Центурион Траяна - Александр Старшинов

– Так обещаешь? – настаивала Кориолла.

Да что ж это такое! То Валенс требует, чтобы он, Приск, поклялся не допустить женитьбы Нонния на девушке. То теперь сама Кориолла требует невозможного – убить ее, если лагерь падет.

– Сама я не смогу, – сказала она, отвечая на незаданный вопрос. – Но ты убивал… тебе проще…

– Я не убивал женщин и детей, – сказал Приск глухим голосом.

В этот миг он понял, что просто не может жить без нее. Что он должен беречь и оберегать ее не потому, что дал кому-то слово, а потому, что дороже ее нет никого – только он очень долго боялся себе в этом признаться.

Гай привлек ее к себе:

– Кориолла, ты сказала – срок помолвки прошел опять?

– Ну да…

– Тогда не думай больше ни о чем, ты никому не обещана. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Будем вместе. Поклянемся, что нас ничто не разлучит. Да, я не могу на тебе жениться. Но я буду считать тебя своей женой. Ты меня – своим мужем. Пусть боги станут свидетелями нашей клятвы… Что нам еще нужно, скажи, что? Разве мало у нас в Эске таких, кто живет как муж и жена без всякого обряда? Мы просто поклянемся любить друг друга…

– Поклянемся? И все?

– Все знают, я никогда не нарушаю клятву.

– Разве ты не обещал Валенсу меня защищать?

– От Нонния. Не от себя. Я клянусь любить тебя до самой смерти, – прошептал Приск.

– И я клянусь…

Произнести священную фразу «Где ты, Гай, там и я, Гайя…» – Кориолла не имела права.

Он взял ее за руку и, прихватив роскошный меховой плащ Куки, увел в комнату напротив. Там никого не было. Он запер дверь на щеколду, придвинул сундук. После жаркой комнаты здесь было холодно.

Зубы Кориоллы выбили частую дробь.

Трепет ожидания, жажда любить, целовать, обладать.

Но внезапно Гай ощутил растерянность, даже робость. У него было немало женщин – но все либо девки из лупанариев, либо рабыни, тайком от хозяев продающиеся ради нескольких монет. Ни одну из них он не любил, ни одной не дорожил.

– Я тебя согрею. – Он расстелил плащ на нижней кровати, поднял девушку на руки и опрокинул на ложе.

– Приск, – донеслось с кухни, – Приск, каша готова! – звал Аристей. – Приск!..

Кто-то одернул раба, и голос Аристея смолк.

Кориолла прижалась к Приску всем телом и первая поцеловала его. Тут же жар страстного желания охватил обоих. Правой рукой он еще сильнее прижал ее к себе. Левая, проникнув под тунику, как лазутчик в неохраняемую крепость, легла на ее грудь, и этот плод оказался как раз по его ладони. Гай стал ласкать ее, ощущая, как твердеет под пальцами сосок. Кориолла едва слышно застонала. Что-то невнятное пролепетал ее язык, будто позабыл все слова.

Приск вновь и вновь покрывал поцелуями тело Кориоллы, освобождая ее от одежды. Теперь только нежный мех плаща, щедрого подарка Адриана, касался их обнаженных тел. Он поцеловал ее лоно и ощутил, как ее пальцы инстинктивно вцепились в его волосы.

– Прости… – шепнула Кориолла.

И тут же притянула Приска к себе еще ближе. Теперь его язык скользил по ее коже наверх, и путь этот был самым сладким, что проделал Гай в своей жизни.

В следующий момент он вошел в нее. Кориолла вскрикнула, и Гай на миг замер.

– Нет, ничего, не останавливайся… – шепнула она. – Я люблю тебя…

Еще один рывок, и они слились в единое целое. Кажется, она опять вскрикнула, но крик лишь подхлестнул его. Гай был нежным вначале, а тут вдруг обратился в хищного зверя, что рычит и рвет свою добычу. Но и она обернулась волчицей – царапалась и кусала его. Они вместе дошли до Венериного спазма, и оба кричали.

Потом лежали, укрытые Адриановым плащом, прижимаясь друг к другу.

– Ну как?

Приск поцеловал ее и почувствовал, что щека мокрая.

– Ты плачешь?

– Нет, все хорошо. Вытри мне слезы.

Он снова стал целовать ее – теперь в закрытые глаза.

– Так?

Она вдруг схватила его руку и прижала к щеке.

– Я не хочу умирать, Гай! Спаси меня… ты спасешь меня, да?

– Конечно! – пообещал он вполне легкомысленно.

И не стал напоминать, что всего час назад она умоляла его о смерти.

На другой день распогодилось, стоял легкий морозец, светило солнце, и варвары больше не штурмовали лагерь.

Синие глаза Кориоллы лучились от счастья. Ее взгляд сообщал всем: «Я люблю и любима». Мужчины невольно задерживали на ней взгляд, женщины – подозрительно оглядывались, нет ли рядом со счастливицей их избранника.

Приск, который ночью опять стоял в карауле на стене, днем был свободен и теперь шел рядом с Кориоллой, не скрываясь.

«Я не отдам ее никому – ни Валенсу, ни Ноннию. Я всем скажу, что она моя!» – думал Приск.

Он подозревал, что каждому, кто лишь бросал на них мимолетный взгляд, тут же становилось ясно об их тайном союзе.

Ну что ж, Гай не ошибался, так оно и было.

Внезапно Кориолла разбежалась и упала спиной в снежный сугроб у стены барака. В следующий миг Приск очутился рядом. Они принялись обсыпать друг друга искрящимся снегом.

– Это сокровища даков, я дарю их тебе! – воскликнул Приск.

– Это мое приданое, я отдаю его тебе!

Они смеялись, будто в самом деле осыпали друг друга жемчугом и каменьями, одаривали золотыми и серебряными браслетами и ожерельями. Им хотелось смеяться – просто так. Неважно, что рядом опасность и смерть. Они были счастливы.

– День замечательный, правда? Я вижу над нами колесницу Гелиоса. А ты видишь?

– Угу, – отозвался Приск, хотя ничего подобного он не видел, но все же старательно принялся всматриваться в небо.

– Гелиос! Прокати нас! – закричала Кориолла и бросила вверх хлопья чистого снега.

Снег оседал на них – серебристыми блестками, таял, их лица горели.

– Войны больше нет, – шептала Кориолла.

Но война была рядом, она никуда не делась.

Хотя варвары больше не штурмовали лагерь, они не ушли. Мысль, что лакомая добыча отделена от них одной стеной, сводила заречных гостей с ума, как манит волков запах свежей крови. Стена должна была пасть. Бастарны притащили из разоренной канабы балки и доски, камни, куски выломанных из стен кирпичей. Несли шкуры только что убитых волов и лошадей.

– Клянусь Геркулесом, они строят осадные башни! – воскликнул Кука. – И не примитивные насесты для обстрела лагеря, а настоящие башни.

Сказано было таким тоном, как если бы он с изумлением обнаружил, что у варваров есть руки и ноги, и даже головы, – хотя предыдущей ночью четыре машины осаждавших обстреливали лагерь чуть ли не до утра – пока наконец не удалось перенацелить баллисты в полталанта и разбить помост.

– Ничего страшного, – отозвался Приск. – Вот если бы они сделали насыпь…

Он и сам удивился, как равнодушно говорит об осадных башнях и о новом штурме. Можно подумать, что любовь Кориоллы сделала его неуязвимым, как воды подземной реки – Ахиллеса.