Дело гастронома № 1 - Евгений Латий

– Хочу сразу же заявить: это клад, и я только что нашел его в земле! Расчищал грядку от сорняков, под посадку, огурцы там и всякое прочее, и на тебе… – Тут он на секунду-другую умолк, понимая, что доводы не очень, однако решил пойти дальше: – И прямо сейчас я готов передать его государству! – старательно изображая улыбку, сообщил он.

– И на этих купюрах, конечно же, нет отпечатков ваших пальчиков, так, гражданин Аримин? – язвительно усмехаясь, спросил полковник.

Услышав эти его слова, Аримин сразу сник. Обхватил голову обеими руками и присел на свежевыкопанную землю, так и оставив без ответа этот вопрос.

В оперативном отделе находились Ширшов, Павлов и Капустин. Ширшов с Павловым пили чай и играли в шахматы. Капустин писал рапорт, но было видно: это занятие дается ему с трудом. И потому выражение лица у него было довольно кислое. Вошел Боков с какой-то бумагой в руке, вложил ее в папку, взглянул на Капустина.

– Ордер на арест твоей Зары получен! Давай-ка звони ей!

Капустин растерянно взглянул на Бокова. Тот, понимая, что Капустину страшно не хочется этого делать, подстегнул:

– Звони-звони!..

И Боков пододвинул ему телефон. Капустин кивнул, набрал номер. Услышав знакомый женский голос, бросил в трубку:

– Привет? Ты дома?.. Как приболела?.. А что с тобой?! Ясненько!.. Да у меня запись тут, сейчас перерыв образовался, но это надолго!.. Да, до вечера точно… Ладно, выздоравливай, я еще попозже позвоню!

Он положил трубку, погрустнел.

– Она дома, заболела, температура тридцать восемь. Может, подождать, пока выздоровеет? – неуверенно предложил он.

Боков вздохнул, вспомнились эротические сцены, которые совсем недавно разворачивались на конспиративной квартире. Но он тут же постарался взять себя в руки. И, напустив строгий, непреклонный вид, решил дать урок профессионализма молодому и слабому духом сотруднику:

– Так вот, специально для молодых и неопытных. Объясняю, что может произойти! Узнав, что мы арестовали Аримина, твоя подопечная сбежит! В том у меня сомнений нет! И тогда…

Боков даже сам испугался своих слов, понимая, какую нелестную тираду придется им всем выслушать из уст генерала. Он очень живо представил красное от гнева лицо Култакова и как генерал будет их распекать! И тут же обратился к коллегам с неожиданным вопросом:

– Есть у кого аспирин?

– У меня есть! – откликнулся Павлов.

Боков довольно кивнул и распорядился:

– Очень хорошо! Возьмешь с собой!

Капустин предпринял последнюю попытку остановить запущенный механизм.

– А может, все-таки оставить ее под домашним арестом? – робко, без особой надежды спросил он.

Боков отпарировал сразу же:

– Ага! А тебя в охранники!

Все так и грохнули от смеха. Видя, что Капустин покраснел и обиделся, Боков приказал:

– Ладно, хватит ржать! Машина у подъезда! Все на выезд, живо!

Когда Ширшов и Павлов вышли из отдела, Капустин подошел к Бокову.

– Товарищ майор, можно я не поеду на задержание?.. Сами понимаете, такое дело…

Боков раздраженно взглянул на него, и Капустин осекся, опустил голову. Но еще через секунду поднял ее и с вызовом взглянул прямо в глаза начальнику. Тот вздохнул, удрученно покачал головой:

– Ты чего это? Никак влюбился?

– Она хорошая девчонка! И у нас… как-то все сошлось… – Он развел руками.

Боков понял. Он не любил многословия.

– Ладно! Мы и втроем обойдемся! Рапорт только закончи!

Капустин грустно кивнул. Боков нахмурился и вышел из комнаты. Капустин вздохнул, уселся за стол, какое-то время смотрел на бумаги, потом отвернулся и уставился в окно.

Аримин сидел на корточках у стены. Потом поднялся, прошелся по камере, потрогал стены. Даже в страшном сне он и представить не мог, что когда-нибудь попадет в камеру Лефортовской тюрьмы. Почему-то вспомнился анекдот, который рассказывал его персональный водитель, когда они однажды проезжали мимо этой кагэбэшной тюрьмы по дороге к Немецкому кладбищу, где у Аримина были похоронены родители. Впрочем, если разобраться, анекдот вспомнился не случайно. Во-первых, потому, что фамилия его водителя была Рабинович, как и у героя анекдота, а во-вторых, жил водитель, по иронии судьбы, как раз недалеко от Лефортовской тюрьмы.

«– Вы помните Рабиновича, который жил напротив тюрьмы?

– Да, а что?

– Так теперь он живет ровно напротив своего дома».

Аримину показалось, что он слышит здесь, в камере, веселый голос своего водителя из прошлой такой чудесной жизни, и он ужаснулся. Затем его начало трясти, он уперся руками в стенку, вжался в нее лбом и истерически расхохотался.

Открылся «глазок». В маленькой круглой дыре мелькнул глаз надзирателя. Он внимательно несколько секунд смотрел на узника. «Глазок» закрылся. Аримин даже не повернул головы. Когда шаги в коридоре стихли, он вдруг залез рукой в рот, расшатал зуб, вырвал его. Красная струйка крови поползла по подбородку. На ладонь выпала крохотная ампула. Аримин взглянул на нее. Лицо у него посерело, на лбу выступили мелкие капельки пота. Аримин сполз по стене, сел на каменный пол. Переложил ампулу в карман. Закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал.

Култаков, стоя навытяжку, говорил с Андроповым по телефону:

– Все прошло успешно, взяли с поличным, так что теперь Аримину не отвертеться! Кроме того, мы взяли и соучастников его преступных деяний, они уже дают показания!.. Обязательно доведем до конца!.. Я думаю, заговорит! Когда его брали, чуть в штаны не наложил!.. Трусоват! Всех сдаст!.. Спасибо!.. Служу Советскому Союзу!

С торжественным видом произнес он и еще несколько секунд слушал молча. После чего не выдержал и опустился на стул. Заглянул Красавин, но Култаков резко поднялся, замахал на него рукой, чтоб тот уходил. Красавин исчез.

– Да, всех отметим!.. Поименно! Я представлю рапорт!.. Есть, до связи!..

Он положил трубку, с довольным и важным видом смотрел на нее пару секунд, затем шумно выдохнул. Лицо у генерала посветлело, он заулыбался, потом стукнул ладонью по столу и неожиданно, отчаянно фальшивя, пропел две фразы из романса «Гори, гори, моя звезда». Резко зазвонил телефон. Култаков снял трубку.

– Генерал Култаков слушает!..

Несколько секунд он слушал, и радостное настроение тут же испарилось.

– Как это мертв Аримин?! Вы что несете?! Что вообще происходит?! – подскочив в кресле и побагровев от гнева, выкрикнул он.

Часть II

Карфаген должен быть разрушен

1

Брежнев с увеличительным стеклом рассматривал фотографии, разложенные перед ним на столе и сделанные на огороде Аримина: на краю ямы бидон, только что выкопанный из земли, тугие пачки долларов в целлофановых пакетах, разложенные на газете, мрачный Аримин перед выпотрошенным бидоном, испуганно-растерянные лица соседей, приглашенных в качестве понятых. Отдельно снятые крупно сотенные долларовые купюры. Последние особенно заинтересовали Брежнева, и Генсек долго их разглядывал. Напротив сидел Андропов.

– И сколько же нашли в этом бидончике? – с трудом выговаривая слова, спросил Брежнев.

– Пятьдесят пять тысяч долларов, Леонид Ильич!

– Хо-хо! – невольно сорвалось с губ Брежнева. – Я таких денег и в руках не держал!

– И готовилась сделка еще на десять тысяч долларов! Но мои товарищи ее пресекли! – деловито заметил Андропов, с удовлетворением отмечая, какое сильное впечатление произвели на Генсека эти фотографии.

Брежнев помрачнел, удрученно покачал головой.

– Такие вещи прощать нельзя! Надо наказать по всей строгости закона! – насупился он, причмокнув несколько раз.

– Аримин сам себя наказал! Покончил с собой в тюрьме! Понимал, что мы и взыщем по всей строгости закона!

Брежнев кивнул головой и сердито спросил:

– Это что же, все директора плодоовощных баз у нас так жируют?!

Андропов помедлил, прежде чем ответить.

– Не все, но с прискорбием вынужден доложить: большинство. И все они с партийными билетами в карманах. Ходят слухи, что Аримин, дабы устранить нашу финансовую проверку, передал один миллион рублей товарищу Гришину… – Андропов нахмурился. – Правда, повторю, то слухи, доказательств у нас нет!

Брежнев помрачнел.

– Я считаю, мы должны со всей ответственностью спросить с некоторых товарищей за соблюдение социалистической законности при отправлении своих высоких должностей, а также за соблюдение морально-этических норм, – продолжил свои доводы Юрий Владимирович, но, взглянув на Брежнева, осекся: Генсек снова с живым интересом разглядывал фотографии, на которых были сняты стодолларовые купюры.

Взглянув на умолкнувшего Андропова, Леонид Ильич уверил его:

– Мы обязательно поговорим об этом на Политбюро!

Об этом «обязательно» Брежнев, конечно, забудет, да это и не так важно. Андропов взглянул на часы: прошло всего десять минут их разговора, а Генсек уже явно слабо соображает, все чаще жуя ртом пустоту. Раньше он держался минут двадцать, но тут, видимо, страшная правда, да еще фотографии сразили его наповал.