Без воздуха - Загорцев Андрей Владимирович

Вот это дела! Я что-то совсем выпал из режима реального времени. Ведь когда мы заканчивали учебку, кто-то уже шагал в военкомат. Когда я осваивал азы разведки, этот кто-то принимал присягу. Когда мы были на Сахалине, в части появились молодые матросы, которые не оканчивали учебок, а имели нужные специальности с гражданки. А я все думал, что самые молодые на разведпункте — мы. Нет, теперь есть и помоложе. Аж два призыва! Оказывается, мы уже давно не караси. Год прошел, осталось два.

— Ты что заглох? — прервал мою задумчивость Ярик.

— Все-все! Я согласен! Он найдет первую роту? Не спалится старшакам и офицерам?

— Этот все найдет! Жди, через пять минут будет. — Ярик отключился.

Я покачал головой и полез в шкафы за старыми газетами — застелить стол.

Кто-то осторожно постучал в дверь. За ней стоял невысокий, но необычайно широкий в плечах матрос, державший в руках сумку от запасного парашюта.

— Я к Балету от Ярика, — возвестил он, заходя внутрь.

— Показывай, что принес, — чуть ли не приказным тоном потребовал я, рассматривая салагу.

Матрос вытащил из сумки три буханки хлеба, еще горячих, источавших аромат свежей выпечки.

Не будем ссориться со старшим призывом, обижать младший и нарушать соглашения. Я достал из тайника три пачки сигарет и передал посыльному. Тот в мгновение ока спрятал курево, я так и не понял куда.

— Разрешите идти, товарищ старший матрос! — обратился он ко мне.

— Слышь, а как тебя зовут? — решил я позабавить себя беседой с молодым.

— Степан! Фамилия Падайлист!

— Крепкий ты парень.

— Я атлетикой занимаюсь, качаюсь, штангу таскаю.

— У нас замкомгруппы тоже на этом повернутый, все гантели переломал, — вспомнил я про увлечения Федосова. — Давай, матрос, к себе в расположение. Смотри, не засветись никому.

— Есть! — Степан козырнул и резво умчался.

Кашу было бы неплохо разогреть вместе с тушенкой. Сухой спирт от минеров у меня еще оставался, но он жутко вонял. Вот делать мне нечего — лег бы себе и спал спокойно. Сам себе проблем подкинул. Пойти, что ли, Михал Михалыча, ротного баталера расспросить насчет электроплитки. Я взял с собой оставшиеся пачки сигарет.

Миша самозабвенно копался в куче старого военного шмотья. Выслушав мой вопрос, он почесал нос и сказал, что это в принципе возможно. Увидев курево, достал из шкафа маленькую железную плитку на спиралях.

— Кстати, у меня тут кое-чего недостает из ротного имущества, а именно двух больших лопат. Могу сменять агрегат на эти самые лопаты. Караси вы толковые, товарец попридержу. С других групп баталеры уже подходили.

— А ты как без плитки?

Михель хмыкнул и вытащил из загашника точно такую, но уже новенькую и блестящую.

Я пообещал вернуть агрегат в целости сохранности и в вычищенном состоянии и попрыгал к себе.

В кубрике меня ждали Дитер, Маслов и еще какой-то мичман, незнакомый мне.

— Вон оно прыгает! — возмутился Масел. — Его заслуженные старшины и мичман из штаба флота ждут, а он где-то ховается.

Я опасливо покосился на мичмана. Мало ли что. Я на всякий случай представился. Мичман неловко привстал с баночки, чуть прихрамывая, подошел ко мне, ссунул себе под мышку какую-то папочку и молча пожал мне руку.

— Мы, кстати, по делу, — каким-то официальным тоном сказал фон Болев, вынимая из-за спины небольшой кожаный портфельчик. — Давай лучше в баталерку пройдем, лишние глаза не желательны.

Черт, а у меня там магнитола, да ладно, ничего страшного. Я завел гостей в баталерку, сразу спрятал плитку в шкаф.

— Становись! — скомандовал вдруг мичман.

Я вытянулся в струнку рядом с Болевым и Масловым, принявшими строевую стойку. Что творится?

— Указом президиума Верховного Совета СССР старший матрос Иванов-Вяземский за выполнение специальных задач командования флота награждается медалью «За отвагу»!

Чего? Он что, смеется? Какая медаль? Я застыл, не веря в происходящее. Из ступора меня вывели Дитц и Маслов, одобрительно похлопвшие меня по спине.

— Поздравляю, — сказал мичман и подал мне развернутую папку с какой-то бумагой в которой я расписался.

Потом он достал из кармана коробочку, показал мне медаль, даже дал пощупать и приказал запомнить номер.

— Теперь твоя медаль в штабе будет хранится, и надевать ты ее не сможешь, — заявил Масел. — Если только война большая начнется или двадцать годов пройдет!

Блин, а ведь так хотелось бы покрасоваться, ну хотя бы перед зеркалом. Медаль, конечно, за выход с минерами, но почему так быстро?

— Не куксись, — заявил Дитер. — Все мы здесь в такой ситуации. Я свои железки только щупал да в стакан окунал. А то, что так быстро — это давно заведено. С первого сеанса связи на нас представления готовы были, ну а с эвакуации уже указ подписан. Так что, Балет, дай бог не последняя.

— Но замочить надо, — сказал Маслов. — Петрович, конечно, мичманец штабной, но из наших, должен поприсутствовать!

Ни хрена себе! А как замочить, в чае, что ли? Эту мысль я и высказал вслух, чем вызвал приступ веселья у Масела.

— Не тушуйся, малек, у нас все в порядке, — успокоил он меня, достал из-за пазухи белую пластиковую фляжку и потряс в воздухе.

— Не ссы, Балет! Мероприятие одобрено командованием части, все официально, даже особисты в курсе, — заявил Дитер. — Это старая традиция, так что давай, собирай на стол.

Под разговоры старших я быстренько начал вскрывать банки, разогревать их на плитке, резать сало и сыр, пластовать хлеб.

Пока я суетился, Маслов позвонил на камбуз. Примчался посыльный, опять же Скиба, притащил несколько пустых тарелок и пару плошек с салатами из капусты и солений. Все это было заготовлено заранее.

Пока я готовил, Маслов по какой-то своей методе разбавил спирт. Дитер покопался в катушках, поставил Кристалинскую и начал беседовать о чем-то с мичманом.

Штабной вел себя вполне естественно, попросил у меня тапочки, скинул туфли и нацепил их. Краем глаза я заметил, что на одной ноге половина стопы у него отсутствовала. Он снял тужурку и остался в одной тельняшке. Ручищи у него были перевиты узлами мышц, на предплечьях виднелось множество старых осколочных шрамов. Видно, что не по штабам службу начинал.

Наконец-то стол был накрыт. Мичман по праву старшего разлил разведенный спирт, вынул медаль из коробочки, отстегнул кругляшок от планки и опустил его в мою кружку.

— Товарищи моряки! — негромко подал он команду.

Мы встали, накрыли ладонями кружки, чокнулись по-разведчицки. Я выдохнул, опрокинул содержимое кружки в рот и схватил медаль зубами.

Я взял ее в руку и проговорил:

— Товарищи моряки! Старший матрос Иванов-Вяземский. Представляюсь по случаю награждения меня медалью «За отвагу»!

Во время представления мичман и старшины стояли по стойке смирно. После моих фраз они негромко похлопали в ладоши и разрешили мне закусывать. Я запустил в рот ложку горячей тушенки, откусил теплого мягкого хлеба. В желудке разлилось приятное тепло, проснулся зверский аппетит.

Но продолжить мне не дали. Оказалось, что официальная часть еще не закончена.

Дитер вынул из портфеля денежную ведомость и сберегательную книжку.

— Товарищ старший матрос, распишитесь здесь и здесь, — тоном завзятого бухгалтера оповестил он меня. — Вы получили полевые деньги с прочими полагающимися выплатами в сумме сто два рубля сорок копеек. Деньги будут лежать у вас на сберегательной книжке. Снять их вы сможете только по увольнению!

Вот это да — сто два рубля! А если у меня таких выходов будет за десяток в течение еще двух лет службы? Да тут под тысячу наберется! Вот бы накопить на такую машину, как у Поповских!

Мы выпили еще трижды, подчистили всю еду. Глаза у меня слипались, хотя опьянения я совсем не чувствовал. Вскоре старшие еще раз проинструктировали меня насчет сохранения государственной тайны и распрощались. Я кое-как прибрался в баталерке, закрыл ее и побрел в кубрик. Теперь можно спать сколько угодно.