Чародеи на практике - Елизавета Шумская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент по девушке пробегает дрожь. Сильная. Такая, что она еле удерживается на ногах. В коленях отчего-то слабость. Это магия. Перенасыщение. «Слишком много. Переборщила. Вот гоблин, ее же надо оформить!»
Это тут же встряхнуло травницу. Коротко и четко она отдает последнюю команду. Вкладывает в отрывочные слова всю свою решимость. Всю свою волю. Всю свою силу.
– Эзгио, явись!
Ребята ни живые, ни мертвые наблюдали за этим действом. Они не любили в этом признаваться, но следить за работой подруги нравилось всем. Прежде всего потому, что это всегда было какое-то странное, абсолютно ненаучное колдовство. Но на него отзывалось все вокруг. В том числе и что-то в самих магах. Даже эльф, глядя на эту картинку, чувствовал себя не совершенным и прекрасным, а очень, очень живым: ему казалось, что он буквально ощущает, как течет кровь по его венам. И она звала его. А может, не его? Но что-то явно отзывалось на колдовство знахарки. Это поражало. Равно как и то сильное чувство, которое рождалось внутри. Хотелось что-то делать, совершать какие-то безумства… Нет, не безумства – просто быть проще. Проще в желаниях. Драться – яростно и… наслаждаясь каждым нанесенным и полученным ударом. Да, даже получать чужие тумаки казалось сейчас благом, это помогало чувствовать себя живым, а тело свое – телом смертного… Любить – не чисто и возвышенно, это ему давно уже вот где стояло! – сейчас так хотелось любить по-другому, бросив ее… нет, не конкретно ее, а просто какую-то другую, на траву, не думая, и отдаваться страсти, беря и властвуя… Хотелось колдовать, не творить изящные и безупречные заклинания, а призывать всю силу, что даровали ему звезды и природа, ощущать свои стихии – Воду и Землю – как часть себя, как свою кровь… Хотелось сокрушительной власти в руках, власти над добром и злом… Впрочем, добра и зла тоже сейчас не существовало, все заполняла сейчас только Природа и желание быть сильнейшим, чтобы жить, выживать… Да, именно этого ему и хотелось – жить, несмотря ни на что.
Златко, Дэй и Грым чувствовали примерно то же. Но нечто подобное иногда им приходилось переживать и в обычной жизни: им были знакомы эти эмоции, их сила. Для Калли же в нормальном состоянии это все было глубоко чуждо. И поэтому сейчас поражало. Он смотрел на красную, почти бордовую при таком освещении кровь, которая капала с запястья знахарки, и не мог наглядеться. Эта подсвеченная тремя огоньками жидкость казалась олицетворением жизненной силы, чем-то по древности и могуществу сравнимым лишь с землей.
«Вода. Земля. Кровь, – билось у Светлого в голове. – Жизнь…»
Эльф не помнил, чтобы когда-либо раньше ему доводилось испытывать такие эмоции. По крайней мере, такой силы, и это поражало его. «Человеческая, людская магия… подумать только…»
Однако действо явно подходило к концу, вот уже прозвучали слова вызова и…
…и ничего…
Калли, да и все остальные, не могли в это поверить… Но ничего не произошло.
Дух не появился.
Маги смотрели на могилу. Ничего и никого. Воздух не сгущался над захоронением, не появлялся таинственный необъяснимый свет, никаких призраков и потусторонних голосов тоже не наблюдалось.
Ива стояла в центре круга и пыталась прийти в себя. Она никогда раньше не делала ничего подобного, но со слов тетушки знала: что-то должно произойти. «Да ты не волнуйся, девочка моя. Момент появления духа ты не пропустишь. Уж поверь мне», – тогда сказала по этому поводу старая ведьма.
«И что? Ну и где этот дух, а?»
– Что-то я не понял? – вслух возмутился Грым. – Где этот гоблинский шаман?!
– Да я все думал, – раздался голос откуда-то сбоку, – сами вы догадаетесь, что я буду говорить только с Бэррином, или нет?
Он не был похож ни на призрака, ни на бесплотного духа.
Если бы маги не знали, что Эзгио давно умер, то никогда бы не поверили в это.
Шаман сидел на одном из камней в расслабленной позе, привалившись спиной к одной из стен пещеры. Правая нога упиралась в камень рядом. В зубах Эзгио держал какую-то небольшую палочку. На нем был все тот же замшевый балахон с бахромой, поверх которого висела гроздь амулетов и прочих непонятных, но явно колдовских вещичек. Шаман казался чуть ли не живее самих студентов Магического Университета. Морщины, мешки под глазами, складка меж бровями от постоянного напряжения. И взгляд… Самое главное – взгляд. Так смотрят только живые. Столько было в нем чувств, огня – от ненависти и отчаяния до превосходства и силы, – казалось, в нем билась сама Жизнь.
«Так не бывает», – подумала Дэй.
– …Да не дождался. Видно, придется нарушить негласные правила и пообщаться со всеми вами. – Шаман внимательно оглядел присутствующих. Друзьям захотелось поморщиться от холодка, которым кожа реагировала на этот взгляд. – Не могу сказать, что испытываю по этому поводу восторг. Одного Бэррина мне выше крыши, чтобы жаждать видеть еще и его прихвостней.
Златко только приготовился открыть рот, чтобы высказать, что он думает по поводу такого тона, как Эзгио перевел взор на по-прежнему стоящую в круге Иву и так нехорошо усмехнулся, что всем невольно захотелось схватиться за мечи.
– Что-то бэрриновские прихвостни все мельчают. Кого ты привел с собой, Бэррин? Ведьму-недоучку? Девочка, тебе что, мама не говорила, что с магией не шутят? Ты тут такого наворотила, что, окажись ты на кладбище, поднялось бы все, включая хомячков. Именно как нежить, а не как духи. Причем плотоядная. При этом ты напутала все, перемешала все символы и очередность заклинаний. Я такой неумехи еще не видел. Ты не только бы получила совсем другой результат, но еще и не смогла бы его исправить. Да и нельзя тебе заниматься такими делами. Вернее, можно, только для начала надо принять покровительство темных сил…
– Никогда! – вскрикнула Ива, прекрасно понимая, какое оружие дает в руки шаману.
– Ну и дура. Люди всегда так любят зарекаться, сути не зная. Тоже небось думаешь, что хаос – это мерзость и чудовища в мире и душе…
– Ага, а ты расскажи мне про тьму, которую мы вечно не так понимаем! – зло парировала травница. – Это всегда было модно. Сказать, что черное – это белое, а белое на самом деле зло и ханжество. Старо как мир.
– Это ты мне про «старо» будешь рассказывать, девочка? – хмыкнул шаман. – Одно слово – люди.
– Ты тоже человек!
– Был когда. А сейчас… – Эзгио, казалось, забыл о знахарке. – Сейчас я – твое проклятие, Бэррин! – Взгляд шамана, словно клинок, впился в парня, изучая его всего, от спутанных локонов до запыленных сапог. – Да, мельчают Бэррины. В Родрике дух был, ярость, сила. Он вызывал либо веру, либо ненависть… Да и в том, кто приходил сюда пару веков назад, было хотя бы достоинство. Одна беда – слишком много мягкости. А теперь еще и ты… Щенок, сам-то хоть знаешь, зачем пришел?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});