Владычица снов. Книга первая - Джонатан Уайли

— Ход! Твой ход! — заорал Крэнн.

Ребекка поискала глазами Эмер и, едва заметив ее, обмерла. Рэдд, взяв дочь под руку, уводил ее в сторону от доски. И хотя Эмер сопротивлялась, Рэдд, судя всему, был преисполнен решимости, так что той удалось лишь бросить на Ребекку отчаянный взгляд, прежде чем затеряться в толпе. Борясь с охватившей ее паникой, Ребекка повторила условные знаки в надежде на то, что Гален и сам сумеет истолковать их правильно.

— Сдаешься? — выкрикнул Крэнн.

И вот Гален, прервав молчание, сделал ход.

«Нет, — мысленно взмолилась Ребекка. — Не „монахом“, а конем!» Она не могла понять, каким образом парень ухитрился истолковать ее сигнал столь ошибочно, но времени, поломать голову над этой загадкой, у нее уже не было, потому что Крэнн, практически не задумавшись, нанес смертельный удар. Толпа вновь взревела, обрушив на своего «защитника» форменный град противоречащих друг другу подсказок. И вдруг Ребекка поняла, в чем заключалась допущенная ею ошибка. Предыдущим ходом она поставила кузнеца-великана, исполняющего роль белого короля, на поле между собой и Галеном. «Ему меня просто не видно. Мне необходимо отойти в сторону». Она проанализировала имеющиеся возможности и пришла в полное отчаяние. Любой ход королевой означал в сложившейся ситуации мгновенную катастрофу. Ходить следовало только конем. Но теперь, когда Эмер увели, а Галену с его места ничего не видно… Система дала сбой.

«Все пропало, — подумала она. — Мы проиграем». Подняв голову, девушка взглянула на Крэнна. Тот лениво развалился в кресле, глядел на нее, и на губах у него играла зловещая усмешка.

В отчаянии Ребекка повесила голову на грудь. Она признала свое поражение.

Глава 15

Горечь и оцепенение мало-помалу овладевали всем телом Ребекки в предчувствии неизбежного поражения. Девушка потупилась, у нее не было больше сил смотреть вокруг, смотреть на окружающий ее мир. Под ногами у нее зашуршала и заскрипела соль.

Шум толпы затих, превратившись в призрачное эхо недавнего неистовства; в мире отчаяния больше не существовало цветных тонов — сама мысль о них казалась абсурдной. Матовая белизна скрипучих кристаллов соли доминировала надо всем.

Соль начала отрываться от земли. Закружилась, заплясала. Поднялась вихрем — и Ребекка почувствовала, как ее вовлекают в царство кошмара.

Когда она все же осмелилась поднять глаза, то обнаружила перед собой сразу два мира, причем время замерло, казалось, в обоих. Одним из миров была партия, разыгрываемая на площади перед входом в замок, причем судьбоносная игра словно остановилась, сотни пар глаз неподвижно застыли, разинутые в крике рты так и остались открытыми. Другой мир был холоден и лишен воздуха, он странным образом наложился на тот, первый, который дышал теплом и в котором струился солнечный свет, и как будто опутал его чудовищной сплошной паутиной. В этом мире черный король превратился в тускло поблескивающее чудовище, конь — в слепого художника, «башня» принялась жонглировать черными буквами, а королева стала хрустальным демоном, под прозрачной оболочкой которого бушевало черное пламя.

«Мне их всех не обыграть».

Монах улыбался хорошо знакомой ей загадочной улыбкой.

«Мне надо сделать ход».

Шахматная доска во все стороны уходила в бесконечность, черно-белые клетки плясали перед глазами Ребекки.

«Я одна. Я попала в Паутину».

Ужас охватил Ребекку своими ледяными лапами. Горькая ирония ее положения заключалась в том, что путь достижения победы в разыгрываемой партии оказался столь же прост и логичен, как способ, каким звуки складываются в ее собственное имя. Последний ход Крэнна оказался его серьезной ошибкой. Пойди он более точно и тонко, и его победа была бы неминуемой, но он поторопился, пожадничал, решил с боем завоевать добычу, которая сама напрашивалась под удар, которая сама бросалась ему в руки.

Теперь ответный ход со стороны Ребекки был очевиден, однако сделать его она не могла. Пойманная в ловушку двух миров и лишившаяся союзников, она и думать забыла о том, чтобы подать заветный знак. Эмер увели, а Гален ее не видел. Значит, все сейчас и закончится — и это принесет ей едва ли не облегчение.

«Нет!»

Преисполнившись решимости, Ребекка изо всех сил напряглась, чтобы стряхнуть с себя путы страха. И в то же мгновение перед ней появились Гален и Эмер, далекие и почти невидимые, однако более реальные, чем что бы то ни было другое в этом странном мире.

Связь трех друзей была подобна нити — тонкая, но нерушимая, она образовывала треугольник надежды. Друзья обменялись сигналами, и онемевшая на время толпа вернулась к жизни. Воздух наполнился смехом и выкриками, а сразу же вслед за этим в мир вернулись и движение и жизнь. Колеса времени вновь завращались. Однако сама Ребекка по-прежнему пребывала в двух мирах сразу и в одном из них оставалась полностью парализованной. Но во сне…

Она различала в толпе каждый голос — от едва слышного шепота до грубого рева. Все эти голоса представлялись ей сейчас песчинками звуков. Она прислушалась. Выбрала тот, который ей хотелось услышать. Сосредоточилась.

И начала ткать.

Гален обливался холодным потом. На первых ходах партии он получал удовольствие от игры, шевеля мозгами и в то же самое время, мороча и развлекая публику. Но под конец столь интенсивная концентрация внимания на происходящем в рамках шахматной доски начала сказываться и на нем. Несмотря на то, что истолковывать сигналы, посылаемые Ребеккой, каждый раз оказывалось плевым делом, память парня начала от утомления давать сбои и ему уже не терпелось закончить игру. Больше он уже ничего не хотел.

Да и за пределами шахматной доски его то и дело что-нибудь отвлекало. Гален поневоле отмечал те или иные перемены в атмосфере вокруг поединка на черно-белом поле, хотя и старался по возможности об этом не думать. Игра требовала от него безраздельного внимания.

Крэнн сделал ход, оставляющий его короля под шахом. Гален сразу же обратил внимание на эту ошибку. Увидели и правильно поняли ее и многие зрители. И сразу же со всех сторон раздались крики:

— Так нельзя!

— Король под боем!

— Шах! Шах!

Гален бросил взгляд на Тарранта, увидел, что тот колеблется, но тут его отвлек поток мутной брани, хлынувший изо рта его противника. Крэнн, в конце концов, заметил собственную ошибку, но вместо того чтобы признать, что он что-то упустил, принялся настаивать на том, что один из его собственных оставшихся на доске пехотинцев случайно сошел со своего места и тем самым лишил черного короля необходимости защиты.

— Вернись на место, вонючий ублюдок! — орал Крэнн. — Интересно, неужели все в здешнем краю такие болваны и недоноски?