Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

— О махараджа! Слова мои несовершенны, я признаю, но кто сравнится со мною в любви и преданности?

Поэт сел, дрожа всем телом. Тогда, обливаясь слезами, подданные начали потрясать зал возгласами: «Слава! Слава!»

Пундорик снова встал, надменной улыбкой презрев восхищение толпы. Громовым голосом, полным высокомерия, он спросил:

— Что может быть выше слова?

Все мгновенно смолкли.

Тогда он в различных стихах продемонстрировал удивительную ученость. Приводя доводы из вед, шастр и других священных книг, он начал доказывать, что выше всего на свете — слово. Слово есть истина, слово есть знание. Брахма, Вишну, Шива подчиняются слову. Поэтому слово — выше их. У Брахмы четыре рта, и он не может высказать всего; у Шивы пять ртов, и, не найдя конца словам, он ищет их, погрузившись в молчаливое созерцание.

Так, из множества доводов и изречений из шастр он воздвигнул для слова трон, поднявшийся выше звездных миров, водворил слово на вершины земного и неземного царств. И снова громовым голосом он спросил:

— Что может быть выше слова?!

Исполненный гордости, он огляделся вокруг. Никто не ответил ему. Пундорик медленно сел. Пандиты воскликнули: «Браво! Браво! Слава! Слава!» Раджа был поражен, а Шекхор почувствовал себя совсем ничтожным перед такой ученостью. Так окончился первый день состязания.

На следующий день Шекхор спел чудесную мелодию, будто в священных рощах Вриндавана зазвучала флейта Кришны. Пастушки — будущие подруги его сердца — еще не знают, кто играет и откуда доносятся эти волшебные звуки. Казалось, они летят с юга; но вот флейта зазвучала на севере, на вершинах Говардхана{120}; затем почудилось, что кто-то стоит на востоке, там, где восходит солнце, и зовет к себе; в следующий миг звуки полились уже с запада: кто-то рыдал в разлуке. Казалось, звуки флейты доносятся с каждой волны Джамуны, с каждой звезды небосвода. Наконец флейта зазвучала повсюду: в рощах, на дорогах и спусках к реке, в цветах и плодах, на воде и на суше, вверху и внизу. Никто не мог понять того, что говорит флейта. Никто не мог решить, что хочет сказать сердце в ответ флейте. Только на глаза набегали слезы, и душа трепетала в стремлении к прекрасной неземной жизни.

Забыв о слушателях, о радже, забыв о себе и противнике, о славе и бесславии, о победе и поражении, забыв обо всем, Шекхор стоял один в безлюдной роще собственной души и пел песню этой флейты. В мыслях его был только идеальный неземной образ. В ушах звучали лишь браслеты на нежных ногах. Поэт смолк. Он словно лишился сознания. Беспредельная нежность и огромное всепоглощающее чувство разлуки, казалось, заполнили собой весь дворец. Никто не в силах был произнести ни слова похвалы.

Но вот все немного успокоились, и перед троном снова встал Пундорик. Он спросил:

— Что такое Радха? Что такое Кришна? — и посмотрел на всех окружающих. Затем, взглянув на своих поклонников, великан усмехнулся и снова спросил: — Что такое Радха? Что такое Кришна? — И сам стал отвечать на свой вопрос, блистая необычайной ученостью.

Он показал, какое множество значений имеют слова «радха» и «кришна». «Радха», — сказал он, — символ божества, «кришна» — система умосозерцания, а «вриндаван» — не что иное, как точка, находящаяся между бровями. Пундорик ничего не забыл: артерию с левой стороны спинного хребта, спинной нерв, трубчатую вену, пуповину, сердце, ноздри. Он показал, какое множество значений имеют слоги «ра» и «дха», сколько самых различных значений может иметь каждая буква — от «к» до «а» — в слове «кришна», и начал перечислять их. «Кришна», мол, означает жертву, приносимую огню, а «радха» — огонь. Он утверждал, что «кришна» — священное писание, а «радха» — философская система. Затем он заявил, что «кришна» — это обучение, а «радха» — наставление; «радха» — спор, ответ и возражение, а «кришна» — вывод, заключение и победа. Сказав это, он посмотрел на раджу и пандитов. Затем со злой усмешкой взглянул на Шекхора и сел.

Раджа был очарован необыкновенными способностями деканского поэта, удивлению пандитов не было границ. В новых и новых толкованиях слов «радха» и «кришна» совершенно исчезли песня флейты, шум Джамуны, величие любви; словно кто-то стер с земли зеленые краски весны и залепил ее всю священным кизяком почитаемых коров. Шекхору все песни, которые он сочинял до сих пор, показались ничтожными перед величием Пундорика. Он не мог больше петь их. Так окончился второй день состязания.

На третий день Пундорик продемонстрировал свое удивительное искусство манипуляции словами. Он делал различные словесные построения, блистая употреблением всякого рода синонимов, эпитетов, аллитераций, афоризмов, загадок. Приводил цитаты из разного рода сочинений и писаний. Он поразил всех своим умением пользоваться приемами риторики и знанием законов фонетики и морфологии.

Слова и художественные приемы в стихах Шекхора были совсем простыми. Люди употребляли их повседневно, в радости и горе, в праздник и в будни. Теперь всем было ясно, что Шекхор не обладает каким-то особенным мастерством, — будь у них время, они тоже могли бы сочинять, и не делают этого лишь потому, что не привыкли, не имеют свободного времени или просто не хотят. Слова в его стихах простые и привычные. Они ничему не учат, не обогащают. А то, что они услышали сегодня, — удивительно, в том, что слышали вчера, есть глубокие мысли и много поучительного. Перед ученостью и мастерством Пундорика их собственный поэт казался совсем заурядным человеком, мальчишкой.

Рыба ударом хвоста создает скрытое течение в воде, лотос на поверхности водоема чувствует каждый удар — так и Шекхор ощутил сердцем настроение людей, окружавших его.

Сегодня последний день состязания, сегодня будет решено, кто победил, а кто потерпел поражение. Раджа бросил взгляд на своего поэта, словно хотел сказать: «Сегодня нельзя не ответить. Ты должен приложить все усилия».

Шекхор устало поднялся.

— О богиня Сарасвати! — воскликнул он. — О белорукая! Если ты сегодня покинула свои божественные покои и присутствовала здесь, на арене битвы, скажи, какая судьба ожидает тех, кто почитает тебя, поклоняется твоим стопам, жаждет напитка бессмертия?

Он сказал это очень печально, глядя на окна царских покоев, словно там, потупив взор, стояла сама белорукая Сарасвати.

Тогда Пундорик громко рассмеялся и быстро сочинил каламбур из четырех последних букв в слове «шекхор». Он сказал:

— Что общего между лотосом и ослом?[4] И какие плоды пожала упомянутая персона, столь усердно занимающаяся стихами и песнями? К тому же обитель Сарасвати, как известно, — лотос. С разрешения махараджи, я хотел бы спросить, в чем провинилась богиня, за что оскорбили ее, заставив воссесть на осла.

Пандиты громко рассмеялись, услышав этот каламбур. Глядя на них, начали смеяться все присутствующие, хотя многие из них не поняли насмешки Пундорика.

Ожидая достойного ответа, раджа снова и снова поднимал взор на Шекхора. Он торопил его, пронзая острым, причиняющим нестерпимую боль взглядом. Но Шекхор не обращал на это внимания и продолжал неподвижно сидеть.

Тогда рассерженный раджа спустился с трона и, сняв с себя жемчужное ожерелье, надел его на Пундорика.

— Слава! Слава! — закричали все присутствующие.

Из отдаленных покоев на мгновение донесся звон браслетов, — услышав его, Шекхор тотчас же поднялся и медленно вышел из зала.

Черная, безлунная ночь. Южный ветер, щедрый друг всей вселенной, проникает через открытые окна, неся запах цветов.

Шекхор снял книги с полки, грудой положил их перед собой. Затем отобрал свои сочинения — обильные плоды многодневного труда. Многие из своих стихотворений он почти забыл. Поэт начал листать страницы и читать отдельные строки. Сегодня все это казалось ему незначительным.

Горько вздохнув, он сказал:

— И это плоды всей жизни! Несколько слов, размеров, рифм!

Сегодня он не увидел в стихах никакой красоты, не нашел в них вечной радости жизни. Ни отзвука песен вселенной, ни глубокого проявления своей собственной души не ощутил он в них. Он отбрасывал все, что попадало под руку, как отталкивает больной всякую пищу. Дружба с раджей, слава, порывы души, мечты — все в эту темную ночь казалось ему пустым и ничтожным.

Поэт начал рвать свои сочинения и бросать их в огонь. Вдруг его осенило. Горько усмехаясь, он проговорил:

— Великие раджи приносят коня в жертву огню{121}, а я приношу в жертву свою поэзию.

Но он тут же понял, что сравнение неуместно. «Коня приносят в жертву в честь победы, а я потерпел поражение. Уж лучше бы я раньше отдал стихи мои богу огня!»

И он одну за другой сжег свои книги. Когда пламя ярко вспыхнуло, поэт вскинул вверх руки и, потрясая ими, воскликнул: