Орчиха в свадебной фате - Соня Мишина

для варенья, круглая каменная жаровня на невысокой подставке. Под подставкой обнаружились мелко порубленные деревянные чурбачки, ветки и щепки.

— Подойдите, Алаир и Барбра! — пригласил шаман меня и появившегося в дверях напротив трибуна. — Вы должны возжечь в этой чаше костер, воскурить благовония и окропить угли своей кровью. Тогда Отец-Ор даст знать, согласен ли он признать вас мужем и женой!

«А что — может еще и не признать?» — удивилась про себя я.

Судя по напряженному лицу жениха, вероятность такого исхода существовала.

Он решительно приблизился к жаровне и замер. Я поспешила сделать то же самое.

— Опуститесь на колени! — потребовал шаман.

Мы с трибуном послушались.

— Теперь наполняйте жаровню деревом и думайте друг о друге и о том, насколько искренне вы хотите стать супругами. Если ваше желание искренно — дерево вспыхнет и возгорится огонь!

Я прихватила несколько щепок, кинула их на дно каменной чаши. Алаир повторил мои действия.

Огонь не появился.

* * *

Сапфирово-синие глаза магварра начали темнеть. Губы сжались. Он потянулся за новой порцией дров. Кинул их в чашу первым. Я — следом. Теперь уже не с испугом, а с искренним желанием, чтобы огонь появился. Но… ни искры, ни дымка…

Мой жених нахмурился еще больше. Пронзил меня уже не синим — черным взглядом! Этот взгляд словно говорил: я сожгу к хунграм косматым не только эти дрова, но и весь шатер, а если придется, то и крепость, но свадебному обряду — быть!

— Давай же, Барбра! — он бросил в чашу третью пригоршню щепок.

Молча и не отрывая взгляда от напряженного лица трибуна, я протянула руку над жаровней и нечаянно прикоснулась к горячей руке мужчины.

Посыпались искры!

От них затеплились, загорелись щепки. Показались первые робкие язычки пламени. Они жадно набросились на подготовленное для них угощение, принялись облизывать ветки потолще…

— Свершилось! — объявил шаман и ударил в гонг, который я сразу не заметила.

Снаружи раздались приветственные крики: похоже, мои сородичи-орки искренне приветствовали проявление воли своего Отца-Ора.

Лицо Алаира Виатора немного смягчилось. Он даже задышал как-то свободнее.

Шаман подал мне и трибуну мешочки:

— А теперь — воскурите благовония! — приказал он.

Мы в четыре руки высыпали на весело пылающий в жаровне костер какие-то кристаллы, напоминающие то ли неотшлифованный янтарь, то ли канифоль, которой натирают свои смычки скрипачи.

Ароматный дым взметнулся над чашей, ровным столбом поднялся вверх. Я проследила за ним взглядом и обнаружила ровное круглое отверстие в крыше шатра. Дым вытягивался в это отверстие, так что в шатре можно было по-прежнему дышать, не опасаясь отравиться угаром.

Шаман снова ударил в гонг.

— А теперь окропите угли своей кровью! — в моей руке оказался уже знакомый серебряный клинок. Трибуну шаман вручил такой же.

Неожиданно Алаир протянул мне над чашей свою руку с открытой ладонью:

— Это должна сделать ты, Барбра!

…Порезать ладонь магварру?!

Я не смогу!

Это слишком жестокое испытание!

— Ну же, Барр-брр-ра! — в голосе мужчины послышалось рычание.

— Нет… я не могу!.. Ты же не хунгр…

— Барбра ор-Тунтури-Тьюндер-р-р! Режь! Представь, что от этого зависит, буду ли я жив!

Ничего себе заявочки! С чего бы магварру умирать?!

Чувствуя себя хирургом, который наносит раны, чтобы исцелить, я заставила себя провести лезвием по сильной мужской ладони. Наверное, поранить загрубевшую от упражнений с оружием кожу мне не удалось бы, но трибун сам сжал лезвие моего клинка, вдавливая его в свою плоть. А когда отпустил, я увидела, как из сжатого кулака тонкой струйкой сочится алая кровь.

Перекинула клинок в левую руку, а правую протянула трибуну раскрытой ладонью вверх.

— Прости, Барбра, что вынужден причинить тебе боль… — Алаир полоснул по моей коже коротким уверенным движением: я даже почувствовать ничего толком не успела!

Сжала раненую ладонь в кулак, дождалась, когда капли моей крови упадут в огонь вслед за кровью магварра.

Пламя в жаровне вспыхнуло с новой силой!

Дым окрасился розовым и улетел в отверстие на потолке.

Прозвучал третий удар гонга.

Снаружи снова донеслись приветственные выкрики.

Шаман полил мою рану и рану Алаира пахучей вязкой жидкостью. Кровь тут же остановилась, порез начал затягиваться.

Пока я с удивлением наблюдала за тем, как быстро заживают порезы у меня и у жениха, шаман выхватил откуда-то из темноты бубен и начал ходить вокруг нас и жаровни, что-то бормоча и выкрикивая. Так продолжалось, пока угли не прогорели и не перестали дымиться.

Тогда нам с трибуном было позволено встать с колен, взяться за руки и выйти из шатра через южный выход. С удивлением я обнаружила, что солнце стоит в зените, а значит — наступил полдень.

Под радостные поощрительные выкрики и пожелания нас повели к длинному пиршественному столу, который успели установить тут же, во дворе.

К счастью, целоваться на публику нас с трибуном никто не заставлял, и «горько» не кричал. Зато ели, пили и развлекались и орки, и друзья маг-арты от души. Столько баллад, частушек и диких плясок я в жизни не видела и не слышала!

Празднество продолжалось до тех пор, пока солнце не коснулось краем горизонта. Когда же это произошло, нас с трибуном подхватили под локотки и повели не в замок, а в отдельно стоящую башню-флигель.

— Эти покои ваши на три дня! — объявил Лэрг Ор-Тунтури. — Вы можете даже не выходить из них, если не пожелаете нарушать свое уединение. Еду и напитки вам будут доставлять к дверям трижды вдень.

— Благодарю, вождь! — поклонился трибун.

— Благодарю, отец, — поспешила повторить я слова трибуна.

Мы с Алаиром вошли во флигель. Дверь за нами закрылась с негромким стуком, и мы остались наедине…

Глава 23. Три медовых дня

Свет во флигель проникал через пару окошек с витражами из цветных стекол. Я собралась было пройтись по предоставленному нам жилью, оглядеться, но не тут-то было!

Мой теперь уже муж поймал меня за руку:

— Далеко собралась, Барбра?

Я не нашлась с ответом, пожала плечами и в тот же миг оказалась в тесных объятиях. Мой любопытный нос впечатался в укрытую кожаными доспехами и кольчугой широкую мужскую грудь.

— Посмотри на меня, жена! — потребовал трибун.