Ответственность религии и науки в современном мире - Сборник статей

Наша повседневная жизнь характеризуется хитросплетением различных видов деятельности, в том числе совместных: работа, учеба, приготовление и принятие пищи, путешествия, забота о детях, уход за больными. Каждый из них обнаруживает влияние технологической культуры. Способ осуществления каждого из этих видов деятельности становится самостоятельной культурой. Она принимает характер и форму, свидетельствующие о наших взглядах на мир и о стиле жизни (Lathrop, 1999).

Именно посредством этих микрокультур мы можем практиковать дисциплины koinonia и тем самым целенаправленно признавать и чтить взаимосвязанность мира. Эти микрокультуры нашей повседневной жизни могут быть сформированы посредством нашего осознания неотъемлемой взаимосвязи сущего, единства в сердце мироздания. Я называю эти микрокультуры культурами koinonia. Барнс объясняет это так: «Наши технологии не являются нейтральными инструментами с духовной точки зрения… В процессе их применения… мы все глубже вовлекаемся в особый способ бытия в мире, который делает людей такими, какими являемся мы, создает тот тип отношений, который типичен для нас; а также характерный для нас способ понимания и переживания Бога» (2001:155).

Практика церковных таинств отражается в этих микрокультурах повседневной жизни. Она также помогает нам вспомнить о нашей сотворенной природе. Совместное собрание на богослужении подавляет проявления восторга по поводу своих возможностей и преклонения перед своей технической компетенцией. Мы призваны создавать вещи и следовать практикам, которые признают и воссоздают общность, а не пренебрегают ею и разрушают ее.

Боргман устанавливает связь между культурой потребления пищи в нашей повседневной жизни с преломлением хлеба и питием вина в евхаристии или Божественной литургии (1996:40). Застольная культура – одна из наиболее очевидных форм, в которой наша обыденная жизнь перекликается с духовной. В основе евхаристии лежит соблюдение завета Христа о совместном преломлении хлеба в память о нем.

Однако в нашем технологическом обществе люди постепенно утрачивают культуру потребления пищи. Еда и питье нередко превращаются в сугубо функциональные процессы. Потребление фаст-фуда, часто в одиночку, нежели в компании людей, становится все более распространенным явлением. Производство и распространение продуктов питания все больше отдаляется от нашей повседневной жизни. Поскольку ежедневная культура принятия пищи постепенно разрушилась, то именно ее возрождение способно укрепить весь спектр исполненных любви взаимоотношений, общность, koinonia.

Вербальная культура, культура общения – еще одна форма культуры, в которой наша обыденная жизнь перекликается с духовной. Как отметил Алан Ву, молодой австралиец, информационные технологии меняют характер взаимоотношений людей. Время, место и физическое присутствие все сильнее отдаляются от наших моделей взаимоотношений. В этом контексте традиционная модель общения и обмена информацией в церковной общине, например устное чтение Библии, молитва и пение прихожан, выглядит довольно архаично.

Может ли koinonia существовать в киберпространстве? Общение посредством компьютера, согласно Боргману, никогда не заменит естественную и культурную информацию, которая объединяет людей, стимулируя личное взаимодействие друг с другом и с миром. Под естественной информацией он понимает сведения о реальности (например, о радуге и книгах). Культурная же информация – сведения для реальности (например, рецепт или партитура). Электронное общение – это информация, подобная реальности, – то, что мы называем виртуальной реальностью. Боргман утверждает, что естественная и культурная формы информации нуждаются в целенаправленном покровительстве и заботе, чтобы они не утратили свою способность создавать koinonia. Наша способность распознавать природные знаки в окружающем мире может лишь усилить наше понимание и помочь по достоинству оценить существование родственной связи с иными творениями Бога. Мир говорит с нами на языке, совершенно непохожем на строго инструментальный. Эта культура речи находит свое естественное выражение в евхаристии, где наша вербальная культура и Слово Божье обретают наиболее явную взаимосвязь. Это приобщает нас к этике коммуникации, которая вызывает к жизни общность, искреннюю речь, открытое общение, где проповедуемое Слово Божье обеспечивает всем возможность высказаться и быть услышанными (Barns 2001:70).

Если мы привнесем воображение, вдохновленное родственностью и общностью, в нашу обыденную жизнь, то, вероятно, сможем противостоять господству инструментальной логики и убаюкивающему влиянию технологической культуры. Мы можем начать больше ценить безусловную важность создания и поддержания здоровых взаимоотношений в социальной, экологической и духовной жизни. Тогда это может помочь нам обрести верное представление об истинной человеческой способности к творчеству. Тогда вопрос о путях развития этики технологии встанет перед нами самым серьезным образом. Как нам в процессе творческого поиска обнаруживать, ценить и заботиться о процветании исполненных любви отношений друг с другом, окружающим миром и Богом? Человеческая креативность носит глубоко родственный характер. Истинная способность к творчеству – это выражение нашего родства с Богом и его творениями. Каждый раз, когда наш технологический взгляд на мир и технологическая деятельность отрицают это родство, мы утрачиваем наше творческое начало и не можем жить по образу и подобию Бога.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

Barbour, Ian G. Ethics in an Age of Technology. San Francisco: HarperSanFrancisco, 1993.

Barns, Ian. 2001. Living Christianly in a Technological World. Неопубликованная работа.

Berdyaev, Nicolas. The Destiny of Man. London: Geoffrey Bles, 1937.

Borgmann, Albert. Technology and the Character of Contemporar y Life: A Philosophical Inquiry. Chicago: The University of Chicago Press, 1984.

Technology and the Crisis of Contemporary Culture. American Catholic Philosophical Quarterly (70). 1996. 33–44.

Ellul, Jacques. The Technological System / Пер. Joachim Neugroschel. New York: Continuum, 1980.

Gunton, Colin E. The Promise of Trinitarian Theology. Edinburgh: T&T Clark, 1991.

Heidegger, Martin. The Question Concerning Technology. – В кн. Martin Heidegger: Basic Writings: From Being and Time (1927) to the Task of Thinking (1964) / Под ред. David Farrell Krell. 2nd ed. San Francisco: HarperSanFrancisco, 1993.

Lathrop, Gordon W. Holy People: A Liturgical Ecclesiology. Minneapolis: Fortress Press, 1999.

Peters, Ted. God – The World’s Future. 2nd ed. Minneapolis: Fortress Press, 2000.

White, Lynn Jr. The Historical Roots of Our Ecological Crisis // Science (155):1203–1207, 1967.

Winner, Langdon. Autonomous Technology. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 1978.

Wu, Alan. Designing a Future or Tempting Fate, [cited 24 September 2005], 2005. Доступно на: http://www.abc.net.au/rn/bigstories/s1371255.htm.

Перевела с английского Мария Кузнецова

Марина Савельева 

Нанотехнологии: мифический характер научного опыта познания

Ныне в философской литературе весьма популярно мнение о том, что общество движется от мифа к мифу, в том понимании, что любая ситуация не просто может осмысливаться или интерпретироваться рационалистически или иррационалистически, но сама по себе, объективно содержит и рациональное, и иррациональное содержание. Следовательно, она может не только познаваться и изменяться мыслящим субъектом, но внутренне содержит импульсы к развитию, которые субъект не способен предугадать и на которые не способен повлиять.

Это означает, что истолкование мира, в котором живет человек, как семантического пространства ныне оказывается не вполне продуктивным. Есть ситуации текстового характера и есть ситуации, где текст отсутствует, поскольку отсутствует принцип их познания. То есть, являясь по содержанию частью человеческого мира, эти ситуации, по сути, трудно назвать «человеческими» в силу их непознаваемости ни в данный момент, ни когда-либо. В этом случае сферы рационально и иррационально понимаемых вещей оказываются абсолютно автономными и непротиворечивыми, поскольку утрачивают единство основания для взаимоотношений.

Иными словами, современный миф есть следствие (и основание) утраченного единства мира. А поэтому это уже не традиционная рефлексия в сторону нетрадиционных вещей, а попытка формального вмешательства в самоё структуру мышления; это не просто изменение смысловых акцентов, а влияние на сам принцип формирования мышления.

Это попытка изменения самого статуса рефлексии в процессе миро-освоения с помощью введения нового принципа познания: «нетрадиционным вещам – нетрадиционная рефлексия». Поэтому сегодня миф характеризуют более конкретно, – как социальный миф, – как то, что не только продуцирует пространство социальных отношений, но и само с необходимостью этим пространством создается.