Хранитель пчел из Алеппо - Кристи Лефтери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они резко и неожиданно сворачивали, словно шли по невидимой тропе, и в итоге добрались до другой поляны. Здесь повсюду горами лежал мусор: пересохший бассейн превратился в помойку. В центре бетонного колодца возвышался недействующий фонтан, окруженный трубами старой оросительной системы. Позади виднелись засохшие кусты роз. Возле фонтана толпились наркоманы и дилеры, на земле валялись шприцы. На крыше будки сидели люди, тут и там лежали матрасы и коробки, словно остатки некой прошлой жизни.
Парни остановились возле фонтана, но вскоре к ним приблизился мужчина и сунул в руку Рьяда деньги. Братья разделились. Али пошел по тропе справа от фонтана, а Рьяд подождал, пока за ним не явился другой мужчина, вместе с которым они удалились в противоположном направлении. Я некоторое время стоял на месте, меня стали замечать другие люди. Надима видно не было, – должно быть, он смылся. Я тоже не мог задерживаться. Следовало поскорее вернуться в лагерь.
Я пошел обратно, сворачивая не там и возвращаясь. Услышав, как дети пинают мяч, я понял, что уже близок. Вскоре показался свет лагерного костра. Под деревом рядом с Афрой сидела Анжелика. На ее коленях лежал блокнот и цветные карандаши. Женщина уснула, прислонившись головой к стволу дерева. Афра тоже спала, свернувшись в позе эмбриона и положив обе руки под голову. Я почувствовал на себе взгляд, а когда повернулся, то увидел Надима у подножия статуи: он неотрывно смотрел на меня.
Надим поднял руку, махнув, чтобы я подошел. Я встал и подсел к нему.
– Я хочу тебе кое-что дать, – сказал он.
– Мне ничего не надо.
– Всем что-то да надо, – ответил он, – особенно здесь.
– Не мне.
– Просто протяни руку, – сказал он.
Я, не моргая, смотрел на него.
– Давай же! – сказал Надим. – Протяни руку. Не бойся. Ничего плохого, обещаю.
Он взял меня за руку и раскрыл ладонь.
– А теперь закрой глаза.
Все это слишком далеко зашло. Я попытался высвободить руку, но Надим держал крепко.
– Давай же, просто закрой глаза, – сказал он с ухмылкой.
В свете костра сверкали его глаза.
– Ни за что, – сказал я, пытаясь высвободиться, но не устраивать при этом сцены.
Произошедшее дальше ошарашило меня так, что и сознание, и тело сперва онемели. Я ощутил резкую боль на запястье. Надим полоснул меня ножом. Я взмахнул рукой, словно раненая птица. Заструилась кровь, капая мне на брюки.
Я, спотыкаясь, бросился прочь. Добрался до Афры, умоляя ее проснуться. Она испуганно открыла глаза, и я прижал ее руку к своему запястью. Жена резко села, по ее пальцам потекла алая влага. Афра ощупала ладонями рану, зажимая ее и тщетно пытаясь остановить кровь. Я ощутил прикосновение еще одной пары рук. Анжелика сняла с головы зеленую косынку и намотала мне на запястье.
– Что случилось? – спросила Афра.
Я снова посмотрел в сторону статуи, но Надим исчез.
Анжелика выдохнула и с обеспокоенным видом села под деревом. Сквозь намотанный платок сочилась кровь, моя рука дрожала. Ощутив слабость, я лег, но женщина сидела, выпрямив спину. Перед тем как закрыть глаза, я смотрел в тусклом свете костра на ее длинную шею, острые, словно отполированные, скулы.
Очнувшись несколько часов спустя посреди ночи, я увидел, что она сидит в том же положении, внимательно всматриваясь в темноту и тени.
– Анжелика, – прошептал я. Она повернулась ко мне с распахнутыми глазами. – Ложись рядом с Афрой. Я подежурю.
– Ты снова не уснуть? – спросила она.
– Нет.
Та замешкалась, но потом легла на одеяло рядом с Афрой и закрыла глаза.
– Одиссей, – сказала она вдруг, – он проплывать остров сирен. Ты знать, кто такие сирены?
Это не был риторический вопрос – она ждала моего ответа, даже приоткрыла глаза – посмотреть, что я слушаю. Но я никак не мог сосредоточиться на том, что она говорила.
– Нет, – сказал я, – не знаю.
– Они хотят соблазнить мужчин, завлечь их на верную смерть своими песнями. Если услышать их музыку, они заберут тебя. Когда корабль проплывать мимо острова, мужчины затыкают уши воском, чтобы не слышать песен сирен, но Одиссей хочет услышать, потому что ему сказать, что эти девы очень красивые. И знаешь, что они делать?
– Нет.
– Это очень важно. Мужчины привязывают Одиссея к мачте корабля – крепко привязывают. Он просит оставить его связанным, несмотря на мольбы, пока они не будут в безопасности, далеко от сирен и их песен.
Я ничего не ответил. Потрогал свою завязанную руку, стараясь отгородиться от жжения и боли, и посмотрел в сторону леса, туда, где ворочалось нечто темное.
– Афины, – сказала Анжелика, – это место, где людей затягивает в опасные дела – их принуждать на эти дела, и они ничего не могут поделать, поэтому идут.
Я заметил, что Рьяда и Али не было на одеялах. Мальчики еще не вернулись, но я не хотел думать, куда они ушли и что делают. Я посмотрел на пропитанную кровью зеленую косынку Анжелики у себя на руке, на ее непослушные пушистые волосы, полные жизни, на локоны Афры, разметавшиеся без хиджаба вокруг головы. Анжелика быстро уснула; обе женщины теперь спали. Только приехав сюда, я вспомнил, что́ Анжелика сказала об Одиссее: как он странствовал по разным местам, плавал в дальние края, чтобы найти свой путь домой. Но для нас не было дома.
Я дотронулся до письма, написанного мне Мустафой, которое все еще лежало у меня в кармане. Достал фотографию, где мы были вдвоем, и смотрел на нее при свете костра.
Где же теперь дом? Что это? В моих мыслях он стал картиной, освещенной золотистым сиянием, раем, которого не достичь. Я вспомнил один вечер: около десяти лет назад был Ид[11]. Чтобы отпраздновать конец Рамадана, мы с Мустафой устроили вечеринку для наших работников в отеле «Мартини Дар Замария» в Алеппо. Она проводилась во внутреннем дворике среди пальм, фонариков, свисающих с балконов цветов. Над нами – квадрат ночного неба, полный звезд.
В отеле приготовили праздничный ужин: мясные и рыбные блюда, рис, крупу, овощи. Мы вместе помолились, потом принялись за еду с нашими коллегами, друзьями и родными. Среди взрослых бегали дети. Афра выглядела великолепно в красной с золотом абайе: она ходила по залу, держа за руку Сами, приветствуя
