Хранитель пчел из Алеппо - Кристи Лефтери

задерживается, и опять в правый. Повторяет процедуру несколько раз, затем садится и замолкает, словно в некоторой растерянности.

– Вы сказали, что совсем ничего не видите.

– Да, – подтверждает Афра.

Доктор снова светит в ее глаз фонариком.

– Скажите, пожалуйста, а сейчас вы что-нибудь видите?

– Нет, – отвечает Афра, совершенно не двигаясь.

– Вы можете хоть что-нибудь различить? Тень, движение, свет?

– Нет, совсем ничего.

Ее голос дрожит, она нервничает, и доктор тоже это заметил – он опускает фонарик и, не задавая больше вопросов, садится за свой стол.

– Миссис Ибрагим, – говорит он, почесывая щеку, – расскажите, пожалуйста, как именно вы ослепли.

– Из-за бомбы, – говорит она.

– Нельзя ли подробнее?

Афра ерзает на стуле, перекатывая пальцами стеклянный шарик.

– Сами, мой сын, – говорит она, – он играл в саду. Я отпустила его поиграть под деревом, но смотрела за ним из окна: два дня уже не было бомб, и я подумала, что все будет в порядке. Он же был ребенком и хотел поиграть в саду с друзьями, но детей не осталось. Не мог же он все время сидеть взаперти, для него дом стал тюрьмой. Он надел свою любимую красную футболку и джинсовые шорты, потом попросил поиграть в саду, а когда я посмотрела ему в глаза, то не смогла отказать, потому что он мальчик, доктор Фарук, мальчик, который хотел поиграть, – сильным, спокойным голосом проговорила Афра.

– Понимаю, – говорит врач. – Прошу, продолжайте.

– Сперва я услышала в небе свист и выбежала позвать сына. – Афра замолкает, делая резкий вдох, будто выплыла на поверхность воды. Я не хочу, чтобы она продолжала. – Когда я дошла до двери, раздался громкий взрыв, в саду мелькнула яркая вспышка – я уверена, не рядом с Сами, но сила была огромная. Гремело так, будто небеса разверзлись.

Я слушаю, как скрипят по полу стулья в других кабинетах, как смеется ребенок.

– И что произошло потом?

– Не знаю. Я держала Сами в руках, мой муж был рядом, я слышала его голос, но ничего не видела.

– Что вы видели последним?

– Глаза Сами. Они устремились в небо.

Афра плачет навзрыд – такого я никогда не видел.

Она нагибается вперед, захлебываясь от слез, которые рвутся из ее груди. Доктор встает из-за стола и пересаживается к ней. Я же далеко-далеко отсюда, между нами будто пролегла пустыня. Доктор протягивает Афре салфетку, затем стакан воды; тело моей жены согнуто пополам, но я не слышу ее. Врач что-то говорит, тихие слова, слова сочувствия, но сердце мое стучит слишком громко. Я так далек отсюда, что ничего не слышу. Голос доктора громче, я пытаюсь сосредоточиться. Он сидит за столом в очках и смотрит на меня. Похоже, Фарук что-то сказал, а я не расслышал. Врач переводит взгляд на Афру:

– Миссис Ибрагим, ваши зрачки реагируют на свет, расширяются и сужаются, как при нормальном зрении.

– Что это означает? – спрашивает Афра.

– Не уверен пока. Нужно сделать несколько снимков. Есть вероятность, что сила взрыва или яркий свет повредили сетчатку, но возможно и то, что слепота является результатом тяжелой травмы – иногда организм таким образом справляется со стрессом. Вы видели, как погиб ваш сын, миссис Ибрагим; возможно, некое окно внутри вас захлопнулось. Похожий механизм срабатывает, когда люди от потрясения теряют сознание. Я не могу сказать наверняка. Мы получим ответ только после обследования.

Доктор замолкает, становясь на вид еще меньше. Он стискивает ладони, а взгляд то и дело скользит влево, туда, где на тумбочке стоит фотография красивой девушки лет двадцати в академической шапочке и выпускном платье. Он замечает, что я тоже смотрю, и отворачивается.

Потом доктор записывает что-то на листочке.

– А как дела у вас, мистер Ибрагим? – спрашивает он.

– Со мной все в порядке.

Краем глаза я замечаю, как выпрямилась Афра.

– На самом деле, мистер Фарук, – говорит она, – я думаю, мой муж не вполне здоров.

– И в чем, на ваш взгляд, проблема?

Он смотрит сперва на Афру, потом на меня.

– Просто бессонница, – говорю я. – Мне трудно уснуть.

Афра качает головой.

– Нет, – говорит она. – Дело не только в…

– Да нет же, я в порядке!

– Вы не расскажете мне подробнее, миссис Ибрагим?

– А меня кто-нибудь слышит? – возмущаюсь я.

Афра пару секунд задумчиво молчит, после чего произносит:

– Доктор Фарук, я не могу объяснить, в чем дело, но знаю, что проблема есть. Это не мой муж.

Врач теперь смотрит на меня.

– Будет тебе, Афра, – усмехаюсь я, – просто не высыпаюсь, вот и все. Оттого-то я и такой уставший, что засыпаю в самых неподходящих местах.

Моя веселость не производит на них никакого впечатления.

– И где, например?

– В кладовке, – говорит Афра, – или в саду.

Доктор хмурится, размышляя над ее словами.

– Еще что-нибудь необычное?

Они оба игнорируют меня. Я перевожу взгляд с доктора на Афру. Она отворачивается.

– В Стамбуле он изменился. Он… – Афра колеблется.

– Что?

– Он вслух разговаривает сам с собой или, скорее, с кем-то, кого нет.

– Доктор Фарук, – с широкой улыбкой говорю я, – пропишите мне, пожалуйста, снотворное, чтобы я мог отдыхать по ночам и случайно не уснул в кладовке.

– Мистер Ибрагим, меня беспокоят слова вашей жены.

– Что? – фыркаю я со смеху. – Нет! Я просто многое прокручиваю в голове. Всего лишь воспоминания. Списки того, что нужно сделать. Ничего особенного!

– Мистер Ибрагим, у вас случаются реминисценции?

– В каком смысле?

– Повторяющиеся и беспокоящие вас образы?

– Совсем нет.

– Тремор, тошнота, озноб?

– Нет.

– Проблемы с концентрацией?

– Все нормально.

– Вы испытываете отрешенность, словно утратили способность радоваться или ощущать боль?

– Нет же, доктор. Спасибо за беспокойство, но со мной все в порядке.

Доктор откидывается в кресле, не спуская с меня полного сомнений взгляда. Лицо Афры помрачнело, и мне грустно оттого, что она выглядит такой виноватой.

Доктора мои слова не убедили. Тем не менее время нашего сеанса окончено. Врач выписывает мне сильное снотворное и просит прийти на повторный прием через три недели.

Тем вечером Афра не спускается в гостиную. Жена долго сидит на краю кровати.

– Меня не бомба ослепила, – шепчет она. – Я видела, как умер Сами. И тогда все почернело.

Не знаю, что сказать ей, но сижу рядом, наверное, с час. Мы не разговариваем.

Смотрю в окно, как небо меняет цвет, как по нему плывут облака и птицы.

Мы даже не встаем, чтобы отправиться на обед. Обычно хозяйка приносит кастрюлю с рагу или супом из дома: несет ее прихватками по подъездной дорожке, стучит локтем в дверь и ставит в центре обеденного стола, чтобы мы положили себе еду сами.