Владычица снов. Книга первая - Джонатан Уайли

— Вернись на место, вонючий ублюдок! — орал Крэнн. — Интересно, неужели все в здешнем краю такие болваны и недоноски?

Сжав кулаки, он уже собрался, было, соскочить со своего высокого кресла, но отец удержал его. Фарранд и сам был рассержен и встревожен.

Скандал затянулся надолго. Оскорбления и обвинения звучали наперебой. Но вот Таррант, наконец, принял сторону Крэнна и по его распоряжению пехотинец перешел с одного поля на другое. Гален, как и большинство зрителей во внезапно онемевшей толпе, не мог поверить собственным глазам.

«Уже во второй раз, — сокрушенно подумал он. — Чего же он добивается?» Но тут он увидел, что Ребекка пошевелила рукой, и сразу же целиком переключился на нее. «Вот и отлично, — отметил он, распознав смысл поданного ею знака. — Пришла пора тебе и самой войти в игру».

— Народная Королева! — воскликнул он. — Вперед и влево на одно поле!

В ответ Крэнн выдвинул в бой собственную королеву.

Гален посмотрел на Эмер и Ребекку, что стало для него в этой партии уже привычным делом. К собственному ужасу, он увидел, что белый король практически закрывает собой Ребекку. И в довершение всех бед Рэдд подхватил дочь под руку и, вопреки всем ее протестам, утащил из переднего ряда. Уже теряясь в толпе, она успела бросить Галену последний отчаянный взгляд, и оставалось надеяться только на то, что он правильно истолковал значение этого взгляда.

— Ходи! — гаркнул Крэнн.

Гален покосился на Ребекку. Она опять охорашивалась, но… Прикоснулась ли она к плечу или к талии? «Народный защитник» в отчаянии обливался потом. «Решайся же», — мысленно приказал он самому себе.

— Сдаешься? — взревел соперник.

Гален покачал головой и приказал единственному оставшемуся на доске «монаху» сделать ход. Крэнн ответил на это не задумываясь, и толпа встретила его ход тревожным гулом. Лавина противоречивых подсказок обрушилась на Галена, но единственная особа, решения которой он ждал, оказалась вне зоны досягаемости. А если учесть, что и Эмер увели, то картина складывалась безрадостная, и впервые на протяжении всей партии Гален почувствовал собственную беспомощность. Он растерянно посмотрел на Крэнна и увидел, что безжалостные глаза его противника не отрываясь сверлят взглядом застывшую в неподвижности фигуру Ребекки. Крэнн походил на волка, нависшего над сломавшей себе ноги в ходе бегства бессильной жертвой.

«Проснись, — приказал себе Гален. — Тебе придется сыграть самому». Пока он обдумывал ближайший ход, фигуры, застывшие на доске, казались ему каменными статуями. Шум толпы остался где-то вдали, Гален смог полностью сосредоточиться на ударах и контрударах. Он попробовал, было, проанализировать несколько возможных продолжений, но каждое заканчивалось в более чем тревожной позиции. Он никак не мог ни на что решиться; робко глянул на Тарранта, не зная, сколько еще времени разрешат ему обдумывать ход. Королевский посланник сидел не шевелясь, но от его чуткого взора не ускользало ничего.

«Наверное, надо сыграть самой Ребеккой, — подумал Гален. — Да, так оно и есть! Тогда она снова станет видна мне как следует. Но куда же ею пойти?» И пока в его мозгу один за другим мелькали сложные варианты, внезапно у парня возникло очень странное ощущение. Каким-то образом он почувствовал, причем почувствовал сильно и остро, будто рядом с ним находится Эмер, хотя он ее сейчас не видел, да и не мог видеть. И она пыталась ему что-то передать…

А уже в следующее мгновение он увидел лицо Ребекки, причем с такой четкостью, как будто она стояла сейчас прямо перед ним. И она что-то говорила ему, но смысл слов безнадежно ускользал от него.

«Что же это значит? — взмолился он. — Как же мне пойти?» Но тут обе девушки исчезли, и до его слуха вновь донесся рев толпы. Однако теперь этот рев звучал по-новому. Каждый голос улавливался слухом Галена с поразительной четкостью, но дело заключалось не только в этом: один из голосов был куда громче других и слышался с особенной ясностью. Все сильнее удивляясь происходящему, — потому что все это нельзя было назвать иначе, чем волшебством, — Гален понял, что этот голос приказывает не трогать королеву, а пойти вместо этого конем… и он понял также, что должен воспользоваться этой подсказкой. У него не было времени на то, чтобы размышлять, почему это произошло или хотя бы как это произошло, но внезапно юноша осознал, что у него нет другого выбора. Сыграв конем, он заметил легкое движение за спиной могучего белого короля: это подняла голову Ребекка.

После этого игра стремительно понеслась к развязке. Замыслы Крэнна были очевидны. Он безоглядно ринулся в атаку, надеясь сломить любое сопротивление. Гален играл, словно впав в транс. Как только наступала его очередь хода, неизвестный голос из толпы — и каждый раз это оказывался новый голос — перекрывал общий шум и гам. Гален принимал эти подсказки с благодарностью, без колебаний и размышлений. Вера в то, что он ведет игру правильно, становилась все крепче и крепче, вопреки тому, что над белыми фигурами постоянно довлела страшная опасность, более того, они были вынуждены постоянно отступать. Сыграв несколько раз королевой, Гален вновь получил возможность видеть Ребекку, но, судя по всему, она перестала подавать ему, какие бы то ни было, сигналы. Солнечные лучи сверкали на блестках ее платья и золотистых волосах. Голову она держала высоко и, казалось, была чрезвычайно довольна. И это — более чем что-либо другое, — убеждало Галена в том, что он следует правильным курсом.

Тем не менее, Крэнн по-прежнему наступал, выстраивая свои боевые порядки для решающего сражения. Черная королева приблизилась к белому войску.

— Ага, попалась, — проревел Крэнн. — Ах ты, крыса помоечная!

Атмосфера на площади вокруг шахматной доски достигла, казалось, точки кипения. Солдаты поглядывали на офицеров, в любое мгновение, ожидая услышать от них какой-нибудь неожиданный приказ. Таррант сидел абсолютно невозмутимо, его лицо напоминало бесстрастную маску, тогда как голова была полна молниеносных расчетов и комбинаций. Он с трудом удерживался от того, чтобы не спровоцировать и тем самым ускорить и без того неизбежный конфликт. Фарранд с побагровевшим лицом, гневаясь на непостижимую тупость сына, равно как и на непозволительно затянувшийся и смертельно скучный спектакль, готов был вот-вот взорваться, зато Бальдемар побелел от ужаса. Только Гален оставался совершенно спокойным, он послал вперед на одно поле белую пешку — ход внешне невинный, однако открывающий его королеве новую возможность войти в игру.

Крэнн, злобно ликуя, «съел» последнего белого «монаха».

На этот раз Гален знал, что делать, знал даже раньше, чем таинственный голос из толпы подтвердил выбранное им решение.