Дневник офицера КГБ - Александр Никифоров

— Состояние «нестояния», — ответил я.

Врач улыбнулся.

— Раз шутите, значит, не так уж все плохо.

— А что у меня, доктор? — поинтересовался я.

Тот пожал плечами:

— Что? Болезнь. Вы больше жидкости пейте и лежите…

Хороший ответ. Похоже, он и сам толком не знает, что со мной. Что гадать. Время покажет.

Вечером снова пришла медсестра… Игла шприца вновь с хрустом вошла в мое тело. За день я намучился. Сильно болел бок, тянуло ногу, поэтому решил подставить другую половину. Это было большой ошибкой… Ночью спал исключительно на животе. Хорошо сказано: «спал»…

В шесть утра в палате вновь появилась, став мне уже «родной», медсестра.

— Готовьтесь, — проворковала она.

— Нет, подруга, — взбунтовался я. — Больше колоть себя не дам.

— Я буду на вас жаловаться начальнику отделения.

— Да хоть министру здравоохранения. Лучше помереть, чем терпеть такое.

— Какой нежный, — дернула плечиками медсестра.

— Нежный?!.. В общем, можешь жаловаться кому угодно. Колоть себя не дам!

— Что за шум, а драки нет? — В палату вошел врач.

— Николай Иванович, мочи нет терпеть эти уколы, а главное, ради чего? От чего лечили, от того и помер?

Врач, не обращая внимания на мои «умозаключения», посмотрев мне в глаза, расплылся в широкой улыбке.

— Поздравляю, Александр Петрович. У вас гепатит. Теперь вы не мой больной. Сегодня же переведем вас в другое отделение.

Как всегда, две новости: одна хорошая — наконец-то поставлен диагноз, и плохая — гепатит.

— Николай Иванович, вы уверены? Гепатит? — переспросил я.

— Абсолютно. Посмотрите на себя в зеркало.

В зеркале на меня смотрел небритый мужчина с белками глаз желтее куриного желтка.

— Эту желтизну глаз ни с чем не спутаешь — гепатит! — уверенно заявил врач.

Болезнь «вылезла» наружу…

Лежу под капельницей в общей палате человек на двадцать для рядового состава. Офицерские палаты переполнены. Рядом лежит солдатик лет восемнадцати, желтый, как лимон.

Капельница монотонно капает. Кап, кап, кап — шестьдесят капель в минуту, и так больше двух часов. Задремал… Снится лес, озеро. Утки плавают, рыбка плещется. Окуньки стайками гоняют мальков. Красота!.. Но что это? Кто-то плачет? Открываю глаза. Солдатик тихо всхлипывает.

— Ты чего, боец? — Нет ответа. — Звать-то как?

— Андрей.

— Так в чем дело, Андрей?

— Сейчас описаюсь.

Когда в тебя вливают четыре литра физраствора, поневоле в туалет потянет. Первый раз под капельницей я пролежал без проблем. А вот второй раз уже через пятнадцать минут медицинскую утку запросил. Потом еще пару раз. Неудобно просить, а куда деваться?

— Тяжко? Посудину чего не попросишь? — спрашиваю Андрея.

— Просил, не несут.

Мимо проходит медбрат — из выздоравливающих бойцов. Хватаю его за руку.

— Земляк, парню совсем худо, утку принеси.

Тот посмотрел на Андрея.

— Потерпит, салага.

Сжимаю руку бойца.

— Ты меня, видимо, не расслышал? Как фамилия?

— Младший сержант Бутенко.

— Так вот, младший сержант Бутенко. Если через три секунды посудины у парня не будет, ты до конца службы будешь героически разносить больным и раненым ночные горшки. Понятно излагаю?

Через пять минут Андрей с благодарностью смотрел на меня.

Подошел Бутенко — забрать утку.

— У тебя что, мочевой пузырь — «наливник»?

Андрей — с извиняющимся взглядом:

— Так получилось.

— Так получилось, — передразнивает его Бутенко. — Как я ее понесу? Хоть отпивай.

И тут Андрей жалобно:

— А можно еще одну?

Пауза. Я посмотрел на Бутенко, он на меня. Оба захохотали, да так, что получили замечание от медперсонала:

— Тише, товарищи! Здесь больные. А вам, товарищ майор, должно быть стыдно. Устроили балаган…

Я извинился, но через десять минут, когда объяснил причину нашего веселья — немного приукрасив рассказ, — смеялась вся палата, даже тяжелобольные. Но задорнее всех смеялся Андрей.

И в болезни есть свои радости…

Лечение шло своим чередом. Утром — капельница, в обед и вечером — уколы. Кроме этого, я ежедневно выпивал четыре литра воды с аскорбиновой кислотой и глюкозой. Главное в лечении — больше пить, причем понемногу, но часто.

Мне организовали барокамеру. Барокамера — это большая бочка с окошечком для общения с врачами. Очень эффективная штука. При ослабленном организме хорошо помогает. Лежишь в ней, а тело насыщается кислородом. Красота! Правда, после первого сеанса, узнав, что с кислородом в госпитале напряженка, я от барокамеры отказался.

— Чего отказался? — спросил меня Евдокимович.

— Неудобно как-то. Тяжелораненым бойцам она нужнее.

— Тебе виднее, — пожал он плечами…

Через три недели активного лечения меня перевели в офицерскую четырехместную палату. Вроде и спокойнее, но в общей палате с рядовыми бойцами я чувствовал себя комфортнее…

Тахир навещал меня почти каждый день. Я ворчал на него:

— Чего приходишь? Подхватишь заразу, что тогда? У тебя через три месяца дембель.

— Меня ни пули, ни болезни не берут. Я заговоренный, — с улыбкой отвечал он.

Действительно, он был заговоренный. Три года в Кандагаре и — ни царапины, ни инфекции! Кроме того, окна его комнаты даже осколки от душманских снарядов не брали. Всякий раз после обстрелов я менял стекла, а у него в комнате за два года всего одно окно треснуло. Когда в октябре 1987 года в нашу группу прибыл Александр (тоже выпускник КАИ), я предложил ему занять комнату Тахира.

— Переселяйся. Комната заговоренная!

Александр переселился, а на следующий день после очередного обстрела в его окно влетел осколок от «эрэса»…

— Ну что Александр Петрович, билирубин[98] почти в норме. Через недельку будем готовить вас к выписке, — сообщил мне лечащий врач.

— Через неделю? А раньше нельзя? — спрашиваю его.

В палату вошел начмед.

— Как дела? — спросил он у врача.

— Да вот, товарищ майор в бой рвется.

— Куда торопишься? — обращается ко мне Евдокимович.

— На свободу с чистой совестью, — шучу я. — Ну, а если серьезно, то все бока отлежал. Почти месяц на кровати валяюсь. Надоело. Чувствую себя нормально.

— При гепатите минимум месяц нужно вылежаться. Так что не суетись, отдыхай, — охлаждает мой пыл Евдокимович.

Я жалобно смотрю на него.

— Хорошо, — соглашается он, — через пару дней возьмем кровь на анализ, если будет в норме, выпишем. Действительно, хватит тебе плацкарту занимать. Мест в госпитале не хватает. В день по пятьдесят больных самолетом в Ташкент отправляем.

Мое выздоровление пришлось на пик эпидемии. Вирусный гепатит, брюшной тиф, малярия… Случались и смертельные исходы, даже среди врачей. Один хирург, оперируя раненого бойца, случайно скальпелем порезал себе палец. Летальный исход. Как потом выяснилось, у бойца был гепатит.

Лечащий врач ушел, начмед остался.

— Евдокимович, ты мне популярно объясни, как жить теперь. Ну, там режим, диета и прочее.

— Популярно? Это можно. Для успешного восстановления твоей печени, — начал он, — необходимы три главных условия: режим труда и отдыха, положительные эмоции и диетическое питание.

— В Кандагаре всего этого в избытке, — прерываю его. — Режим труда и отдыха «идеальный». До обеда мы «мочим» «духов», после обеда — они нас. «Положительных эмоций» — с избытком, особенно после ночных обстрелов — можем одолжить. Диета — «сервис просто загляденье, отдан мухам на съеденье», — шучу я.

— Смышленый малец, — в тон мне отвечает Евдокимович. — Сам все понимаешь. Ну, а если серьезно, диета — не самое главное в восстановлении печени.

Удивленно смотрю на него.

— Да, да, не удивляйся, — продолжает начмед. — Посадишь печень на паровое питание — она только этого и будет требовать. Чуть не то съел — и принимай лекарства. Поэтому печень нужно нагружать. Аккуратно, конечно, понемножку: селедочку, черный хлеб, сальце и тому подобное. А вот куревом не увлекайся. В бане тоже поаккуратнее, особенно в парилке себя не перегружай. Но вот что категорически запрещено, так это алкоголь. Минимум полгода — ни-ни! Кто будет предлагать, посылай куда подальше. Понимаю, что в условиях войны без него тяжко, но выбирать не приходится.

Я внимательно слушал начмеда, мысленно представляя, как это все будет выглядеть на практике. Представлялось не очень-то убедительно.

Евдокимович, прервав инструктаж, пристально посмотрел на меня.

— Понятно. Выйдем во двор, — предложил он. — Пустую бутылку прихвати. Давай быстрее, у меня кроме тебя больных хватает.

Я взял пустую бутылку из-под сока «Дона» и поспешил за начмедом. Во дворе госпиталя Евдокимович положил бутылку на землю и аккуратно ударил по ней камнем. Бутылка раскололась на большие куски стекла.