Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг - penzenski

Такую же реакцию вызывала и расширяющаяся сеть международного радиовещания. Как отмечалось, вражеская пропаганда, направленная против населения СССР, постоянно усиливалась, вещание достигало 50 часов в сутки по различным радиостанциям. Только «Голос Америки» передавал ежедневно 16,5 часа программ для СССР, в том числе на русском языке 8 часов, на украинском — 2, на латышском, литовском — 1,5, на армянском и грузинском — по 1 часу.[406] Учитывая, что в СССР имелось около 20 млн. радиоприемников, способных принимать «западные» волны, иностранное вещание образовывало заметную «идеологическую трещину» и превращалось в серьезную проблему для советских властей. В 1960 году ЦК КПСС и Верховный Совет СССР приняли постановления «О мерах активного противодействия враждебной радиопропаганде» и «Об ответственности за незаконное изготовление и использование радиопередающих устройств».[407] Принимались меры по созданию широкой сети радиостанций глушения: было построено около 1400 специализированных станций общей мощностью 14 600 киловатт, с помощью которых заглушалось до 40–60 % зарубежных трансляций.[408]

Особую обеспокоенность властей вызывало воздействие зарубежной пропаганды на подрастающее поколение. Как выяснилось, именно молодежь оказывалась наиболее подвержена влиянию западных настроений и образа жизни. Признавая этот факт, руководители страны объясняли это тем, что целое поколение советской молодежи родилось, выросло и начало свою трудовую деятельность тогда, когда уже победил социализм, когда были созданы исключительно благоприятные условия для воспитания молодежи. В конце 50-х годов среди комсомольцев около 33 % были приняты в ряды ВЛКСМ в 1954–1955 годах.[409] Их восприимчивость к западной пропаганде связывалась также с живучестью пережитков прошлого в общественном сознании, через которое они проникали в психологию молодежи уже после исчезновения экономических условий, породивших подобные настроения. Но, несмотря на выдвигаемые научные мотивации, идеологическая машина КПСС не срабатывала в полной мере, как это происходило в довоенный период. Идеей броска в коммунизм удавалось увлечь все меньшее количество молодых людей. Однако пропагандистская практика продолжала делать упор на беззаветный энтузиазм, уважение к физическому труду. На съезде ВЛКСМ в апреле 1958 года Хрущев, говоря о важности трудового воспитания, заявлял: «Самое главное в этом деле — надо дать лозунг и чтобы этот лозунг был священным для всех в нашем обществе».[410] Как и раньше, все ограничивалось только призывами и не подкреплялось продуманными материальными стимулами. Такой подход уже не срабатывал в новой исторической эпохе. Мобилизационные модели развития находили у людей и прежде всего молодого поколения, все меньший и меньший отклик.

Усиление идеологического диктата партии и государства коснулось пересмотра отношений с Русской православной церковью. Период относительно «мирного сосуществования», установившийся в послевоенный период, заканчивался, сменяясь политикой воинствующей нетерпимости. Определенную роль в этом сыграли значительные кадровые изменения в партийном руководстве в конце 50-х годов. Хрущев стал опираться на группу «идеологов» — Суслова, Фурцеву, Ильичева, давно выражавших неодобрение существовавшей практикой работы с церковью. Искал поддержку Хрущев и у руководителей, вышедших из комсомола, — Шелепина, Семичастного, желавших начать решительную борьбу с религией за ума и сердца молодого поколения. Спокойное отношение к РПЦ преподносилось ими как сталинское наследие, которое следует ликвидировать, хотя на самом деле именно религиозные организации особенно пострадали от репрессивных кампаний «вождя народов». Но главная причина пересмотра отношений с церковью в сторону ужесточения заключалась в объявлении развернутого строительства коммунизма, где не могло быть места религиозному сознанию как пережитку капитализма. На Всесоюзном совещании по идеологии в декабре 1961 года секретарь ЦК КПСС Ильичев заключал: «Религия, которая всегда была в современных условиях анахронизмом, сейчас становится нетерпимой помехой на нашем пути к коммунизму».[411] Надо заметить, что эта «помеха» была существенной. К примеру, в Литовской ССР в 1959 году было окрещено 80 % родившихся детей, в РСФСР, Украине, Молдавии — около 50 %. Многие молодожены предпочитали совершать обряд венчания.[412]

В условиях развернутого коммунистического строительства КПСС и Советское государство взяли курс на активизацию борьбы с религией, повсеместно нарушая законодательство о культах. Об этом свидетельствуют многочисленные факты. Так, в селе Горцы Новгородской области без всякого предупреждения верующих местные власти закрыли храм, сняли иконы, выбросив церковную утварь. В Харькове без уведомления верующих был закрыт, а затем взорван крупный храм Александра Невского. В Златоусте городские органы допустили грубые хулиганские действия по закрытию церкви, уничтожив и не разрешив перевезти церковную утварь. Широкий резонанс получил разгон паломников в местечке Коренная пустошь Курской области. Как замечал патриарх Русской православной церкви Алексий на приеме в Совете по делам РПЦ при СМ СССР (11 марта1960 г.), до 1959 года подобных фактов практически не существовало, все было спокойно.[413]

Гонения на церковь осуществлялись без учета такой важной составляющей религиозной жизни, как культурно-историческое наследие. Именно церковь выступала хранительницей многих культурных традиций, памятников старины, своими корнями уходящими в глубокое прошлое. На это, как и в довоенный период, не обращалось ни малейшего внимания. Например, один из ученых-искусствоведов обратился в ЦК КП Украины с просьбой принять незамедлительные меры по спасению исторических памятников, изложив их перечень с указанием состояния, в котором они находились. У Подгорного письмо вызвало неодобрительную реакцию, о чем он и поделился с пленумом ЦК компартии Украины в июле 1963 года: «…а справка по своему содержанию на 99 % направлена на главное — спасите церкви. Конечно, есть церкви, имеющие ценность как памятники архитектуры, и государство их охраняет. Однако нельзя, товарищи, впадать в крайность и сохранять какую-либо церковь только потому, что она построена в XV или в XVIII столетии. Наверное, лучше было бы если бы некоторые из них давно завалились».[414]

Такая позиция развивалась рядом ученых, ставших штатными атеистами при руководстве КПСС. Один из них — Ф. Олещук, в статье «Атеистическое завещание В. И. Ленина» излагал свое видение борьбы с церковью: «По требованию масс, порывающих с религией, закрываются дома молитвы. Есть немало городов и районов, в которых нет уже ни одного дома молитвы и ни одного служителя культа». Останавливаться на этом признавалось неправильным и опасным, поэтому особо актуально звучало предостережение о том, что «нельзя вести борьбу против религии от случая к случаю, как это делалось большей частью до сих пор».[415] Невольно задаешься вопросом, к чему должна привести эта политика, в чем состоял замысел ее авторов? На наш взгляд, здесь налицо последовательные попытки и усилия заменить духовную жизнь человека — суд совести — иными постулатами, навязываемыми партийной идеологией. Это стремление хорошо прослеживается в словах, прозвучавших на одном из пленумов ЦК ВЛКСМ: «Только соприкосновение с общественной жизнью, восприятие всего богатства ее красок — знание о трудовых успехах народа, о росте уровня его жизни сегодня, о планах на будущее — может пробудить в заблудившемся молодом человеке самый сильный суд — суд совести».[416] Чем закончилась эта грандиозная эпопея, сегодня хорошо известно.

Характерной чертой идеологического диктата, сопровождавшего развернутое коммунистическое строительство, стало ужесточение политики в отношении литературы и искусства. После ХХ съезда КПСС появилось большое количество новых литературных журналов. Во второй половине 50-х годов впервые или после длительного перерыва стали выходить 28 журналов, 7 альманахов, 4 газеты литературно-художественного профиля.[417] С 1957 года регулярно стали проводиться встречи руководства ЦК КПСС с деятелями литературы и искусства. Выступавший на них с речами Хрущев ориентировал общественность на свои личные вкусы и взгляды в оценке произведений писателей и художников. Их суть заключалась в убеждении первого секретаря ЦК в том, что в монолитном социалистическом обществе «у наших деятелей литературы и искусства нет потребности в создании различных… течений».[418]

На июньском (1963 г.) пленуме ЦК КПСС Н. С. Хрущев прямо говорил, что литературные критики и искусствоведы не оправдали доверия партии, оказались не на высоте, нередко подходили к оценке произведений литературы и искусства не с принципиальных, а с групповых позиций. Он поставил задачу привлечь к идеологической работе в партийных комитетах квалифицированных людей, которые бы «внимательно читали произведения литературы, знакомились с творчеством композиторов, кинорежиссеров, постановками театров, правильно оценивали явления литературы и искусства». Другими словами, партия должна была усилить контроль за литературой и искусством, помимо цензуры вмешиваться в творческий процесс художественной интеллигенции. Более того, Н. С. Хрущев отметил, что, видимо, виноваты и партийные комитеты, которые «вовремя не заметили некоторых нездоровых явлений в искусстве и не приняли необходимых мер».[419]