Лаборантка - Марина Лётная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тошнота подступила к горлу. Хотелось вцепиться ей в волосы и ударить улыбающимся лицом по металлическому столу… Но Алёна всего лишь озвучила правду, о которой я и сам знал, просто в подобающей моему агрессивному вопросу форме. Усилием обозленных мыслей я с дрожью выдохнул, и позволил жестокому чувству мести устроиться поглубже в теле.
— Она, когда начала брыкаться и бормотать, я, конечно же, подсмотрела через щёлку в двери. Очень было шумно и страшно, — Алёна прислонилась подбородком к моему плечу так, что её тёплое дыхание и провоцирующая речь теперь ласкали шею. Мерзость. — Но если бы я не знала, с кем работаю, то у меня и мысли бы не было…
Её неприятные, медленно надвигающиеся, словно удушье, объятия увенчались сомкнутыми на моей груди руками.
— Я бы скорее подумала, что Дана эпилептик. Но я, к сожалению, знакома с Максимом Игоревичем слишком давно, чтобы думать о людях лучшее, — губы, по которым я совсем не скучал, спрятанные под жирным слоем алой помады, ощутились на порябевшей от холода коже. Ненавижу.
Но ей было позволено.
— Откуда такая неприязнь к Максиму? — чем Алёна выводила из себя друга, я чувствовал на собственной шкуре.
— Я не считаю наркоманов за людей, — небрежно прорычав это на ухо, девушка выпрямилась, похлопав меня по плечам на последок.
Жестокий, изуверский подход. Но не мне было её осуждать — если бы не горе-друг, я, наверное, придерживался бы такой же точки зрения. Только откуда Алёна знала о пристрастиях Максима? Я считал, что для неё наш рабочий коллектив выглядел более, чем образцово и профессионально, умело скрываясь под толщей вранья.
— Ты видела, как он принимает? — какое ещё может быть объяснение? Я слегка облегченно выдохнул, когда Алёна отстранилась и уложила руки на груди. Растёр по шее её ледяное прикосновение.
— Я удивлена, что он тебе не рассказывал, — от этой фразы и мои брови изумлённо приподнялись, я заинтригованно обернулся к девушке. — Мы вместе учились в университете, и Максим распространял среди студентов наркотики.
Что за чушь… Несогласно поджав губы, я замотал головой.
— Максим не учился в университете, у него нет образования, — отчаянно цепляясь за обрывки в воспоминаниях, я за долю секунды лишился сомнений. — Нет у него диплома, Алёна Борисовна. Вы ничего не путаете?
У его бабушки не хватало денег, чтобы оплатить обучение в ВУЗе. Я помню, как предлагал свою помощь, но Максим только в асфальт харкнул, прежде, чем уйти.
— Диплома нет, а образование — есть, — копна кудрей чуть подпрыгнула, когда девушка уселась за своё рабочее место и с треском натянула перчатки поверх длинных накрашенных ногтей. Уголки красных губ заговорщически приподнялись. И что это значит? — Ирина Андреевна приводила его на лекции и практикумы.
— Как приводила? — какая бы не была святая бабушка, кто пустит человека на порог учебного заведения без документа о зачислении… — Подожди, ты знаешь его бабушку?
— Знаю, конечно. Ирина Андреевна — шея кафедры, если не всего химфака. Она преподаёт там всю жизнь и издевается над студентами. Какой внучок ненормальный, такая и бабушка…
Новость была вполне обычная по сравнению с теми, что приходилось усваивать в лаборатории в течение месяца, но почему-то больно резанула по сердцу. Я не знал этого. И, похоже, многое еще скрывалось за бортом нашей крепкой дружбы.
— Она такая… Коротышка, на каблуках? С короткой стрижкой, в очках и безумно злая? — мимолётно вернувшись воспоминаниями к первому дню нашего знакомства с Даной, я припомнил преподавательницу, увязавшуюся за ней в кабинет. Кто бы мог подумать…
Алёна кивнула каждой названной примете и гадко улыбнулась.
— Ну вот, вы знакомы. Разве они не похожи? Хотя бы характерами.
— Я близко с Ириной Андреевной не знаком, только по рассказам Максима. И судить буду по ним, а не по пятиминутной встрече. В роли преподавателя она, может, и строгая, но как бабушка — замечательная. Она всегда для него старалась. Только Максим этого не ценит, и сейчас я ещё раз в этом убедился, — я сокрушенно развёл руками.
Алёна раздражала меня. Но из-за правды, что она безвозмездно преподнесла, я готов был относиться к ней чуть более снисходительнее и подумать над предложением. Девушка взяла флакон со шприцем, но тут же замерла, томно опустив веки так, что её огромные чёрные ресницы вздрогнули.
— Я счастлива.
— Что?
Может, я нить разговора упустил? Или сболтнул чего-то лишнего… В любом случае, "счастье" Алёны Борисовны заставило меня нервничать. Что вообще происходит в её чудной голове…
— Я счастлива, что ты это понимаешь, Антон, — лаборантка вполоборота стала отбирать пробу, но у неё выходило неумело. Пальцы дрожали. — Он тебе не друг.
Теперь я окончательно был готов взорваться. Непослушные руки скрестились на груди, я принялся кусать губы. Лишь бы чего не наговорить… Да, дружба с Максимом вызывала сомнения, сейчас поводов для конфликта пополнилось. Но от её навязчивых, самих собой разумеющихся выводов челюсть сжалась до боли.
— Алёна Борисовна, вы себе и так многое позволяете, почти уже в кровать меня уложили. Но Максима не трогайте, пожалуйста.
Она сожалеюще поджала губы, пока меня чуть ли не одолела одышка от такой самоуверенной смелости.
— Да, похоже, я погорячилась. Может, и не понимаешь… Мне просто страшно, что ты можешь пожертвовать своей свободой ради этого идиота. Мы, наверное, не близки с тобой совсем, но поверь — я не желаю тебе зла. А если ты настолько дорожишь дружбой с наркоманом, мне будет вдвойне приятно засадить вас обоих за решетку.
Не близки. Это истина. И слышать то, что Максим мне не друг, а идиот, ради которого бесполезно рисковать, было жалобно больно. Но к этому моменту я и сам допускал такие мысли. Потому что не мог вспомнить, как оказался на чужом пути — на его, гнилой тропинке в сторону обесценивания всего, чем я успел обзавестись.
Этим всегда страдал Максим: мать погибла от рук отца, он сидит в тюрьме, но бабушка ведь — у него была бабушка, к которой внук относился пренебрежительно — она так старалась дать ему заботу, образование. Как выяснилось, ей и последнее удалось, несмотря на то, что Максим частенько возмущался, что если бы не злополучная судьба, он смог бы поступить
