Срединное море. История Средиземноморья - Джон Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И эти люди, продолжает он, носили знак креста — креста, коим они клялись, что пройдут через христианские страны, не проливая крови, обратят оружие лишь на язычников и станут избегать плотских удовольствий до тех пор, покуда не исполнят своего святого дела.
По прошествии трех дней вселенского ужаса порядок был восстановлен, и крестоносцы обратились к выполнению очередной задачи — выборам нового императора. Первым кандидатом был Бонифаций Монферратский. Однако сотрудничество его с низложенным Алексеем IV было слишком тесным, и теперь он оказался до некоторой степени дискредитирован. Кроме того, он находился в тайных сношениях с генуэзцами, и Дандоло знал это. Для старого дожа не составило труда склонить мнение избирательной комиссии (половина которой состояла из венецианцев) в пользу графа Балдуина Фландрского и Геннегауского, который в должном порядке был коронован 16 мая в соборе Святой Софии. Однако владения, которыми ему предстояло править, заметно сократились. Уже в марте венецианцы и франки договорились между собой, что он должен будет удержать только четверть города и империи, тогда как оставшиеся три четверти следует разделить поровну между Венецией и рыцарями-крестоносцами. В результате Дандоло предназначил для своей республики всю территорию вокруг Святой Софии вплоть до бухты Золотой Рог; что касается прочего, он забрал все те районы, которые могли послужить к укреплению господства Венеции на Средиземном море и где можно было создать единую цепь торговых колоний и портов от Венецианской лагуны до Черного моря. В их число входила Рагуза (нынешний Дубровник) и Дураццо (ныне Дуррес); западное побережье материковой Греции и Ионийские острова; весь Пелопоннес; острова Наксос и Андрос, а также два города на Эвбее; главные порты Геллеспонта, Мраморного моря, Галлиполи, Редеста и Гераклеи; побережье Фракии, город Адрианополь и, наконец (это было решено после кратких переговоров с Бонифацием), имевший крайне важное значение остров Крит. Несмотря на это, дож был освобожден от принесения императору вассальной присяги. Гавани и острова отходили в безраздельное владение Венеции; что же касается материковой Греции, Дандоло дал понять, что, будучи торговой республикой, Венеция заинтересована лишь в оккупации главных портов и не более того.
Итак, не может быть никаких сомнений, что именно венецианцы получили наибольшую выгоду в результате Четвертого крестового похода и что своим успехом они были обязаны почти исключительно Энрико Дандоло. Отказавшись принять византийскую корону (если бы он так сделал, это повлекло бы за собой непреодолимые противоречия с венецианской конституцией и могло даже привести к падению республики), он добился успеха для своего кандидата. Наконец, вдохновив франков на то, чтобы превратить Византию в феодальное государство — этот шаг, как он понимал, неизбежно вел к дроблению и разобщению: в результате империя никогда не смогла бы усилиться настолько, чтобы противостоять венецианской экспансии, — он сохранил положение Венеции вне феодальных рамок, удерживая за ней новые владения не в качестве данных в лен, но согласно праву завоевания. Для слепца, чей возраст приближался к девяноста, — замечательные достижения!
Энрико Дандоло — теперь он гордо именовал себя «Повелитель одной четвертой и одной восьмой части Римской империи» — хорошо послужил своему городу, однако в более широком контексте, с точки зрения мировых событий, вызвал катастрофу. Участники Четвертого крестового похода — если его можно так назвать, поскольку они так и не достигли мусульманской территории, — превзошли даже своих предшественников в безверии и двуличности, жестокости и алчности. В XII в. Константинополь был главным мировым центром интеллектуальной жизни и искусства и хранителем классического наследия Европы — и Рима, и Греции. После его разграбления западная цивилизация пострадала почти столь же сильно, сколь после разграбления Рима варварами в V в. — возможно, то была наиболее тяжелая потеря во всей мировой истории.
С политической точки зрения ущерб также был огромен. Хотя власти франков на Босфоре суждено было продержаться менее шестидесяти лет, Византийская империя никогда не смогла восстановить прежнее могущество или вернуть сколь-либо значительную часть своих утраченных владений. Она осталась с искалеченной экономикой, усеченной территорией, бессильной перед натиском османов. Не много проявлений иронии истории производят более сильное впечатление, нежели тот факт, что судьба Европы была окончательно решена — а половина европейского христианского мира обречена на пятивековое османское иго — людьми, сражавшимися под знаменем креста. Людей этих переправил, вдохновил, воодушевил и в конце концов возглавил Энрико Дандоло во имя Венецианской республики. Венеция получила наибольшую выгоду из этой трагедии; в равной мере она и ее великий старец дож должны принять на себя большую часть ответственности за хаос, учиненный ими в мире.
Глава VIII
ДВЕ ДИАСПОРЫ
Четвертый крестовый поход не только поставил Константинополь на грань уничтожения, но и вызвал потрясение во всем Восточном Средиземноморье повергнув в шок равным образом и православных, и католиков. Практически все знатные византийцы предпочли бежать из столицы с отвращением в душе, нежели подчиниться владычеству франков: их потянуло в те или иные государства — наследники Византии, где жители были верны византийскому духу и христианской религии. Первым из таких государств была так называемая Трапезундская империя (здесь мы не станем о нем рассказывать); ее территория ограничивалась узкой полоской побережья Черного моря. Вторым — так называемый деспотат Эпира, основанный (вскоре после взятия Константинополя латинянами) неким Михаилом Комнином Дукой — праправнуком-бастардом Алексея I Комнина. Действуя из Арты, своей столицы, Михаил постепенно установил контроль над северо-западным побережьем Греции и частью Фессалии. Последнее по порядку основания государство — с нашей точки зрения, однако, куда более значимое — Никейская империя, в которой зять Алексея III Феодор Ласкарис был признан императором в 1206 г. и коронован два года спустя. Никейская империя занимала северо-западную оконечность Анатолии, охватывая всю территорию между Черным и Эгейским морями. К северу лежала Латинская империя Константинополя; к югу и востоку — Сельджукский султанат. Хотя официально столицей являлась Никея (Изник), преемник Феодора Иоанн III Ватац сделал своей главной резиденцией Нимфей (ныне Кемальпаша, всего в нескольких милях от Измира); в течение пятидесятисемилетнего периода изгнания византийских императоров из Константинополя именно отсюда осуществлялось умелое управление Никейской империей — средиземноморским государством.
Обо всем этом, однако, в нашей истории достаточно было бы сделать маленькую сноску, когда бы не болгарский царь Калоян, которому греки Фракии обещали императорскую корону, если он изгонит латинян из Константинополя. 14 апреля 1205 г. Калоян буквально уничтожил армию франков.[136] Он не смог взять город, однако ему удалось захватить в плен самого императора Балдуина — тот так и не вышел на свободу и вскоре умер. Всего через шесть недель, 1 июня, старый дож Дандоло, который, несмотря на то что ему перевалило за девяносто, стойко сражался на стороне Балдуина, последовал за ним в могилу. Тело его (весьма удивительный факт) не было возвращено в Венецию: его погребли в соборе Святой Софии. Саркофаг был уничтожен во время позднейшего турецкого завоевания, однако надгробный камень, вмурованный в пол галереи над южным приделом, можно видеть и сегодня.
Таким образом, всего через год после взятия столицы власть латинян была сломлена. Они сохранили за собой Константинополь; во всей Малой Азии, однако, в руках франков оставался только маленький город Пиги (ныне Карабиджа) на южном побережье Мраморного моря. Теперь Феодор Ласкарис смог сосредоточиться на формировании своего нового государства; в каждой детали он следовал старой Византии как образцу, поскольку никогда не сомневался, что его соотечественники рано или поздно вернутся в родные места. Благодаря ему теперь на Востоке фактически было два императора и два патриарха — один католический, в Константинополе, другой православный, в Никее. Очевидно, не могло быть и речи об их гармоничном сосуществовании: обе партии были полны решимости уничтожить противника, но ни та ни другая не были достаточно сильны, чтобы осуществить это без посторонней помощи. И случилось так, что наследник Балдуина, Генрих Эно, ввел в это математическое уравнение такой новый член, какого никак нельзя было ожидать, — сельджукского султана Коньи по имени Кей-Хюсрев.
На протяжении долгой и мрачной истории Крестовых походов христиане весьма часто бились между собой. Призвать союзников-мусульман, однако, было чем-то совершенно новым. Турки-сельджуки к тому моменту хозяйничали на участке Средиземноморского побережья протяженностью несколько сотен миль. Они проделали долгий путь от тех мест в Центральной Азии, где зародилось их племя. В XI в. они быстро распространились по Персии, Армении и Месопотамии — где сделались хозяевами Багдада, правя именем халифов Аббасидов, — и многому научились от тех, кого покорили. После вторжения в Анатолию и победы в 1071 г. над византийцами при Манцикерте[137] они сделали своей столицей Конью (Иконий), а к XII в., достигнув расцвета, создали сильное государство. Румский султанат, как они гордо именовали его — разве он не был частью Римской империи? — во времена наивысшего могущества охватывал фактически всю Азию (около 250 000 квадратных миль). Население было смешанным: турки, греки, армяне. Сельджуки продержались недолго — ближе к концу столетия их власть повергли монголы, — однако оставили выдающееся архитектурное наследие, многое из которого сохранилось до наших дней: величественные мечети, фасады которых, как правило, фланкированы двумя минаретами и покрыты сложной резьбой (часто их украшает искусная каллиграфия); мосты, словно парящие в воздухе — так они изящны; укрепления и верфь в Алании — летней резиденции султанов; великолепные караван-сараи — расположенные в двадцати милях друг от друга вдоль главных караванных путей. Каждый из них имел собственную мечеть, помещения для ночлега, стойла для лошадей и верблюдов, а также постоянно проживавшего здесь сапожника, который чинил обувь бесплатно.