Проект - Кортни Саммерс

на Льва. Он садится возле нее на корточки, касается висящего на ее шее кулона. Проводит по нему пальцем, рассматривает.

Би спрашивает, выставит ли Лев Фостера на всеобщее обсуждение. Недостаток веры требует наказания, и если Фостер поделился своими глубинными переживаниями на аттестации, то, наверное, в глубине души жаждет вмешательства. Однако сама она вряд ли выдержит подобное зрелище, она признается в этом Льву. Они все посмотрят на Фостера и поймут: ее веры было недостаточно.

Лев раздумывает над ее словами.

– Фостер пришел в Проект идеальным солдатом. Его совершенство – доказательство твоего совершенства. Я не возьму на себя ответственность за его потерю, но ты возьмешь… если не спасешь его.

* * *

Так же как Би была якорем для Фостера, он был якорем для нее.

Первые полгода в «Единстве» она чувствовала себя потерянной и робкой мямлей. Она как банный лист липла ко Льву, отчаянно и тщетно пытаясь обрести под ногами почву. Привлечение к Проекту Фостера придало ей стойкость, которую она и вообразить не могла. Она обрела свою нужность в стенах Проекта, став нужной Фостеру.

И теперь она обязана его спасти.

Задачи прекраснее и значительнее у нее еще не было. Би едет на ферму, где находит Фостера вычищающим сарай. Скоро здесь пройдет публичная проповедь. Кейси думает, что в следующем году неплохо бы установить шатер. После открытия центров «Единство» – только что оформили сделку на их строительство в Мореле – число приверженцев Проекта наверняка возрастет.

Увидев Би, Фостер забывает о работе, быстрым шагом пересекает сарай и подхватывает ее на руки. Она смеется, хотя в сознании никак не увязываются его восторженная радость с тем глубоким отчаянием, которое она слышала в его голосе на записи с аттестации. Осознавать, что это бравада, больно.

Фостер опускает ее на пол и спрашивает, что она здесь делает.

– Пришла помочь.

Он улыбается.

– Эта работа грязновата для тебя.

– Я просто хочу провести немного времени вместе.

Фостер краснеет до кончиков ушей, румянец заливает даже шею. Би берет метлу и начинает подметать. Она не умеет чувствовать людей так, как Лев. Ему достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, что того беспокоит и кто за это в ответе. Би решает воспользоваться его словами, поскольку других, лучше, не найти. После продолжительного молчания она прерывает свое занятие и смотрит на Фостера. Его рыжие волосы пылают на солнце, льющемся через открытую дверь.

– Ты пришел сюда идеальным солдатом, – мягко произносит Би.

Фостер замирает и удивленно поворачивается к ней.

Она сглатывает.

– Твое совершенство – доказательство моего совершенства.

Би слышит, как сбивается его дыхание. Он подходит к ней и жадно, неистово обхватывает ее лицо ладонями.

А потом прижимается к ее губам своими.

Февраль, 2018

Поездка в Беллвуд сегодня особенно сумрачная, небеса набухли тучами, сулящими то ли дождь, то ли снег. Уж лучше бы дождь, он растопит снег. Хочется первых признаков весны. Хочется, чтобы кости ныли поменьше.

В такси по пути на ферму мне приходит сообщение от Пола:

«На прошлой неделе я должен был получше держать себя в руках. Когда появишься в офисе, жди от меня извинений, которые я тебе задолжал».

Жаль, это не удовлетворяет меня. Меня ничего не удовлетворит, пока я не положу на стол Пола очерк о Проекте и Льве и он не поймет, за что должен просить прощения. Пальцы зависают над кнопками. Подходящий ответ в голову не приходит, и я оставляю сообщение прочитанным, но неотвеченным. К самой ферме таксист меня не подвозит, и оставшийся путь я проделываю пешком, поправляя съезжающую с плеча сумку. У входной двери меня встречает Фостер.

– Лев наверху, но он отдыхает.

– Отдыхает? – выгибаю бровь.

– Вчера вечером было собрание, – объясняет Фостер, – оно затянулось допоздна. Лев уже должен был встать, и если не встал, значит, отдых ему необходим. Думаю, он выйдет минут через сорок.

Интересно, каково это – иметь рядом таких людей? Заботящихся о тебе, берегущих твой сон и здоровье.

Устремив взгляд на лестницу, прислушиваюсь, не слышно ли на втором этаже шагов или голоса Льва. Ничего. Зато в соседней комнате тихо напевает Эмми. Повернувшись в ту сторону, медлю.

– Ты должна поговорить с ней, – замечает Фостер.

Мне трудно представить наш разговор.

– Я не знаю, что сказать.

– Постарайся не затрагивать политику. – В его тоне мешаются сочувствие и веселье. – Ее любимый цвет – зеленый. Атара у нее – лошадка, имей в виду.

Я удивленно поднимаю брови, и Фостер смеется.

– Кто-то однажды сказал, что Атара здоровенная как лошадь. Эмми это услышала и… дети есть дети. Она боится бабахов – не знаю, нужно ли тебе это знать, но «бабахи» – это гроза.

Сглотнув, киваю.

– Оставлю вас ненадолго наедине. – Фостер выходит на улицу.

Я провожаю его взглядом и следую на песню Эмми в гостиную. Малышка сидит на полу, рисуя на маленькой магнитно-маркерной доске. Увидев меня, она отрывается от рисунка и смотрит расширившимися любопытными глазами на… мой шрам.

Всегда на мой шрам.

– Привет, Эмми.

– Ты – Ло.

Сердце трепещет при звуке моего имени из ее уст. Не помню, когда в последний раз мое имя произносил ребенок. Да и бывало ли такое? Эмми выжидающе глядит на меня, словно я побеспокоила ее и лучше бы у меня на то имелась достойная причина.

– Что ты рисуешь? – спрашиваю я.

– Круги, – отвечает она, и слово почему-то кажется больше, чем ее рот.

Приблизившись, сажусь рядом на корточки. «Круги» – это, конечно, сильно сказано, но попытки сами по себе ценны. Эмми сует мне в руку маркер и просит нарисовать ей побольше кругов. Я послушно выполняю ее просьбу.

– Еще нужны волосы, – вдруг заявляет она.

– Кругам?

Эмми кивает и рисует неровные линии в кругах, хотя подозреваю, что целилась нарисовать их сверху. Ее ладошки крохотные, все пять пальчиков сжимают корпус маркера, но линии все равно выходят корявыми. В этом есть что-то такое умилительное… Не знаю почему.

Она смотрит на меня и указывает на щеку.

– Что это? – спрашивает быстро, жадно, заинтересованно.

– Шрам, – отвечаю я, и Эмми хмурится. Потому ли, что поняла меня, или потому, что хотела услышать другой ответ, я не знаю. Я неуклюже ищу новое объяснение: – Это как… У тебя когда-нибудь были ранки?

Малышка победно тычет в здоровую коленку с идеально чистой кожей.

– Мне наклеивали зеленый пластырь.

Ее любимый цвет.

– Ну вот, я тоже поранилась. Просто иногда рана… остается.

Глаза Эмми округляются.

– Она болит?

Фостер стоит на крыльце. Я прислушиваюсь. Наверху по-прежнему тишина. Поворачиваюсь к Эмми.

– Можно сесть с тобой?

Она кивает.

– Нарисуй еще круги, Ло!

Рисую ей круги маркерами разных цветов. Ее взгляд следит за моей рукой, потом она снова пытается нарисовать круг сама. Не получается.

– Ты помнишь, что я сестра Би?

Эмми на минуту задумывается, затем качает головой.

– Ты ведь знаешь Би?

Она кивает. Высунув от усердия язычок, разрисовывает нарисованные мной круги. Я достаю из кармана мобильный и, пролистав фотографии в галерее, нахожу снимок, сохраненный со страницы Фейсбука Артура. Наклоняю экран к Эмми, и она вдруг вырывает телефон из