».

Если мы будем рассматривать только количество какого-нибудь одного рода материальных благ, которое можно получить в обмен на данную вещь, то мы еще не приобретаем правильного представления относительно меновой силы, свойственной этой вещи. Дело в том, что та или иная высота цены в подобном случае одинаково может обусловливаться как значительностью меновой силы первой вещи, так и незначительностью меновой силы второй вещи. Для того чтобы определить меновую силу, свойственную данной вещи, необходимо рассмотреть меновое отношение этой вещи или ко множеству других родов материальных благ, или же к такого рода материальным благам, которые считаются общепризнанным мерилом ценности. Такого рода материальным благом являются деньги. Поэтому меновую силу материальных благ мы всего проще измеряем денежными ценами, которые устанавливаются на материальные блага82.

2. Основная задача теории объективной меновой ценности

По издавна установившемуся мнению, основная задача теории ценности — одна из самых важных задач всей политико-экономической доктрины — заключается в том, чтобы отыскать закон, которым регулируется величина меновой силы материальных благ.

Хотя понятие меновой силы и не тождественно с понятием цены, однако ж законы той и другой совпадают между собой. В самом деле, показывая нам, как и почему данная вещь действительно приобретает известную цену, закон цен тем самым объясняет нам, как и почему данная вещь оказывается способной приобретать определенную цену. Закон цен обнимает собою и закон меновой ценности83.

Мы говорим здесь о законе цен. Но может ли вообще существовать такого рода закон?

Еще несколько десятилетий назад подобный вопрос был бы совершенно праздным. Старая теория ценности, полная наивной самоуверенности, ни одной минуты не сомневалась в том, что в области цен на материальные блага господствует законосообразность; ни минуты не сомневалась она и в том, что ее задача — исследовать эту законосообразность и вывести из нее законы цен. Результатами ее неутомимых исследований явились закон спроса и предложения и закон издержек производства. Совсем не то видим мы в настоящее время. Методологические сомнения поколебали не только веру в законы цен, унаследованные от прошлого, но и веру в законы вообще. Из методологических сочинений, в которых он зародился первоначально, скептицизм перешел мало-помалу и в систематическую политическую экономию и оставил здесь самые явственные следы в виде тех переработок, которым учение о ценах подвергалось именно в двух новейших систематических капитальных произведениях немецкой экономической литературы. Нейманн стоит еще на точке зрения умеренного скептицизма. Он не без некоторого жара выступает в защиту экономических — правда, лишь «так называемых» — законов88. Как раз именно в области учения о ценах, по его словам, играют важную роль эти законы — без них не могло бы существовать никакой научной теории цен88. Но в то же время у Нейманна законы эти обставляются одной оговоркой за другой, а один из них — именно закон спроса и предложения — совсем выкидывается за борт, и сравнительно краткому описанию законосообразных тенденций противопоставляется тем более длинное описание «фактического» образования цен88. Гораздо более значительные отступления от прежних воззрений находим мы в новом руководстве политической экономии Кона88. Между тем как старые теории цен видели свой raison d’etre88 в исследовании и описании законов цен, Кон не выводит уже вообще никакого закона цен. Между тем как старое учение полагало свою силу в том, чтобы дать своим законам возможно более строгую и точную формулировку, Кон намеренно избегает всякой формулировки, имеющей какое-нибудь подобие закона. Хотя читатель и узнает кое-что о тех фактах, влияниях и факторах, из которых строила старая теория законы спроса и предложения и издержек производства, но Кон тщательно разорвал прежнюю связь между ними и «лишил их старой претенциозной формы», так что ученик, черпающий свои знания из учения Кона о ценах, может не получить ни малейшего представления относительно тех законов, на разработку которых тратили свои лучшие силы многие поколения экономистов — и все-таки не растратили их совершенно.

Тут само собой возникает сомнение: не слишком ли далеко заходит в данном случае Кон? Отвергать вышеупомянутые экономические законы на том основании, что они еще не заключают в себе всей истины, — не значит ли это чересчур легко относиться к требованиям, предъявляемым науке жизнью, — тем требованиям, которые так прекрасно изображает сам Кон89? Если все экономисты последуют примеру Кона и ближайшее наше поколение ничего не будет уже знать об этих обрекаемых теперь на забвение законах, то не покажется ли тогда всем нам, что вместе со многими ошибками отнята у жизни и значительная доля истинного знания?

Чтобы разрешить все подобные сомнения, мне пришлось бы обратиться к исследованию важного методологического вопроса. Но здесь не время и не место заниматься этим, тем более что на страницах того же самого журнала, в котором печаталась настоящая моя статья, этот вопрос еще недавно обсуждался писателем, гораздо более компетентным в этом деле, — обсуждался настолько обстоятельно и беспристрастно, что высказанные этим писателем взгляды будут сочувственно приняты вместе с некоторыми оговорками и я могу вполне присоединиться к ним90. Поэтому, не пускаясь в общие рассуждения методологического характера, я ограничусь здесь лишь изложением моих положительных взглядов по частному вопросу о том, какие требования нужно и можно предъявлять к теории цен. Для облегчения анализа я прибегну к аналогии.

Если мы бросим на середину гладкого, как зеркало, пруда камень, то увидим, что круги расходятся во все стороны с безукоризненной отчетливостью и правильностью. Дующий в открытом море ветер, порывы которого никогда не идут совершенно в одном и том же направлении и с совершенно одинаковой силой, вызывает движение волн, которое в общих чертах отличается некоторой правильностью, но если мы будем всматриваться в детали, то заметим множество отклонений и неправильностей. Наконец, когда ветер внезапно переменяется или когда громада волн ударяется о неровный, изрытый ущельями берег, тогда получается то дикое бушевание набегающих одна на другую волн, которое называют прибоем и единственным законом которого служит, по-видимому, отсутствие всякой правильности.

Если мы будем исследовать причину этого различия в движении волн, то найдем ее очень легко. В первом случае действует единственная двигательная сила, и благодаря этому свойственные ей законосообразные действия, не подвергаясь враждебному влиянию другого рода сил, могут проявляться в самом чистом виде. Во втором случае перекрещиваются действия разнородных сил, но одна из этих сил слишком могущественна и потому может, по крайней мере временно, оказывать определяющее влияние на характер совокупного действия всех сил. В третьем случае, наконец, нестройное действие нескольких противоположных сил приводит к беспорядочному смешению разнообразных движений, которые, перекрещиваясь между собою и парализуя друг друга, дают в конечном результате полное отсутствие всякой правильности.

Совершенно аналогичные причины порождают, как мне кажется, совершенно аналогичные действия и в области явлений товарных цен.

Как наша деятельность вообще, так и наши действия в сфере обмена в частности находятся под влиянием тех побуждений, из которых они проистекают. Смотря по тому, до какой степени будем мы специализировать мотивы наших действий, их можно насчитать и только два (эгоизм и альтруизм), и несколько десятков или даже сотен (например, стремление к получению непосредственной хозяйственной выгоды; стремление получить выгоду косвенным путем — посредством привлечения покупателей или заказчиков, посредством вытеснения конкурентов; нежелание покупать у личного врага, у политического или национального противника, антисемитизм; далее: тщеславие, досада, своенравие, жажда мести; желание из великодушия, из расположения доставить хозяйственную выгоду другому, наказать его, исправить его и т. д.). Кто задается целью объяснить действия людей при определении цен теми мотивами, которыми они руководствуются, тот, — как ни поучительно соединение множества родственных мотивов в обширные группы — не может обойтись без более или менее детальной специализации мотивов. Дело в том, что незначительные видоизменения в одних и тех же побуждениях, относящихся к рассматриваемой сфере, оказывают нередко очень сильное влияние на характер нашей деятельности. Так, например, забота о собственной хозяйственной выгоде приведет к совершенно различным способам действия, смотря по тому, будет ли собственная выгода служить непосредственной или же — как при стремлении побить неприятного конкурента — только косвенной, более отдаленной целью; в первом случае эгоизм заставит продавца продавать дороже, во втором, напротив, продавать дешевле. Или еще: основной мотив «тщеславие» дает совершенно неодинаковые результаты, смотря по тому, выражается ли он в желании прослыть за важного барина или же в стремлении показать себя хорошим хозяином и опытным покупателем.