Привет, прощай и все, что между ними - Дженнифер Е. Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клэр садится прямо и засовывает руки в карман худи.
– Я было подумала, что ты собрался вернуться и проверить, как там Расти.
– Не, с ним все нормально. Уверен, что этим утром он бодр и весел.
Клэр закатывает глаза:
– Мы забыли захватить сувенир.
– Там нечего было брать, кроме болтиков и шурупов, – отвечает Эйден и тормозит, чтобы пропустить белку, которая скачет через дорогу. – И, по-моему, это было бы уже федеральным преступлением.
– Ладно, какая уж разница. Осталась куча мест, где мы ничего не взяли на память.
Эйден кивает:
– Фонтан. Дом Скотти.
– А еще твой дом. И тюрьма…
– О нет, у меня есть фотка Скотти. Не могу представить себе лучшего сувенира. Надо было стащить что-нибудь из дома Энди Кимбалл. И из боулинга.
– В следующий раз я обязательно украду салфетку.
– Салфетку? Кто крадет салфетки из боулинга? Какое это приключение?
– Я изначально не планировала никаких приключений, – говорит Клэр. – Только собрать воспоминания.
– Да, но если собираешься что-то сделать, делай это правильно, – отзывается Эйден и останавливается на перекрестке. – Круто было бы тайком вынести оттуда шар для боулинга!
– Есть ли смысл тащить с собой шар для боулинга всю дорогу до Нью-Гэмпшира? Но я поняла тебя.
– Порой самые сложные вещи…
– …самые стоящие, – заканчивает Клэр, и Эйден с улыбкой поворачивается к ней.
Он переключает радио, пока не находит станцию с музыкой блюграсс, которую они уже сегодня слушали. Машину заполняет медленная с переливами песня. Клэр открывает окно и высовывает руку, чувствуя, как припекает восходящее солнце. Ветер залетает внутрь, теплый, нежный и свежий.
Она вдруг понимает, что они в паре кварталов от старшей школы, и вопросительно смотрит на Эйдена, но он лишь качает головой:
– Нет.
Они проезжают мимо фонтана на городской площади, где несколько птичек принимают утреннюю ванну, потом «Слайсис», с занавешенными окнами и пустую. У Клэр такое чувство, будто они заново переживают сегодняшнюю ночь, и она задается вопросом, есть ли в этом какой-то смысл, или их городок настолько мал, что хочешь не хочешь, а приходится все проезжать по нескольку раз.
Когда они останавливаются на светофоре на углу у заправки, Клэр вспоминает о запасе сладостей, все еще лежащих на заднем сиденье машины. Она хватает пачку «Смартиз» и предлагает одну Эйдену, который уже протягивает руку.
Наконец, когда они поворачивают обратно к противоположному концу главной улицы, Клэр сдается.
– Мы ездим по кругу, – сообщает она Эйдену, и тот кивает:
– Угу.
– Почему?
– А почему нет?
– Я не понимаю.
– Вот же она, – посмотрев на нее, отвечает Эйден. – Последняя остановка.
– Что? Машина?
– Подумай сама. Пожалуй, здесь мы проводили больше времени, чем в любом другом месте. Вспомни, сколько вечеров мы часами просто катались по городу, потому что больше нечем было заняться?
И действительно. Вспоминая об этих последних двух годах, именно так Клэр, вероятно, и будет представлять Эйдена чаще всего: его рука, свободно лежащая на руле, ленивая улыбка на лице, музыка, заполняющая салон машины.
– Ты прав, – говорит она и на секунду закрывает глаза.
Он протягивает руку и тычет ее пальцем в бок:
– Только не смей засыпать! Мы уже так далеко заехали!
Клэр открывает глаза.
– Но дальше не уедем. – Слова слетают с языка прежде, чем она успевает подумать.
Эйден косится на нее, и в его глазах виден немой вопрос.
– Просто… я слышала, что ты сказал своему папе.
– О чем?
– О нас. Он спросил, остаемся ли мы вместе, и ты сказал «нет». Помнишь?
Эйден хмурится:
– Это вопрос с подвохом?
– Нет.
– Тогда… я думал, мы решили это несколько часов назад. Ты решила.
– Знаю. – Клэр поворачивается к нему. – Мы решили. Но то, как ты это произнес… Словно это ничего не значит. Словно мы ничего не значили.
Эйден переставляет руки на руле.
– Слушай, прости, если я что-то сделал не так, но мне казалось, что мы сошлись во мнении. Думал, мы решили…
– Но это было до, – слабым голосом говорит Клэр.
– До чего?
– До того, как я сказала тебе.
– Сказала… – начинает Эйден и тут же обрывает фразу: – Ох.
Клэр разглядывает свои колени. На одной штанине стоит заплатка, и она чуть не смеется, потому что Эйден – единственный из всех, кого она знает, кто стал бы чинить спортивные штаны. Он ненавидит расставаться с чем бы то ни было.
– Прости, – говорит она, не в силах больше терпеть повисшее между ними молчание. – Наверное, мне не стоило ждать, что это что-то изменит. Я даже не уверена, что хотела бы этого. Но услышать, как ты вот так говоришь своему папе, что… не знаю. Ты так просто сказал это. Словно сделать это было так легко!
– Клэр… – вздыхает Эйден, останавливая машину на обочине перед домом, который ничем не отличается от соседних – те же цветочные горшки, баскетбольное кольцо и деревянный почтовый ящик. – Это было совсем не легко. Я в жизни не делал ничего труднее. Но хуже всего то… что это лишь начало. Очень долгое время будет трудно каждую минуту каждого дня.
В этот раз Клэр не ищет, чем занять руки. Она кладет свою ладонь поверх ладони Эйдена. Его лицо мрачнее тучи, но его глаза, когда он поднимает их на нее, ярко сияют. Она хочет сказать, что можно сделать так, чтобы не было тяжело. Она хочет сказать, что еще не поздно изменить решение. Но вместо этого произносит:
– Я знаю.
– Мы решились на это не просто так. И все, что ты говорила о том, что нам следует прыгнуть в наши новые жизни двумя ногами…
– Это уже больше напоминает игру в классики, – говорит Клэр и убирает руку.
– Ладно, хорошо, может, там было что-то про «нырнуть». Или это я говорил? Не помню точно. Смысл в том, что у тебя был целый список причин. Помнишь?
Клэр грустно кивает:
– И ты знаешь, что я точно этого не хотел – по крайней мере, я думал, что не хотел. Но сейчас? Я уже не знаю. Я начинаю считать, что ты можешь быть права.
Пока Клэр слушает его, ее грудь сдавливает все сильнее и сильнее. Она делает несколько судорожных
