Жажда любви - Элоиза Джеймс

– Я не спал и за три дня не написал ни единого стихотворения, – признался маркиз, широко раскрыв глаза. – Да и как я мог, не зная, в каком обществе вращается мое дитя? Что побудило меня позволить своему утеночку, своему цыпленочку в одиночестве бродить по лондонским улицам?

– Нога моя не ступала на лондонские улицы, – возразила Роберта, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.

– Я проснулся среди ночи и понял, что ошибся! – прорыдал отец, по щекам которого катились слезы. – И спросил себя: что сказала бы Маргарет?

Деймон подтолкнул ее локтем.

– Моя мать, – пояснила Роберта и, сложив руки на груди, стала выжидать. По своему большому и печальному опыту она знала, что отец еще только разошелся.

– Маргарет сказала бы, что я поступил неправильно, неправильно, неправильно…

На этот раз слезы полились градом. Миссис Гроуп вытерла его лицо платочком.

– Это скорее всего правда, – кивнула Роберта безо всякого сочувствия. – Мама была бы недовольна моей поездкой.

– Как я мог это позволить? – шмыгнул носом маркиз. – Мое дитя… самое дорогое моему сердцу… мой цветок жасмина… в старом экипаже… и в сопровождении одних только слуг!

Роберта открыла рот, чтобы прокомментировать поэму, посланную Джемме, но Деймон снова ее подтолкнул.

– Сдавайтесь, – прошептал он.

Отец сунул руку в карман и вытащил неимоверно толстую пачку банкнот:

– Это тебе, дорогая, это тебе! Знаю, как тебе не нравится мастерство миссис Партнелл, хотя не могу не спросить: кто теперь даст ей заказ, когда ты уехала? Впрочем, покровительство миссис Гроуп тоже что-то значит.

Миссис Гроуп мрачно улыбнулась. Перед отъездом Роберты она очень любезно пыталась переделать изделия миссис Партнелл в нечто достойное лондонских салонов. Но даже сейчас ее платье носило безошибочный отпечаток потуг миссис Партнелл сотворить модный туалет. Оно было сшито из чудесной полосатой ткани и имело треугольный вырез, но полосы, которым полагалось сходиться на груди, к сожалению, не сходились, что выглядело по меньшей мере странным, и миссис Гроуп под взглядом Роберты то и дело нервно одергивала корсаж.

– Это тебе, дорогая, все тебе, – повторял отец, пытаясь сунуть ей банкноты. – Семья Сент-Джайлз никогда не просила милостыни и не пользовалась благотворительностью, да в этом и не возникало необходимости! В конце концов, ты богатая наследница, согласно меркантильным стандартам, по которым люди судят себе подобных.

– Спасибо, папа, – буркнула Роберта.

Пачка оказалась слишком толстой, чтобы поместиться в карман. Тогда Деймон протянул ей руку, и в его взгляде она прочла глубочайшее удовлетворение. Роберта молча отдала ему деньги.

– Папа, – снова заговорила она, но он выглядел таким неуверенным, что у нее язык примерз к нёбу.

– Не понимаю, почему я не подумал об этом раньше, – поспешно заметил он. – Лондон – прямой путь к исполнению наших заветных желаний. Думаю, издатели никогда не примут рукопись, не познакомившись сначала с автором. Ведь творчество, что ни говори, – дело тонкое, и они ничего не станут делать, пока не оценят поэта по достоинству. Вы согласны со мной, милорд?

– Совершенно, – кивнул Деймон. – Будь я издателем, непременно настаивал бы на личной встрече.

– Ну видишь! – обрадовался маркиз, не заметив, что Роберта пронзила Деймона убийственным взглядом. – Меня опубликуют, ты выйдешь замуж, а миссис Гроуп… да… миссис Гроуп…

– Что будет с миссис Гроуп? – поинтересовался Деймон.

– Она по своей неизменной доброте пыталась отговорить меня! – проревел маркиз. – Но я знаю, как она честолюбива! Мне известна правда! Вместо того чтобы прозябать в деревне, такой красавице, как миссис Гроуп, следует блистать в столице. И ее портреты должны украшать витрину каждого книжного магазина, и я не сомневаюсь, что так и будет. Взгляните на нее, мой дорогой сэр! Только взгляните на нее!

Миссис Гроуп делала все возможное, чтобы устремить свой взор вдаль, а подбородок поднять как можно выше.

– Я не тешу себя иллюзиями, что она вечно останется под моим покровительством, – тяжко вздохнул маркиз. – Но и не могу терзаться мыслями о том, что стал причиной страданий двух женщин, которых люблю больше всего на свете: своей дочери и дражайшей миссис Гроуп, любви всей моей жизни.

В эту трогательную минуту открылась дверь и появился Фаул.

– Ее светлость, герцогиня Бомонт, – объявил он. – Его светлость, герцог Вильерс.

Роберта упала бы в обморок. Если бы знала, как это делается.

– Пожалуйста, позвольте представить свою сестру, ее светлость, герцогиню де Бомонт, – сказал Деймон. – Джемма, это миссис Гроуп. И прославленный поэт, маркиз Уортон и Малмсбери.

– Как я наслаждалась поэмой, привезенной мне дорогой Робертой! – воскликнула Джемма, приседая в реверансе.

– Пустячок, сущий пустячок, – скромничал маркиз, смахивая последнюю слезу. – Мне еще нужно над ним поработать. Думаю, в окончательном варианте следует убрать медведя и ругательства… Я не опубликую ее, пока не будет отточена каждая фраза, и только тогда издам сборник своих работ. Этот вариант предназначен исключительно для ваших глаз. Мой подарок за доброту, с которой вы приютили жемчужину души моей – единственную дочь.

– Так сборник ваших сочинений скоро выйдет в свет? – спросила Джемма. – Рада познакомиться с вами, дорогая мадам.

Миссис Гроуп присела в реверансе так низко, что едва не плюхнулась на пол.

– Не сомневаюсь, что это скоро случится. Так и вижу солидный том в кожаном переплете и с жемчужными застежками, – заверил маркиз и, поклонившись Вильерсу, добавил: – Я когда-то знал вашего отца.

– Поверьте, знакомство с моим отцом вовсе не столь уж большое счастье, – буркнул Вильерс.

– Боюсь, он не разбирался в литературе. Совсем. Я, как понимаете, был совсем зеленым юнцом, но уже прекрасно чувствовал музыку и ритм. Ваш отец произнес какую-то возмутительную грубость: не стану ее повторять, но помню каждое слово.

– Мы с каждой минутой становимся все ближе друг другу, – объявил Вильерс. – Несколько жизненных наставлений, преподанных моим отцом, навсегда остались в моей памяти.

– Как бы там ни было, но я считаю то стихотворение поистине превосходным, – заявил маркиз. – Тема не слишком серьезна, но в каждую строфу была вложена душа. Я до сих пор его не забыл.

Сердце Роберты упало. Она уже предвидела, что будет дальше. И верно: отец разразился длинным стихотворением, посвященным коту Джеффри. Даже Роберта, привыкшая к странным виршам отца, не смогла уловить ничего, кроме редких рифм, выскакивавших то тут, то там, как придорожные столбы темной ночью.