Воскрешение Лазаря - Владимир Шаров

То же и у большевиков, пишет Коля: дети врагов народа, дети предателей, изменников, заклятых ненавистников советской власти после ареста родителей попадают в детдома и интернаты и там вырастают настоящими советскими патриотами, готовыми к беспощадной борьбе со всеми, кто встает на пути у новой жизни. Из их воспитанников, например из тех, кто учится в знаменитой школе Макаренко, выходят преданнейшие защитники партии - чекисты и красные комиссары.

Похожие мысли разбросаны по десяткам Колиных писем, и, повторяю, Анечка, если бы прежде многое я не читал в посланиях к Нате, я бы не разобрался. Посему не ручаюсь, что и Феогност Колю хорошо понимал. Впрочем, среди его хаотичных взвинченных посланий встречаются исключения. В частности, в одном из писем Коля, имея в виду вышесказанное, пишет, что по еврейской традиции Господь год потопа никогда не включал в общий счет лет от сотворения мира, наверное, потому, что то был год смерти, год перерыва в естественном ходе жизни, как он был установлен в первые семь дней творения. Дальше он пишет, что таким же перерывом была и революция.

Между тем время идет, срок, который Матерь Божья досиживает в лагере вместо Кати, подходит к концу, а Христа нет и нет, и Коля начинает нервничать. Его последние письма к Феогносту полны истерики. 23 апреля 1935 года он снова вспоминает о неведомом "красном" подпольщике и пишет, что подобный учет и контроль ГПУ наладило везде, от Ленинграда до Владивостока, от Норильска до Кушки, и продолжает: все схвачено, все "под колпаком", полстраны стукачи, каждый телефонный разговор прослушивается, каждое письмо перлюстрируется, в любом доме, в любом подъезде и квартире у "органов" есть свой человек. Стоит появиться кому-то чужому, чекисты сразу о нем узнают, мышь не прошмыгнет, не то что трое взрослых людей, - заключает он, имея в виду Деву Марию и ее спутников.

Но Христа по-прежнему нет, и Коле в голову приходит страшная мысль, что, может быть, Его и вообще не будет. Те трое, которым молилась Катя, вернувшись назад, на небо, скажут, что род людской для спасения не готов, еще не готов отстать от зла. Сама возможность такого исхода повергает его в ужас. В послании к Феогносту он теперь совсем уж взвинченно принимается обсуждать, что именно мы, весь народ, должны сделать, чтобы Дева Мария сказала Христу, что ждать нельзя. Недавно он не сомневался, что необходимое сделано, здесь же, чтобы избавиться от новых сомнений, Коля по второму кругу начинает разбирать и анализировать нашу жизнь. Только куда тщательнее. Постепенно, описывая саморезню избранного народа - Гражданскую войну, людоедство во время голода в Поволжье, изобретение последних лет - процессы, где обвиняемые, как один, каются, оговаривая себя и близких, отказы детей от арестованных родителей, он опять со старым восторгом приходит к выводу, что это как раз то, что нужно, чтобы Господь пришел на землю и спас Свой народ. Казни священников и разрушение церквей кажутся ему достойным завершением картины. Все перечисленное, пишет он Феогносту, и по отдельности и вместе, явно свидетельствует, что человеческий род, и в первую очередь русский народ, ждать уже не может. Чаша переполнилась, и он готов на любую провокацию, только бы заставить Господа скорее прийти на землю. Дальше Коля подводит итог. Он прежний. Коля пишет: тактика, в которой в 1918 году я и сам не был уверен, боялся, что в результате Господь лишь вернее от своего народа отвернется, сработала. Большевики оказались правы, то, что они делали, необходимо. Иначе Господу было не объяснить, что Его второе пришествие больше нельзя откладывать ни на минуту, надо идти и спасать.

В нескольких письмах подряд Коля снова восторгается большевиками, их смелостью, их решительностью и расчетом. Ведь на все, пишет он, надо было не побояться пойти, и должно было хватить куража, чтобы не остановиться на полдороги. И вот он это Феогносту объясняет и тут же упрекает: потому что Бог - его, Феогноста, Бог, и в Нем, а не в ком другом, оказалось так мало жалости, так мало сострадания к людям, что понадобилась революция. У Коли совершенно определенно выходит, что именно Бог вынудил и вынуждает большевиков творить зло. Иначе убедить Его ни в чем не получается.

Такова вторая Колина попытка обвинить Бога, но и она - подступ к главной, о которой речь впереди. Пока же Коля дает понять Феогносту, что в том зле, которое совершено на земле за последние полтора десятка лет, есть вина Христа, причем вина серьезная. С Его всезнанием и всеведением давно можно было понять, куда идет и как далеко зайдет дело. Тем более что новая власть не просто пришла пограбить, а мечтала о торжестве духа над плотью, значит, была христианству родственной. Может, и неправильно понятому, но она оттуда, из того же корня росла.

Несмотря на все нервы, Коля продолжает верить, что конец будет благополучным. Он думает, что Дева Мария колеблется, не может ни на что решиться, и Коля считает это недоразумением. Достаточно, писал он Феогносту, честно показать нашу жизнь ей и ее спутникам, и сомнений не останется. Но чтобы ее показать, и Деву Марию, и Илью Пророка, и Николая Угодника раньше надо найти, а где троица святых, Коля по-прежнему не знает и теперь начинает намекать Феогносту, что если он как непосредственный представитель Христа на земле в силах помочь, подсказать самому Коле или "органам" (кому конкретно не важно), где Матерь Божья, медлить ему не стоит. Власть подобную услугу оценит. Не то чтобы в ней была нужда, тут же дает он задний ход, горячку никто не порет, ясно, что страданий, мук, бед вполне достаточно, чтобы Христос пришел, но Ему нужно время. Дева Мария ходит по земле со своими спутниками, смотрит и, что видит, докладывает наверх, Богу, как чекисты - Сталину, Христос же не спешит принимать решения: прежде он должен точно знать все и про всех. Христос, конечно, прав, писал Коля Феогносту, вербуя его в союзники, но муки-то длятся, длятся, и народ жалко.

Однако Феогност не отзывался, история стала попахивать обыкновенным саботажем, как раз таким, каким занимались недавно разоблаченные старые спецы на шахтах Донбасса, и тогда Коля решает пугнуть Феогноста посильнее. Кто знает, вдруг польза будет. Коля пишет ему, что с новой властью подобные финты не проходят. У буржуазных спецов не прошли, тем более у Матери Божьей не пройдут. Их всех троих, в каком бы скиту они ни хоронились - почему-то Коля придумал, что они укрываются у старообрядцев, - быстро, очень быстро разыщут. Очевидно, свою наводку он дал и чекистам, но она оказалась ложной - десятки скитов были разорены, сотни староверов арестованы, однако найти никого не удалось. Кстати, во время староверческих арестов к Коле попал один занятный монах-старообрядец, о котором, Анечка, позже я тебе напишу.

После неудачи со старовером "органы" взялись за "дело Девы Марии" - его кодовое название - вплотную, и по приказу сожителя Наты Спирина в стране начался общий шмон. Коля же совсем распсиховался. Затяжка его буквально бесила. Он не понимал ее причины. То ему казалось, что ленятся и халтурят "органы", то поражала безмерная холодность, безразличие Господа к человеческим страданиям.

Лагерный срок у Девы Марии и ее спутников убывал, словно в песочных часах, сидеть им оставалось меньше двух месяцев, когда Коля начал писать Феогносту, что лишь только их троих поймают, у чекистов будут разные способы убедить Господа поспешить, если Он еще ничего не понял. Ему, Феогносту, может быть, пока везло, и он не знает всего, что умеют "органы", так Коля хочет его заверить - они многое умеют. Они из любого выбьют что им надо, тем более из женщины. Римляне по сравнению с ними дети. Если бы тогда на месте римлян были чекисты, Христос вряд ли бы воскрес. В общем, для самой же Матери Божьей будет лучше, если она сразу сделает чего от нее ждут и перестанет тянуть резину. Крови и без нее чересчур много, лишняя никому не нужна.

Но угрозы ничего не дали, и в голове у Коли, который к тому времени, по-моему, мало что соображал от ужаса, что революция окажется напрасной, снова что-то повернулось. Хотя Спирин не раз его заверял, что церковь "под колпаком" и там о скором приходе Христа никто не слышал, он ручается на тысячу процентов, Коля больше не сомневался, что то, что они ищут, Феогносту известно. Теперь он и не думает ему угрожать, наоборот, униженно просит, молит, убеждает, что для всех живущих и живших, от первого до последнего, жизнь на земле - мучение, и люди ждут одного, об одном мечтают, чтобы пытка наконец кончилась и каждому было воздано по его грехам.

Какие бы разные цели ни преследовали Феогност, сам Коля и чекисты, здесь их интересы сходятся. Христа страстно ждут все. День ото дня Колины письма делались более и более жалкими, однако Феогност по-прежнему не отвечал. А потом переписка разом оборвалась.

Не знаю, Анечка, может, и случайно, но последнее письмо ушло точно в день, когда у Девы Марии кончился срок и она вышла на свободу. Вряд ли все же это простое совпадение. Скорее, Коле опять откуда-то стало известно, что Матери Божьей на земле нет и писать Феогносту больше не о чем. Правда, тремя месяцами позднее Феогност получил от Коли еще одно письмо, но оно другого рода. Ниже, Анечка, я тебе его подробно изложу, однако прежде необходима вставка.