Страницы Миллбурнского клуба, 1 - Слава Бродский

Во-вторых, абсурд (то есть вздор, нелепость) не есть свойство буддизма или даосизма, а скорее симптом, который эти учения выявляют и используют в устранении иллюзий. Абсурд возникает, как правило, в результате того, что человек принимает свои иллюзии за абсолютную, единственно возможную реальность, а потом пытается перекроить мир (внутренний или внешний) так, чтобы не было видно расхождений между тем, что должно происходить согласно его модели мироздания, и тем, что происходит на самом деле.

В-третьих, я думаю, что каждый взрослый человек должен сам для себя решать, в каком направлении двигаться, как и в каких целях использовать различные идеи.

Я стараюсь настолько близко подойти к первоисточникам буддизма и даосизма, насколько это для меня возможно (то есть через чтение многочисленных переводов). Будда сам не оставил после себя письменных документов, сохранились лишь записи его учений, сделанные его последователями. Лао-цзы оставил нам лишь одну краткую (хотя и неизмеримо глубокою) книгу. Так что невозможно заявить с полной уверенностью, что именно Будда или Лао-цзы сказали бы нам по каждому важному вопросу, как бы они приспособили свои учения к обстоятельствам нашего времени, к психологии конкретных людей и социумов. А даже если бы я и могла получить от них прямые указания к действию, все равно это не сняло бы с меня моральной ответственности за мои решения и поступки.

Когда я читаю эти первоисточники, меня трогает и согревает то глубокое сострадание к людям, ко всему живому, которое является движущей силой, сердцем, гонящим кровь по жилам этих текстов. В то же время, я отдаю себе отчет, что это не является гарантией, что эти учения будут использованы в соответствии с намерениями их основоположников.

С одной стороны, можно привести пример Ашоки Великого – индийского императора, который был безжалостным воином-завоевателем, но, познав буддизм, полностью изменил цели и методы своего правления, раскаялся в причиненных им страданиях и приложил огромные усилия, чтобы сделать жизнь людей (да и животных тоже) в своем царстве более счастливой, чтобы исключить страдания.

Но с другой стороны, можно указать на Миямото Мусаси, автора «Книги Пяти Колец», которая стала его наследием. Он тоже был воином-самураем. Книга Пяти Колец – пособие по изучению военного ремесла, в особенности техники фехтования (не как спорта, а как способа убивать и калечить врагов). Его книга основана на принципах философии зен-буддизма. (Зен, кстати говоря, является сплавом буддизма с даосизмом.) Последняя глава «Книги Пяти Колец» – размышление и наставление о «пустоте». Я читала эту книгу (в переводе на английский язык) и не буду скрывать, что была очарована ею точно так же, как я была очарована выставкой классических японских мечей и доспехов, на которой я недавно побывала. Простота и гармоничность формы, красота абсолютной эффективности в сочетании с тем особым бдительным вниманием, которое вызывают у нас вещи, сопряженные с опасностью, волнуют и привлекают. К тому же в кодексе чести самурая, в его идеалах бесстрашия и артистической и философской утонченности есть огромная притягательная сила. Однако, в конечном итоге, и эти молниеподобные мечи, и эта отточенная, как лезвие, книга – орудия, предназначенные для того, чтобы превратить живого человека в кровавый обрубок.

В этом смысле буддизм и даосизм можно сравнить с медициной. Усилия Гиппократа и Флоренс Найтингейл были направлены на облегчения человеческих страданий. Многие врачи и исследователи в области медицины искренне, порой самоотверженно, стараются помочь людям. В то же время, не следует поддаваться иллюзиям об абсолютной непорочности и эффективности медицины. Доктор Менгеле, экспериментировавший на еврейских узниках концентрационных лагерей, и советские психиатры, травившие диссидентов лекарствами, – самые ужасные тому примеры. Существует немало врачей, для кого нажива – главная мотивировка их деятельности. И даже вполне добросовестный и компетентный врач может прописать лечение, идущее во вред конкретному пациенту.

Заключение

Наконец, просуммирую. Пустота – это не значит, что в мире ничего нет или что существование бессмысленно и абсурдно, а значит, что мое построение реальности иллюзорно. Иллюзии возникают в результате естественного процесса упрощения мира, необходимого для того, чтобы вместить его в мое сознание. Без такого упрощения я не смогла бы жить, то есть ориентироваться и действовать. Но если я забываю о том, что это – иллюзии, и начинаю за них цепляться, то я и себе, и окружающим склонна доставлять страдания, без которых вполне можно обойтись. Признавать пустоту иллюзий бывает больно и страшно, а бывает замечательно или забавно, а часто все вместе. Нельзя этим заниматься все время (а то каша в кастрюле подгорает, и приходится дочке завтрак сухим пайком выдавать), но и забывать об этом не следует.

В пустоту без парашюта: Стихи

… И увидела я,

Что одна я иду по дороге

Средь безжизненной роскоши

Яркого зимнего дня.

Горизонт растворился

В морозном сиянии снега,

Солнце в небе застыло

И больше не грело меня.

Небо было таким, как всегда,

Ослепительно синим.

Но оно не дышало,

Промерзнув до самого дна.

И напротив прозрачного,

Оледеневшего солнца,

Не растаявши с ночи,

Недвижно стояла луна.

Воздух замер от холода,

Легкий, сухой и колючий.

Словно купол стеклянный,

Была надо мной тишина.

Только снег под ногами,

Ломаясь, хрустел еле слышно.

И увидела я,

Что иду по дороге одна.

*  *  *  *  *

Я стала так сама с собой несхожа,

Что, кажется, и не в родстве с собой.

Я, как змея, свою сменила кожу

И разминулась со своей судьбой.

Забыв про вес цепей, про тяжесть крыльев,

Про преданность незрячую корней,

Я в невесомом, радужном бессилье

Купаюсь в пене праздничных огней.

*  *  *  *  *

Как черная вода, прилив печали

Покачивает сердце. Что поделать?

Зародыш расставанья заключен

В моменте первой встречи. Вздохи, слезы –

Все это бесполезно, ни к чему.

Иду по мокрому песку. Вечерний город

Дрожит на сваях отраженных фонарей.

Пустая лодка спит без сновидений,

Скрестив неловко весла на скамье.

*  *  *  *  *

Чужих ошибок архивисты,

Мы заблуждений лишены,

На все глядим со стороны

И совестью гордимся чистой.

Избегнув каверзных сетей,

Не сотворив себе кумира,

Мы пустотой латаем дыры,

Зияющие в пустоте.

*  *  *  *  *

Боюсь, что недостанет сил забыть

Саднящий вкус отеческого дыма.

                                              В.А.Лейкин

Печаль, обида, горечь правоты –

Все это отпустило, отошло.

Внезапный спазм не исказит черты,

Глубокий вздох не замутнит стекло.

Пускай не свет, не исцеленье боли,

А лишь наркоза тихое «Усни»,

Что ж, пустота – почти покой и воля,

А отрешенность мудрости сродни.

Опыт

На черной линзе телескопа

Свое увидев отраженье,

Не делай выводов поспешных.

Служить своей же тени тенью,

Быть должником своей судьбы,

Готовить хитрую приманку

И крюк для собственной губы,

И путать зеркало и дверь –

Смешно, но как-то без веселья.

Уж ты мне на слово поверь.

*  *  *  *  *

Во всех углах клубится пустота,

Колышется в сознании медузой,

Звенит в ушах и не дает вздохнуть.

Теперь не жалуйся – ты выбрала сама:

Перехитрить судьбу, сыграть вничью,

Отвергнуть поражения дары.

*  *  *  *  *

Я поднимаюсь по спирали,

А к потолку или к звезде,

Набью ли шишку, в вечность кану,

Иль, направленье перепутав,

В мазутной окажусь воде –

Сейчас понять мне не дано.

Но даже если очевиден

Ответ на это вам давно,

Меня не искушайте знаньем –

С судьбою в торг вступать грешно.

*  *  *  *  *

Оставь, оставь… Что было, то прошло.

Что не было, тому уже не сбыться.

Пытаться подсчитать добро и зло –

Напрасный труд.

…Взмывает в небо птица

Над остовом готического храма.

Не здесь, а в Лиссабоне. Не сейчас,

А в памяти. Все остальное – рама,

Стремленье заключить и подровнять

Безмерное.

…Премудрый свинопас,

Который тщится сделать состоянье

На перлах, свиньям брошенных, смешней

И бестолковей всех своих свиней.

Двойник заслуженной награды – подаянье.

В дареной жизни не считают дней.

*  *  *  *  *

Нас боги обжигают, как горшки,

И мы вопим, и молимся, и молим.

Но не вольны избавить нас от боли

Из глины слепленные нами же божки.

Поскольку для того, чтоб стать богами,

Они должны пройти сквозь то же пламя.

*  *  *  *  *

Ослепший разум следует покорно,

Душе поверив. Недогадливый слепец